«Театр — это аналоговое искусство»
Интервью с главным режиссером Пермского театра оперы и балета Маратом Гацаловым
Марат Гацалов был назначен главным режиссером Пермского театра оперы и балета в декабре 2019 года. На протяжении трех месяцев он отказывался от контактов с прессой, и вот, наконец, согласился. Отсюда — первый вопрос интервью.
Константин Долгановский
— Что происходило за эти три месяца?
— Театр — сложный организм: много людей и нюансов, которые надо учитывать. Эти три месяца я знакомился с театром, пытался понять, как здесь всё устроено. Главное, чем я занимался на протяжении этого времени — знакомился с людьми и с репертуаром, убеждаясь снова и снова, что это один из лучших театральных коллективов в стране.
— К каким выводам привели ваши наблюдения?
— Ну, во-первых, стало понятно, что нужно всерьез заняться формированием репертуара. Как я понял, в последние годы театр работал по системе stagione, когда спектакль играется какое-то время несколько раз, а потом исчезает. Было много копродукций с зарубежными театрами и фестивалями. Отсюда — одна из задач, которые я перед собой поставил: создать в театре постоянный оперный репертуар. В балете эти вопросы стоят не так остро, благодаря многолетней системной работе руководителя балетной труппы Алексея Мирошниченко.
Моя должность предполагает разработку и реализацию художественной стратегии развития театра. Для этого в числе прочего нужно было совершить «сто пятьдесят» командировок, со многими встретиться, провести переговоры, обсудить идеи, согласовать сроки и так далее.
Создание нового оперного репертуара, разработка его принципов — это довольно кропотливая и долгая работа, которую мы ведем вместе с генеральным директором театра Андреем Борисовым, его советником Дмитрием Ренанским, главным дирижёром Артемом Абашевым, главным хормейстером Евгением Воробьёвым, директором оперной труппы Медеей Ясониди, другими коллегами. Это мозговые штурмы, во время которых мы вырабатываем стратегию, я делюсь своими соображениями, коллеги делятся своими.
Художник Ксения Перетрухина однажды рассказала мне историю — не знаю, правда это или нет, но я полюбил эту легенду. Якобы у Уолта Диснея была идея трех комнат: в одной комнате все придумывали идеи, во второй думали, как эти идеи реализовать, и только в третьей комнате — критиковали. По-моему, это прекрасно, и мы попробовали работать в таком режиме.
Результатом этой работы стали объявленные нами репертуарные планы, в которых мы в ближайшие два года будем делать акцент на российскую режиссуру, инвестировать в нее. Ситуация в этой сфере довольно тревожная, особенно в оперной сфере.
— Вы по профессии режиссер. Наверняка хотите не только организовывать деятельность театра, но и работать режиссером...
— Конечно! Я буду ставить в нашем театре спектакли. Мои постановки запланированы почти на три года вперед, часть из названий мы уже обнародовали, часть назовем позднее.
— Оперный театр в мире и в Перми тоже — это точка столкновения между очень архаичной, очень классической режиссурой и вообще классическим подходом, который подразумевает костюмный театр с массой условностей, — и современной режиссурой, которая демонстрирует новые подходы. Это почва для постоянной дискуссии. Какую позицию в этой дискуссии занимаете вы?
— Не имеет никакого значения, расписной задник, исторические костюмы или современные. Бывает современный театр в классических костюмах и декорациях, и это актуальный, острый театр — и бывает абсолютно несовременный, допотопный театр в якобы современных декорациях и современных костюмах. Вопрос не в том, какие костюмы на сцене, а в том, кто это делает и как он мыслит о жизни, о той реальности, в которой мы живем. Театр всегда рефлексирует по поводу «здесь и сейчас», по поводу окружающей нас реальности, исследует ее.
— Ваше назначение стало сенсацией в Перми. Вокруг него возникло множество версий и домыслов. Не могли бы вы прокомментировать, как это произошло, и сыграло ли роль то, что вы уже работали в Перми, в Театре-Театре со спектаклем «Пьяные»?
— Не знаю, сыграло ли это роль, но произошло всё довольно просто. Генеральный директор театра Андрей Борисов позвонил мне и предложил встретиться. Мы встретились в Москве, поговорили, нашли общий язык и решили, что будем работать вместе.
Это было неожиданно для меня, но в Мариинском театре я уже получил, так сказать, «прививку» музыкального театра, когда ставил оперу Рихарда Штрауса «Саломея» с Валерием Гергиевым. Так что, когда поступило предложение из Перми, я с радостью его принял.
Константин Долгановский
— Несмотря на то, что в театре сейчас нет художественного руководителя, Андрей Борисов при случае подчеркивает, что Теодор Курентзис по-прежнему является важным фактором в жизни этого театра. А вы уже знакомы с Курентзисом? Вам удалось наладить контакт?
— Я был знаком с Теодором и до того, как вступил в должность. Конечно, период его руководства театром был, безусловно, ярким, но сегодня наш театр живет новой жизнью.
При всем этом, Теодор — художественный руководитель Дягилевского фестиваля, и мы, конечно, находимся во взаимодействии. Я буду рад поработать с ним.
— Вы планируете совместные спектакли?
— Конечно, сейчас всё корректируется, но мы планируем выпустить в рамках Дягилевского фестиваля премьеру оперы Моцарта «Дон Жуан».
— Кстати, о коррекции планов. Вы здесь оказались в такой драматический момент, когда из-за коронавируса в театральном мире всё рушится. Вы можете как-то прокомментировать ситуацию в театре, связанную с карантином?
— Мы соблюдаем все правила безопасности и продолжаем работать. Сегодня нельзя играть спектакли для зрителя, мы можем только транслировать их онлайн. Многие зрители готовы и хотят видеть эти трансляции, вчера (18 марта — ред.) у нас был показ записи «Балетов Михаила Фокина», который на разных каналах в сумме собрал 90 тысяч просмотров!
— Гораздо больше, чем зал театра!
— ...Но проблема в том, что эти технологии противоречат самой природе театра. По большому счету — давайте говорить откровенно — это невозможно. Театр — живой контакт. Сегодня все театры в мире делают трансляции, но мы ищем другой вариант. В ближайшее время мы объявим о запуске альтернативного проекта. Мы ищем возможности новой коммуникации со зрителем. Это сложная задача, но интересная.
(Марат Гацалов имеет в виду проект «Один на один», суть которого была разъяснена в официальном релизе театра 20 марта — ред.)
— Говорят, что, когда вы собрались переезжать в Пермь, вам пресс-служба театра собрала целую полку книг о Перми, и вы их все прочитали. Это правда?
— Нет, не совсем. Наталья Овчинникова (руководитель департамента по связям с общественностью театра — ред.) дала мне книгу Владимира Абашева «Пермь как текст», но я её еще не прочитал, потому что было много дел. Слышал, что книга замечательная, прочитаю непременно.
— Вы перебрались в Пермь вместе с семьей, стало быть, намерены обосноваться здесь всерьез и надолго?
— Мой договор с театром — на год с дальнейшей пролонгацией на три.
— Вы очень серьёзно погружаетесь в культурную жизнь Перми, бываете на всех важных событиях. Какое у вас впечатление от Перми, от местной культурной ситуации?
— Слишком мало времени прошло, чтобы делать выводы, а давать оценки я вообще не люблю. Могу сказать только о своих ощущениях. Я вижу зрительные залы, вижу, что пермский зритель воспринимает неизвестное как хорошую возможность. Чаще всего, когда режиссер предлагает новую систему координат и кодировок, она очень часто вызывает агрессию со стороны тех зрителей, которые привыкли к банальному и понятному им театру.
А в Перми процент публики, готовой воспринимать новые формы искусства, довольно высокий. Это в том числе и заслуга нашего театра, тех лет, когда здесь появлялись работы режиссеров с мировым именем.
— Планируете ли вы сотрудничество с какими-то другими театрами Перми, кроме оперного?
— Конечно! Еще до назначения в Оперный у меня было приглашение на постановку в один из пермских театров, спектакль должен выйти осенью нынешнего года.
(По информации «Нового компаньона», речь идет о постановке пьесы Александра Островского «Таланты и поклонники» в Театре-Театре — ред.)
— В последние годы создается впечатление, что пульс актуальной театральной жизни бьется не в академических театрах, а в небольших, как правило, частных проектах, основанных творческими людьми. Во всяком случае, в Перми это так. Это временное явление или тренд, и как в этой ситуации вести себя большим театрам?
— У больших театров огромная ответственность перед той большой армией зрителей, которые приходят в залы в течение года. Конечно, академические театры и маленькие частные компании существуют в разных условиях, но принципиальной разницы между большой и малой сценами нет: режиссура — она везде режиссура.
Если же говорить о ситуации в Пермском оперном театре, где, действительно, в течение нынешнего сезона не было премьер, то нужно воспринимать это спокойно и понимать, что нынешний сезон — переходный. Я, придя три месяца назад, взялся выпустить премьеру в кратчайшие сроки: никто не планировал в начале сезона выпускать «Дон Жуана», но мы решили, несмотря на почти нереальные сроки, пойти на это и завершить сезон премьерой. И мы ее выпустим.
Должны были пройти премьеры балета «Анюта», капитальное возобновление оперы «Богема»... С «Богемой», как говорится в том прекрасном фильме («Полет над гнездом кукушки» — ред.), мы хотя бы попробовали. Почти 90 % состава участников спектакля — новые, так что это очень серьезное возобновление, почти полноценная премьера. Режиссера Филиппа Химмельманна и его ассистента не выпустили из Германии, и мы попробовали репетировать по скайпу. Я относился к этой идее с большим скепсисом: есть тонкая связь между режиссером и артистом, между дирижером и оркестром... Нужен непосредственный, прямой контакт! Мы провели одну репетицию, и стало понятно, что — никак. Театр — это аналоговое искусство.
«Богему» мы все-таки выпустим, но в концертном исполнении, надеемся, в те же строки, которые были объявлены ранее. А полноценную премьеру переносим, ориентировочно, на осень 2020-го.
Константин Долгановский
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.