Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Невыносимая лёгкость бытия Юрия Жаркова

Уединившийся в маленькой деревне художник создаёт новую пермскую деревянную скульптуру

23 июня 2020 г.

Поделиться

Твитнуть

Объезжаем Краснокамск, сворачиваем на Майский, плутаем по живописным перелескам, холмам и лужайкам, как снегом, покрытым белыми цветами. Здесь на обочинах уже продают первую землянику… Последние два километра до деревни Сюзьва — грунтовая дорога. В слякоть не проехать, лучше электричкой. В советское время здесь был пионерлагерь, работали школа, фельдшерский пункт, магазин, а теперь только автолавка приезжает дважды в неделю.

Живут в Сюзьве пенсионеры, дачники и… Юрий Жарков.

Юрий Жарков, тот самый. Человек театра, артист и художник, глава известнейшей тюзовской династии. Больше 20 лет он был главным художником Пермского ТЮЗа, где его жена Татьяна Жаркова — ведущая актриса и режиссёр, дочь Ксения Жаркова — актриса, режиссёр, драматург и автор знаменитых капустников, а зять Иван Донец — артист и постановщик сценических боёв.

Дача в Сюзьве приобреталась 15 лет назад на скромные артистические сбережения как место, где можно на свежем воздухе «выгуливать» внуков, но ей была предназначена другая судьба — судьба творческой мастерской и места откровения.

Юрий Жарков — из тех художников, у которых не только глаз талантлив, но и руки. Для театра это драгоценное качество. Его первая работа — спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» Лысьвенского театра, куда Жарков и его жена Татьяна, оба — первые выпускники Пермского института культуры по специальности «культурно-массовая работа», отправились по распределению. Чтобы украсить «шапку Мономаха» «самоцветами», Юрий по объявлению собирал старые зубные щётки, отрезал от их ручек цветные кусочки, придавал форму и полировал, а «золотые» мантии шил из церковной парчи, найденной в чулане полуразрушенного храма.

С тех пор изобретательность и умение работать с предметами реди-мейд — фирменные черты Жаркова-сценографа. Достаточно вспомнить хотя бы спектакль Михаила Скоморохова «Охота жить!» по рассказам Шукшина, где Жарков создал образ деревни, используя лишь лаконичные старинные наличники. Наличники он, кстати, из дома притащил, как и многое другое, что пригодилось ему в театральных работах. Он вообще ничего не выбрасывает, наоборот: если находит какую-то старую вещь, которая может найти применение в какой-нибудь творческой работе в будущем, тут же в дом тащит.

Сценография этого спектакля оттого вышла столь удачной, что деревенская тема, тема «уходящей натуры», народного характера, личных корней — всё это очень близко художнику.

Однажды у Жаркова диагностировали весьма неприятную болезнь. Врачи делали неблагоприятные прогнозы, обещали в лучшем случае полтора года жизни… Было это три года назад. Он поселился в Сюзьве, где сам построил дом, обзавёлся курятником; было дело, и коз держал. Летом у него весело: соседи-дачники, семья гостит, друзья наезжают… А зимой он коротает время в компании трёх дворняг, связанных сложными родственными узами, и двух кошек и утверждает, что ничуть не тяготится одиночеством. Напротив: одиночество ему нравится.

Деревенский «эрмитаж» художника — это мастерская, украшенная многочисленной и разнообразной антикварной мебелью, жи­вописью и графикой, в том числе портретами хозяина, уютной печкой и обширным, но совершенно неканоническим иконостасом — это не место поклонения, а выставка икон, увенчанная настоящей церковной резьбой: из превращённой в советский клуб чердынской церкви выбросили её фрагменты, а Жарков как раз был в этом городе на гастролях с ТЮЗом и со свойственной ему рачительностью подобрал. В центре мастерской — по-барочному роскошное низкое кресло, вокруг которого — заготовки скульптур, резцы, маленькая электрическая дрель. Тут создаётся новая пермская деревянная скульптура.

Это именно пермская, а не просто деревянная скульптура. Преемственность по отношению к мастерам XVIII—XIX веков, чьи работы выставлены в Пермской художественной галерее, очевидна. И тематика, и эстетика скульптур Жаркова так или иначе связаны со знаменитым пермским феноменом.

Художник признаётся, что тема деревянной скульптуры — одна из главных в его жизни: «Я деревянную скульптуру люблю в любом проявлении: литовскую, северную… Архангельская деревянная резная икона — потрясающая! А с пермской деревянной скульптурой я с детства знаком. Ребёнок я был продвинутый, часто бывал в галерее и сразу с порога уходил в залы строгановской иконы и деревянной скульптуры. Это то, что меня интересовало всегда».

Первая деревянная скульптура, которую Юрий вырезал в 18 лет, всегда рядом с ним в мастерской — это изображение ребёнка в венке из листьев. Зовут малыша Егор.

«На первом курсе института я был очень общительным, завёл множество знакомств, — рассказывает Жарков. — У нас были замечательные педагоги — актёры драматического театра Владимир Гинзбург, Валерий Дроздов, Александр Донец… Донец, с которым мы потом породнились через детей, вёл у нас сцендвижение, а аккомпаниатором у него была Лида Королёва — замечательный музыкант, автор музыки ко многим пермским спектаклям. Мы сильно сдружились, и она познакомила меня со Степаном Колюпановым (Степан и Людмила Колюпановы — пермские художники, скульпторы, эмальеры, авторы панно «Наука», украшавшего боковой фасад НИИУМСа. — Ред.). Колюпанов подарил мне два резца и бревно, из которого я и вырезал Егора.

Эта скульптура всегда со мной, переезжает с квартиры на квартиру. А однажды она спасла жизнь моей дочери. Ксюхе было года два, она только начинала ходить. У нас был на стене подвесной бар, и он начал падать, а Ксения оказалась под ним. Если бы там же не стояла скульптура, бар упал бы прямо на неё, а так — Егор принял удар на себя».

Совпадение или нет, но старшего сына Ксении Жарковой зовут Егор.

Деревянного Егора Юрий Жарков время от времени доделывает, улучшает, но никак не завершит. Эта скульптура — из разряда вечно не оконченных работ.

В 2008 году Жарков показал на персональной выставке скульптуру «Христос деревни Сюзьва». «Новый компаньон» писал тогда: «…Выдающаяся работа, новый взгляд на эстетику и содержание пермской деревянной скульптуры. Лик Христа, вырезанный из обожжённого бревна, в «терновом венце» из лагерной колючей проволоки в концентрированном виде рассказывает о Пермском крае буквально всё. По словам Жаркова, идея этой скульптуры возникла у него, когда он увидел в деревне остов полусгоревшей избы».

Так, время от времени наведываясь в Сюзьву, дачник Жарков понемногу вырезал что-то из дерева, а когда переселился в деревню окончательно, взялся за это дело всерьёз. Как-то привезли ему дрова, да такие хорошие, свежие, крепкие, с красивыми прожилками и сучками, что художнику стало жалко их сжигать, и он стал вырезать святых, Христа, ангелов, златогривых львов…

Почему именно эти сюжеты? «А какие ещё? — недоумевает Жарков. — Все сюжеты мировой культуры можно найти в Библии. Я не религиозный фанатик, но мне это близко и понятно. В пермской деревянной скульптуре каждый резчик говорил о своём, о себе. Вглядываешься в сидящего Спасителя и видишь, из какой он деревни. Кого же нам вырезать ещё? Суперменов? Не хочу. Лучше уж Христа. Вот только на распятие я никак не могу решиться, хотя очень люблю Соликамское распятие».

Работы Жаркова подтверждают его мысль о том, что «каждый резчик говорит о себе, о своём». Многие скульптуры — портреты самого Жаркова, благо его внешний облик вполне живописен, а за три деревенских года стал прямо-таки иконописным: высокий, худой, узкое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами и бородой, с пронзительными голубыми глазами, обведёнными драматичной тёмной тенью.

Среди любимых персонажей художника — Никола Можайский. Коллекция Пермской галереи подтверждает, что и резчики прошлых веков его любили. В 2012 году на конкурсе капустников «Солёные уши» Жарков вышел на сцену в образе этого святого из галерейского собрания с объявлением «Сниму угол»: капустник, сочинённый Ксенией Жарковой, иронизировал над тем, что для коллекции Пермской галереи никак не найдётся новое помещение. ТЮЗ тогда в конкурсе победил.

Среди скульптур, вырезанных Жарковым в Сюзьве, есть несколько Никол. Какие-то — абсолютно каноничные, строго по классической иконографии сделаны, другие — по характеристике самого художника, «постмодернистские», с серьёзными отступлениями от канона. Как именно резать скульптуру, а порой и что именно резать, подсказывает Жаркову дерево — его складки, прожилки и сучки. К фактуре дерева он максимально чуток: вот изображение Богородицы с младенцем, Юрий называет его «Нотр-Дам», потому что складки одеяния Марии падают, образуя подобие портала готического собора — так расположились слои древесины. А вот скульптура «Король Артур»: складки его плаща — это почти не обработанный древесный скол.

Да, среди персонажей Жаркова вовсе не только Христос и святые, есть и мифологические, фольклорные, литературные герои. Иногда он берётся за какой-то библейский сюжет, а выходит нечто совсем другое — то, что дерево продиктовало. Как-то скульптор начал вырезать Адама и Еву. Взялся за поленце, а у него такой круглый изгиб древесины, так хорошо ложащийся в руку… Получилось аппетитное пузико, да ещё и с пупком, — и вот выходит никакой не Адам, а очень симпатичный наглый сатир. А вместо Евы, соответственно, нимфа.

Сейчас Жарков снова приступил к Адаму. Интересно, что получится.

То, что деревянная скульптура Жаркова — это феномен, абсолютно авторский и абсолютно пермский, понимают многие ценители. Эти работы уже неоднократно выставлялись — и в Доме художника, и в Арт-резиденции, и на «Арт-Перми». Нынешним летом планируется большая выставка только из деревянных скульп­тур работы Жаркова в Усолье в рамках фестиваля колокольных звонов. Вот только непонятно, состоится ли…

В этих работах парадоксально сочетается мастерство профессионала и народный, наивный взгляд на жизнь; непритворное благоговение и ирония; нарочитая слащавость и житейская суровость, которую диктует материал. Это очень современный подход к классическим традициям, бережный, но свободный от стереотипов.

Неожиданное, отчасти вынужденное деревенское занятие стало не просто новым явлением в изобразительном искусстве Прикамья. Это открытие Юрия Жаркова в совершенно новом качестве: если раньше он был театральным художником, то теперь стал просто художником — без всяких уточнений, определений и обстоятельств.