ХАННА АРЕНДТ: ТОТАЛИТАРИЗМ - ЗЛО ХХ ВЕКА

ПОБОРНИЦА "ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ"

Ханне Арендт (1906-1975) по праву принадлежит одно из мест в первом ряду политических мыслителей ХХ века. Причем ее творчество не стало достоянием истории, пусть даже новейшей, а проложило мосты в будущее.

Родилась она в Ганновере в еврейской семье, основательно укоренившейся в немецкую духовную культуру. Семья принадлежала к среднему классу, но придерживалась социал-демократических взглядов. Отца (он был по профессии инженером) Ханна лишилась еще в 7-летнем возрасте. Тем не менее она получила великолепное образование в университетах Марбурга, Фрейбурга и Гейдельберга. Среди ее учителей такие мировые величины, как М. Хайдеггер, Э. Гуссерль, К. Ясперс.

Во время учебы в Марбурге она пережила бурный роман с М. Хайдеггером, который был старше ее на 17 лет. Хотя воззрения Х. Арендт всегда отличались оригинальностью, но мощное интеллектуальное влияние Хайдеггера так или иначе сказалось на них.

В Гейдельберге судьба свела ее с другим выдающимся философом - Карлом Ясперсом. Можно сказать, что мудрый и благородный Ясперс в какой-то мере заменил Ханне отца. В семье Ясперсов она чувствовала себя как дома. Ее диссертация на тему "Понятие любви у Святого Августина", опубликованная в 1929 году, была подготовлена под руководством Ясперса.

С приходом к власти нацистов в январе 1933 года жизнь молодой женщины, решившей посвятить себя науке, круто меняется. Весной этого года Х. Аренд подверглась кратковременному аресту. Это был сигнал тревоги. Вместе с матерью она конспиративным путем перебирается в Прагу. После этого некоторое время ей удалось поработать в Женеве в Международной организации труда - одном из подразделений Лиги Наций. Наконец, Париж, где Х. Аренд участвует в международном антифашистском движении. Нацистская оккупация вынудила ее покинуть Францию и эмигрировать в США. Там она активно занималась публицистической деятельностью и еще до окончания второй мировой войны приступила к работе над книгой о сути нацизма.

Хотя Х. Арендт прижилась в США, получила в 1951 году американское гражданство, но ее мысли и эмоции в большей мере были связаны с Европой и, естественно, с Германией. На ее взгляд, спасти Европу от ужасов ХХ века, избавить ее от национализма, вновь ввести Германию в европейскую семью способна только федерация европейских государств.

"Проблема зла будет фундаментальным вопросом послевоенной интеллектуальной жизни", - писала еще в 1945 году Х. Арендт. Своей миссией в борьбе со злом она считала создание труда о тоталитаризме. Первоначально он был задуман как книга о нацизме, но постепенно замысел становился шире, и к германскому опыту подключался советский. Существенным стимулом тому послужила начавшаяся летом 1950 года война в Корее.

Появившаяся в 1951 году на английском языке книга "Происхождение тоталитаризма" принесла Ханне Арендт всемирную известность. Конечно, было достаточно и критических суждений, но все они касались частностей. Практически никто не оспаривал целого. Блестяще написанное произведение захватывало читателей, воздействовало не только на их разум, но и на чувства, побуждало не только к размышлениям, но и к сопереживанию и даже к действию.

Ханной Арендт была написано еще немало книг, ставших событиями в интеллектуальной жизни Запада. Она удостоилась многих премий (Лессинга, Фрейда, Эмерсона-Торо), особенно престижной была Копенгагенская премия Зоннинга за вклад в европейскую цивилизацию (1975). Среди ее лауреатов представлены У. Черчилль, Н. Бор, Б. Рассел. Теперь уже есть премия имени самой Ханны Арендт. Ее присуждает Дрезденский институт по исследованию тоталитаризма. На днях лауреатом этой премии стала известная российская правозащитница Елена Боннэр.

Х. Арендт не желала быть "философом" в смысле носителя некой абстрактной мудрости. Очень точно суть ее подхода раскрывает один из интерпретеров ее идей: "Всякий чувствует постоянное напряжение между остаточной данью Арендт философии и ее естественным предпочтением (и даром) к политическому и моральному истолкованию, тем, что она называла интеллектуальным действием".

Таким действием и было ее творчество, через которое красной нитью проходила зловещая тема тоталитаризма. "Если мы хотим жить на этой земле, - говорила она, - ...мы должны стремиться вести непрерывный диалог о сущности тоталитаризма".

"УЖАСАЮЩАЯ ОРИГИНАЛЬНОСТЬ"

Самым решительным образом Х. Арендт подчеркивала принципиальную новизну и своеобразие тоталитаризма. Тем самым она вступила в явное противоречие, например, с авторитетнейшим философом Карлом Поппером, на чей взгляд, уже от платоновского идеального государства тянулась нить генетической связи с современным тоталитаризмом.

Для Х. Арендт тоталитаризм - феномен ХХ века. Она против тех, кто вольно или невольно "облагораживал" тоталитаризм, возлагая ответственность за него на европейскую духовную традицию. Более того, она видит в нем прямое отрицание этой насыщенной духом гуманизма традиции.

Конечно, она анализирует различные истоки тоталитаризма: расизм, антисемитизм, империализм, но по сути своей это явление беспрецедентно. Оно резко отличается от тех форм власти, с которыми имеет сходство, в частности, от авторитаризма: "Начало авторитаризма во всех существенных отношениях диаметрально противоположно началу тоталитарного господства. Если оставить в стороне его укорененность в римской истории, авторитаризм в любой форме всегда стесняет или ограничивает свободу, но никогда не отменяет ее. Тоталитарное же господство нацелено на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще, а отнюдь не на ограничение свободы, сколь бы тираническим оно ни было". Вообще, стремление к неограниченной власти "содержится в самой природе тоталитарных режимов. Такая власть прочна только в том случае, если буквально все люди, без единого исключения, надежно контролируются в любом проявлении их жизни". Цель тоталитаризма в конечном счете заключается "в перерождении самой человеческой природы".

Как известно, политику принято считать искусством возможного, тогда как фундаментальное убеждение тоталитаризма сводится к тому, что "возможно все", т. е. невозможного для него не существует.

Ханна Арендт видит "только две аутентичные формы тоталитарного господства: диктатура национал-социализма после 1938 года и диктатура большевизма после 1930 года". Здесь, видимо, сказались давние симпатии автора "Происхождения тоталитаризма" к левым кругам. Для нее советский тоталитаризм тождественен сталинизму, а Ленина она не включает в эту систему связей.

Как бы ни отличались друг от друга разные типы тоталитаризма, их сближает "новизна" и "необычность" тоталитарной формы правления. "Где бы тоталитаризм ни приходил к власти, - отмечала Х. Арендт, - везде он приносил с собой совершенно новые правовые институты и разрушал все социальные, правовые и политические традиции данной страны".

Мудрости прошлого, убеждена Х. Арендт, недостаточно для понимания политического опыта нашего века: "Все, что мы знаем о тоталитаризме, демонстрирует такую ужасающую оригинальность, которую не могут преуменьшить никакие притянутые за уши исторические параллели". Ни прежний концептуальный лексикон, ни традиционные метафоры не в состоянии выразить существенные черты нового явления.

Заслугой Х. Арендт является и разработка методологического и понятийного инструментария для исследования неизведанного феномена.

ТОТАЛЬНОСТЬ ТЕРРОРА

Ханну Арендт интересовала не столько структура тоталитарного режима, сколько его глубинная подоплека; она видела в нем главным образом зло, а не какой-то механизм власти. Это зло воплощается прежде всего в тоталитарном терроре; в нем "истинная сущность данной формы правления". В этой связи стоит обратить внимание на мысль Арендт о том, что для тоталитаризма террор не просто средство устрашения, а именно сущность.

Таково коренное отличие тоталитарного режима от нормального правового государства. Отсюда и такой принципиальный вывод: "В тоталитарном государстве... место позитивных законов занимает тотальный террор". У одних, в советском варианте, это выглядело как реализация воли Истории, ее "железных" законов классовой борьбы; у других, в нацистском варианте, это представало как осуществление заповедей Природы, законов борьбы рас. Террору тоталитарного типа присущ перманентный, т. е. непрерывный и постоянный, характер. Это, конечно, не значит, что ежедневно казнят какое-то количество людей. Бывают и относительно "спокойные" времена. Однако дамоклов меч террора угрожающе нависает над каждым из подданных тоталитарного режима. Сегодняшние палачи вполне могут стать завтрашними жертвами. В этом проявляется суть режима, где, по словам Арендт, царит "перманентное беззаконие".

Право есть то, что хорошо для тоталитарного вождя и его окружения. Вождя Арендт сравнивает с мотором, приводящим в движение весь механизм власти. Вокруг него обычно создается аура недоступной тайны, соответствующая его "непостижимому превосходству"; воля фюрера - закон для партии. Ядром власти являются "сверхэффективные и сверхкомпетентные службы тайной полиции", которые "находятся над государством и за фасадом показной власти, в лабиринте множества учреждений со сходными функциями". Эта тоталитарная полиция "полностью подчиняется воле вождя, который единолично решает, кто будет следующим потенциальным врагом".

Хотя террор и главный элемент тоталитарной системы господства, но не единственный. Одного только террора недостаточно, "чтобы направлять и вдохновлять человеческие действия". Для управления поведением своих подданных тоталитарному режиму, по словам Х. Арендт, "нужно одинаково хорошо подготовить каждого и на роль жертвы, и на роль палача. Эту двустороннюю подготовку... осуществляет идеология".

"Идеологии" - это различные "измы", которые, по убеждению их сторонников, объясняют буквально все на свете, причем из одной какой-нибудь предпосылки. Они, говорит Арендт, безвредны и безопасны, пока в них не верят всерьез. Когда же эти идеологии превращаются в каркас жестких логических систем, возведенных на базе первой исходной посылки, будь то борьба классов или борьба рас, то в конечном итоге и возникает тотальное упрощенное объяснение всего и вся. С помощью подобной идеологии воспитывается тупая преданность, утверждается принцип: "партия всегда права".

И большевики, и нацисты весьма преуспели в деле идеологической обработки масс. Они сумели заручиться их широкой и довольно прочной поддержкой, которую нельзя обеспечить одним лишь страхом. Хотя у Ханны Арендт нет термина "тоталитарный консенсус", но фактически речь идет именно о нем. В его основе сочетание многих факторов, в том числе тех, что заложены в самом массовом обществе.

В оценке уроков тоталитаризма Арендт не скрывает тревоги: "Кризис нашего времени и его осевой опыт выдвинули совершенно новую форму правления, которая как возможность и постоянная опасность, похоже, останется с нами надолго, точно так же, как остаются с человечеством другие формы правления, возникавшие в разные исторические моменты и основанные на разных базисных видах опыта, - монархии, республики, тирании, диктатуры и деспотии, - несмотря на их временные поражения". Вместе с тем было бы неверно рассматривать тоталитарные тенденции как нечто неизбежное, предопределенное.

"ОСТРОВА В ОКЕАНЕ ИЛИ ОАЗИСЫ В ПУСТЫНЕ"

На долю Ханны Арендт досталось немало упреков за ее весьма критическое отношение к западному массовому потребительскому обществу, к принципу парламентского представительства и всеобщему голосованию. Звучали обвинения в антидемократизме, элитизме и т. п.

Действительно, ее идеалу свободы и демократии ближе древнегреческие полисы, чем современные западноевропейские страны и США. На ее взгляд, как раз небольшое пространство древнегреческого государства-города "было областью свободы". Демократия в полисах базировалась на активном участии граждан в общественной жизни, тогда как теперь граждане отдают предпочтение частной жизни. "Участие" требует от человека гораздо большей самоотдачи, нежели просто голосование.

Она считала необходимым обогатить современную демократическую теорию и практику за счет таких традиционных качеств, как гражданственность, умеренность, публичность.

Видимо, по аналогии с полисами, Арендт полагала, что наиболее благоприятной средой для "участия" являются локальные добровольные ассоциации, возникающие по инициативе самих граждан. Не случайно одним из тягчайших последствий тоталитаризма она считала подавление свободного, спонтанного начала в общественной жизни.

Отсюда же ее интерес к революциям. Негативно оценивая революционный террор и прочие эксцессы, она внимательно анализировала всплески народной инициативы, приводившие к созданию каких-то организаций вне всяких революционных партий и, более того, неожиданных для них. Это могли быть "революционные общества" времен Французской революции или же секции Парижской коммуны. Под таким углом зрения она взглянула на Советы в России, особенно 1905 и 1917 годов, до того как большевики превратили их в свой послушный инструмент. Наконец, Советы, порожденные Венгерской революцией 1956 года.

Наиболее близка была ей мысль одного из отцов-основателей США, трертьего президента этой страны Т. Джефферсона об "элементарных республиках". Под ними этот выдающийся государственный деятель и политический мыслитель подразумевал самые малые ячейки американского федерализма, где доминировало гражданское самоуправление общинного типа. Благодаря такой непосредственной связи с живущими в тесном контакте друг с другом людьми на местах, надеялся Джефферсон, голос всего народа мог быть в полной мере выражен и учтен в ходе принятия решений.

Пусть эти спонтанные формы окажутся поначалу "островами в океане или оазисами в пустыне", но именно в них, уверена Арендт, сильнее всего дух свободы и демократии. Они могут послужить примером для тех, кого не удовлетворяет современная массовая демократия.

При этом следует учесть, что Х. Арендт усматривает в "элементарных республиках" не альтернативу устоявшимся формам и процедурам представительной демократии, а дополнение к ним. О чем бы она ни писала, она никогда не упускала из виду опасность тоталитаризма: "Тоталитарные решения могут спокойно пережить падение тоталитарных режимов, превратившись в сильный соблазн, который будет возобновляться всякий раз, когда покажется невозможным смягчить политические и социальные проблемы или ослабить экономические страдания способом, достойным человека".