Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Масочный режим

Театр-Театр классическую драму поставил в жанре слэшера

29 марта 2022 г.

Поделиться

Твитнуть

Оговоримся сразу: определение лермонтовского «Маскарада» (16+) в версии режиссёра Филиппа Григорьяна и драматурга Ольги Федяниной как «слэшера» — это ни в коей мере не негативная оценка, а всего лишь констатация факта; и, если задуматься, этот «низкий» жанр кинематографа окажется весьма подходящим для воплощения на сцене истории о женоубийстве.

В традиционном прочтении «Маскарад» — это трагедия русского «лишнего человека», бледного, разочарованного героя, который слишком хорош, чтобы выдержать бремя подозрений и возможную неверность супруги. Это «Отелло» на российской почве, игра судьбы и интриг, противостоять которым Евгений Арбенин не может, ибо сам по натуре не интриган; его недоверчивость — производная от его доверчивости: он скорее поверит в неверность жены, чем в «хитросплетённые» козни друга, который к тому же ему обязан.

Прошло 200 лет, и эта структура уже не срабатывает. История о женоубийстве — это не романтично, а мерзко, и убийца — не герой и даже не жертва, а злодей, причём не романтический, а просто злодей. Именно так читается этот сюжет в реалиях современной светской жизни, куда авторы спектакля перенесли его действие. Евгений Арбенин, князь Звездич и другие герои — выходцы из «девяностых»: начинали ещё подростками с «напёрсточков», совершенствовались в карточном шулерстве, побывали «на зоне», обзавелись криминальными контактами, подзаработали и вышли в люди. Возможно, стали «авторитетными депутатами»… Как водится, окружили себя красивыми женщинами, но от бандитских привычек и замашек не избавились.

Деромантизация героев на сцене порой совершенно безжалостна: эпизоды карточной игры происходят буквально на нарах; Звездич, напившись, лежит в горе мусора, а баронесса Штраль деловито собирает пустые бутылки в полиэтиленовые пакеты; опозоренного Звездича команда урок запихивает в мусорный бак. Начинается же действие в больнице, куда привозят Арбенина с вспоротым животом — кишки, натурально, наружу; здесь финал представлен в качестве завязки, а основное действие — это флешбэк, предыстория.

Основным светским событием здесь «назначен» не маскарад, а «ах, вернисаж, ах, вернисаж» — роковая потеря браслета с последующей его передачей не в те руки происходит на модной выставке академической живописи. Баронесса, Звездич и Нина здесь — и персонажи модной тусовки, и герои картин, оживающих, как в «Гарри Поттере». Посетители, разумеется, в масках — премьера состоялась 24 февраля, когда масочный режим ещё не отменили даже в Москве, и «противоковидные» маски всё ещё непременное условие любого публичного события. Вот вам и маскарад современности.

Вернисаж обставлен по последнему слову музейной моды — элегантный дизайн (Филипп Григорьян, Влада Помиркованая), красивый свет (Сергей Васильев); в целом же сценография постмодернистски эклектична, как и постановка в целом, а уж костюмы (Влада Помиркованая)… Здесь гусарский ментик, «гончаровские» платья с высокой талией и турнюры с перьями — с одной стороны — уместны так же, как и арестантские робы, смокинги с бабочками и люрексовые лосины — с другой. Если уж мы «женим» высокий стиль классической стихотворной драмы с прозой нашей жизни, то всевозможные гибриды — производные этого союза — неизбежно будут яркими и разнообразными.

«Низкий» жанр — как-никак, мы имеем дело с криминальной драмой — то и дело напоминает о себе: например, во вставных музыкальных номерах, ничем не напоминающим о мюзиклах, столь частых на этой сцене. Альберт Макаров здесь не поёт, поют актрисы, которые обычно выступают в традиционном драматическом жанре, а мелодии — вопиюще эстрадные, вызывающе развесёлые (музыка Андрея Борисова). Из того же разряда вставных музыкальных номеров — стильный и эффектный танец заключённых (хореограф — Анна Абалихина), где есть и элементы русской разудалой пляски, и современная эстрадная акробатика.

Понятно, что актёры здесь не должны играть памятных по старой советской экранизации красивых героев. Евгений Арбенин в исполнении Альберта Макарова убивает жену не в состоянии аффекта, измучившись от ревности и непонимания, как ему поступить; для него убийство — достаточно привычное дело, вполне в его «понятиях», он совершает его, едва отрываясь от компьютерной «стрелялки». Несомненно, Макаров — настоящий премьер этого театра: большое удовольствие следить за тем, как в нём соединяются разные начала — светский лоск, бандитская циничность и редкие всплески истинных чувств, потому что жену он всё же любит, просто убить «изменницу» надо, иначе ребята не поймут.

Дебютантка этого года Людмила Прохоренко, играющая Нину, абсолютно безжизненна. Она говорит невыразительным голосом, даже когда умоляет её пощадить и вызвать доктора. Неблагодарная роль для молодой актрисы, которой наверняка хочется показать себя публике, однако приходится соответствовать задаче — играть «живой труп»: по мысли постановщиков, настоящее убийство происходит не тогда, когда Арбенин приносит жене отравленное мороженое, а тогда, когда он начинает подозревать её в измене, — в этот момент он в лучших традициях слэшера перерезает Нине горло, и большую часть спектакля Людмила Прохоренко разгуливает по сцене в потёках крови, да и спать укладывается в гроб, словно вампир.

Сложно было и Степану Сопко, который в этом сезоне мигрировал в Театр-Театр из ТЮЗа. Его герой — князь Звездич — разгуливает при полном гусарском параде, говорит высоким стихом, а действовать должен как мелкий уголовник. С эпатажной иронией авторы спектакля придали этому несимпатичному персонажу портретное сходство с Лермонтовым, который, по воспоминаниям современников, обладал абсолютно несносным, неуживчивым характером. Уж деромантизировать - так всех, включая автора!

В этой «карточной колоде» героев особо запоминается баронесса Штраль — типичная «героиня «Татлера» (Алиса Санарова). Ей единственной дозволено быть живым человеком, достоверным как в обстоятельствах исторической драмы, так и с поправкой на современность.

Авторы ввели в действие персонажей, которых у Лермонтова нет и быть не может: это Неизвестный и Слуга — так они обозначены в программке, но названия эти условны и сути героев не раскрывают. Неизвестный (Михаил Чуднов), конечно, в пьесе есть, но лишь в финале, здесь же он активно присутствует на протяжении всего спектакля; это не человек, а чудище, лохматое, клыкастое и рогатое, гибрид гориллы и Крампуса, которое размахивает сучковатой дубиной и говорит гулким басом, плотоядным и глумливым. Слуга (Антон Девятов) — тоже чудище, тощее и кровавое, с зашитыми глазами и раскроенным черепом. Оба персонажа существуют вовсе не в реальности, скорее, в воспалённом уме героя, а ещё вернее — в его душе, это её тёмные стороны и силы, недаром оба получили фрагменты текстов, которые Лермонтов предназначал Арбенину.

Филипп Григорьян с командой поступили с Евгением Арбениным совершенно безжалостно: ни симпатии, ни сочувствия он не вызывает. Для зрителей это сложно: гораздо легче полюбить спектакль, если есть возможность полюбить его героя. Интересно, как авторы пермского «Маскарада» обошлись бы с другим классическим Евгением — Онегиным? Он ведь ничуть не лучше: играл чувствами девушек, застрелил приятеля…

То, что сюжеты о женоубийстве существовали на протяжении всей истории человечества, но при этом воспринимались по-разному, подтверждает оформление фойе, где маркетинговая команда ТТ расположила информационные баннеры о женоубийствах в мифологии, истории, литературе и современности.

Абьюз, сексизм и объективация, а не игра страстей и рока.