Три «О». Пётр Оборин
Завершение истории об известной семье пермских художников
Окончание. Начало в №1 и №2 за 2017 год
Художник Пётр Оборин был главным не только в семейном трио, состоящем из него самого, жены и дочки, но и долгое время в художественной жизни огромной Молотовской области, по размерам населения и территории сопоставимой с небольшой европейской страной. В его биографии много числительного «первый».
Пётр Оборин. «Башкирский мотив». 1970-е годы
Пётр Оборин принимал участие в первой выставке молотовских художников, которая состоялась в 1939 году. В 1957-м он присутствовал на первом съезде художников СССР в Москве, потому что первым из пермских художников получил всесоюзную славу за картину «Первый успех» 1954 года. Он же первым взялся делать пантеон портретов ВИП-персон культуры региона. У него была одна из первых мастерских в Перми — одну из комнат художественного фонда разделили напополам. Это был старый дом на ул. Пушкина в три комнаты. Он же первым из председателей Пермского союза художников взялся за работу всерьёз.
В дневнике 1955 года Оборин пишет: «Ездил в Свердловск узнать […] как решаются орг. вопросы. Свердловские приспособили церковь под мастерские в несколько этажей. Там 86 членов и кандидатов в СХ. На республиканской выставке участвует 21 художник — 45 работ. По приезде [в Молотов] поставил вопрос о мастерских. […] 29 ноября. […] По требованию Москвы очиститься от пассивных, неработающих творчески художников исключили семь человек. Ликвидировали непрофильное производство (вывески и т. д.) Отчислили людей, не имеющих никакого художественного образования, — 15 человек. Попробовали ликвидировать дикое пьянство».
Последнее искоренить не удалось, а вот вопрос с мастерскими решился положительно: в 1962 году на Горках появились первые дома с мансардами для художников, а чуть раньше в городе открылись художественный салон и целый Дом художника!
Именно 1950-е годы были временем триумфа Петра Оборина. Он сделал важный карьерный шаг: вступил в партию, стал парторгом фонда и начал учиться в вечернем университете марксизма-ленинизма. Без этих ритуальных жестов двери социального лифта не открывались. В 1953 году его избрали председателем Пермского союза художников. Он занимал эту должность четыре года.
Про картину «Первый успех», написанную в 1954-м, много писали, но повторимся: она попала в нерв того непростого времени.
Победное десятилетие завершилось получением отдельной квартиры на Горках: «…двухкомнатная, сырая. На первом этаже, низкая, тёмная. Галя как вошла — заплакала».
При этом оба они — и Пётр, и Галина Оборины — ни роскошью, ни богатством никогда не были избалованы. Оба, кстати, из многолюдных старообрядческих семей. Пётр родился в Лысьве в 1917 году. В своём дневнике он писал: «В голодный 1921 год отец перевёз семью в деревню Каракшино, где строил дом на месте старого пепелища». Сейчас о том, что здесь когда-то была деревня, напоминает только крест, установленный в 2010 году во время акции «Вернём деревне имя». Деревня Каракшино оказалась малой родиной поэта-фронтовика Поликарпа Шестакова, известного в Лысьве, и потому её тоже отметили, а совсем не из-за Петра Оборина.
Пётр Оборин. «Туман на Вильве». 1983 год
В Гражданскую войну деревня Каракшино оказалась на линии фронта: на одном берегу реки — красные, на другом — белые. Когда начался бой, мать испугалась и всех пятерых ребятишек затолкала (да нет, зашвырнула как котят!) в подпол. Главное, чтобы живыми остались! Кто-то шишками и царапинами отделался, а Пётр сильно повредил ногу. Может быть, даже и сломал, а перелом неправильно сросся. В итоге он всегда прихрамывал, и это в какой-то мере определило его судьбу, скорректировав его планы в пользу более непосредственных занятий, рисования например.
В 1990-е годы в интервью он говорил, что очень любил рисовать в детстве. Бумаги не было, карандашей тоже, поэтому рисовал углём на дровах! В изокружке при Дворце культуры Лысьвы всё было; с тех пор простым карандашом на обычной бумаге Пётр Оборин может изобразить всю вселенную — и видимый и невидимый мир.
Окончив школу, он остался работать во Дворце культуры Лысьвы помощником художника. А спустя несколько лет его университетом стал Пермский художественный техникум, а первой работой — клуб завода №19 им. Сталина, второй — краеведческий музей.
О том, как для него началась война, Пётр Оборин записал в дневнике: «20 июня 1941 года я получил в музее отпуск. 22-го мы с Мишей Косинским сидели у меня на террасе. Я писал с него этюд. Мы собирались идти за билетами в Москву поступать в институт (работы приготовили). Вдруг на улице закричали: «Война! Молотов говорит!» Мы кинулись к радио, Миша побежал домой — повестка. Так рухнули наши надежды».
Дочери Петра и Галины Обориных к этому времени было чуть менее двух лет.
Пётр Оборин. «Осенний пейзаж». 1975 год
18 декабря 1942 года в его дневнике записано: «Сегодня закончилась конференция членов союза художников, которая продолжалась три дня. Переизбрали правление. Наконец-то «свергли гнёт» и почувствовали себя как-то лучше. В состав правления вошёл и я».
С тех пор он — правильно сказать — пахал. «Началась бесконечная работа по наглядной агитации», — писал он. Он брался за всё: писал портреты кизеловских шахтёров, делал эскизы игрушек, написал несколько панно для будущей экспозиции музея, оформлял городской сад к Новому году…
Это где-то в других мирах художники ждут вдохновения, в Молотове-Перми живописцы работали с полной отдачей сил, как шахтёры. К тому же Пётр Оборин был коммунистом, и партия всё время посылала его решать свои идеологические задачи. Художник охотно откликался, но природная честность и порядочность, чувство стиля в конце концов, не давали ему уютно встроиться в парадигму и жить, «стригя» купоны с «Первого успеха». Более того, в конце 1980-х в своём дневнике он свою работу в партии назвал «невольничьей».
Вот запись в его дневнике от 24 сентября 1955 года: «Получил из Москвы командировку для работы в деревне на два месяца (3000 руб.). Поверил газетам, что горожане едут на село, и решил писать картину «Горожане — колхозные новосёлы». […] В «новосёлах» разочаровался — шум был зряшний».
Пётр Оборин. «Пейзаж с луной». 1985 год
А вот что он пишет в июне 1962 года: «По радио идеологические шабашники творят духовную баланду».
Оборин вообще был остр на язык. Так, однажды он написал: «Посмотрел выставку «Прикамье индустриальное». Впечатление: ни Прикамья, ни индустрии».
Самое сложное время жизни Петра Оборина, по всей видимости, началось после смерти жены Галины Обориной в 1969 году. Она была его стержнем. Новый брак, заключённый в 1973 году с Татьяной Сесюниной (1921—1999), закончился разводом. Она ушла к художнику Олегу Коровину. В марте 1984 года Пётр Оборин писал: «По телефону сказал Зырянову (парторг) о разводе. Смеётся: оказывается, все давно знают. Коровин под хмельком похвастался».
Начался же нисходящий тренд много раньше. Лаконичная запись от 15 сентября 1970 года слишком многое говорит посвящённому читателю: «День рождения. Омрачил день художественный совет — не принял сказки». Не принять сказки — значит оставить художника без денег. Сделать это в день рождения — почерк «особых» людей. Их тогда в руководстве было много.
Тогда же, в 1970-е годы, Пётр Оборин после конфликта с соседом по мастерской сжёг часть своих картин. В 1990-е годы, вспоминая об этом, не выразил сожаления, только сказал, что холсты, написанные маслом, очень долго горят — три дня.
Про то, как нехорошо обошлись с Обориным, пишет и художник Александр Репин в своих письмах: за год до пенсии (1976—1977 годы) старейший художник Перми не получал заказов — не давали! А значит, не имел заработка, что печальным образом отразилось на размере его пенсии.
Но слава богу, есть друзья, как пелось в песне того времени.
Пётр Оборин. «Цветение». 1980-е годы
Пётр Оборин очень дружил с писателем Алексеем Домниным (1928—1982). У них были свои особые отношения. «Гойё ты моё, Ван-Гог твою Мане», — так Домнин ругался на Оборина.
Приятельствовал со Львом Кузьминым: по крайней мере, новый, 1971 год встречали в Голованово у Кузьминых. «Пировали в лесу на снегу у ёлки», — пишет Оборин. С Олегом Коровиным тоже сильно дружил. Кто ж знал, что так выйдет.
Но главным его другом была дочь, а рефреном в дневнике фраза: «Одно утешение: «Мы сами не знаем, в чём наша польза».
Конечно же, всё это время Пётр Оборин самозабвенно работал: пейзажи, натюрморты, портреты… Последние часто делал на заказ — этим и жил. Заказчики были разными: милиция порта Пермь, бригада карбамидчиков, пожарные... Последние, посмотрев заказанную картину «Пожар в деревне», дали такие указания: «Непонятна марка машины, не то положение насоса!»
В конце 1980-х жить стало ещё сложнее, в том числе в бытовом плане. «1988 год. 14 января. Больше полутора часов в очереди — сдать анализ крови. В 5 ч. партсобрание. Дрязги. Куда бежать? Некуда…»
1990-е годы многих напугали. Вот и поэт Игорь Тюленев, разговаривая с художником в его 75-летний юбилей, не удержался от реплики: «Наше время обрушилось камнем с утёса, не многие смогут устоять, и Оборин один из них. Не может он, по его словам, перестроить мозги и заняться коммерческой живописью, а пишет не торопясь, как и писал, «служенье муз не терпит суеты».
Это, как выяснилось, и есть самое верное — служить искусству, а не мамоне или идеологии. 1990-е годы стали ренессансом Петра Оборина. По крайней мере, по количеству персональных выставок и газетных публикаций не сравнить с 1970-ми или 1980-ми. «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым…» — как пелось в другой советской песне.
Разумеется, вокруг стали виться разные дельцы. «Француз Берже (умер). Туда ушли мои лучшие работы как в пропасть (четыре штуки)», — писал Пётр Оборин в конце жизни. Что за француз? Какие картины? Как вообще так получилось? Много ещё загадок у этой истории. Да и сам Оборин — человек с секретом. Ждут внимательного исследователя километры его записей. Как бы то ни было, несмотря на потери, он снова оказался наверху.
Какое-то время подъёмной силой была чистая сила искусства: тогда же, в середине 1990-х, взошла звезда не только Петра Оборина, но и Александра Репина, абсолютно недооценённого в советское время художника. Жаль, оба недолго пожили в атмосфере любви и почитания, потому что посмертных персональных выставок оказалось ещё больше! Одна только галерея «Марис-Арт» минимум четыре персональных выставки Петра Оборина провела под говорящим названием «Осень с патриархом».
Первый успех наконец-то сменился подлинным: искушённый пермский зритель увидел множество мощных работ Петра Оборина, написанных в разных жанрах, в том числе в таком необычном, как магический реализм. Как написала Юлия Баталина: «Пётр Оборин в нём работал, когда и самого термина ещё не было».
Оказалось, во всех работах Петра Оборина бьётся жизнь, колористически они выверены как по нотам, а композиционно безупречны.
Вадим Зубков, арт-директор галереи «Уникум»:
— Пётр Оборин до сих пор совершенно не изученный, а может, и не понятый художник. Хотя он, наверное, самый интересный экспрессивный символист второй половины XX века. Объектом для его работ стали мифы, легенды и «чертовщина» — особенности эпохи и строя. Но даже портреты реальных людей, например поэта Домнина, его автопортреты созданы в этой манере. И они потрясающи по пластике и цветовому решению. В работах Оборина много экспрессии и большое философское начало. Очень грустно, что его знают плохо, поверхностно и в основном по заказным худфондовским работам. Его биография (так же, как и у Репина) тянет на роман.
В сентябре этого года Петру Оборину исполнилось бы 100 лет, и это хороший повод вспомнить пермского первопроходца живописи, мощного человека и настоящего художника с непростой судьбой.
Материалы по теме
Три «О». Елена Оборина
Продолжение истории об известной семье пермских художников. Начало в №1 за 2017 год
Три «О». Галина Оборина
Начало истории об известной семье пермских художников
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.