По направлению к тексту
В Перми поставили «Волнение» Ивана Вырыпаева
Считается, что только Вырыпаев может «правильно» ставить Вырыпаева, но множество режиссёров пытается доказать — и доказывает, что это не так. В Перми отважные попытки предприняли Марат Гацалов в Театре-Театре и уже дважды — молодой режиссёр Николай Гостюхин, учредитель частного театрального бюро «Процесс», позиционирующий себя как ученик Вырыпаева.
Гостюхин вызывает истинное восхищение умением выстроить мощный пиар, мобилизовать масс-медиа и социальные сети и привлечь на свои спектакли зрителей — причём отборных, качественных зрителей, завсегдатаев лучших премьер и фестивалей. Хотя бы поэтому игнорировать его спектакли никак невозможно — ведь они, как ни крути, становятся событиями.
«Волнение» (18+) публика встретила восторженно. Даже с учётом обилия в зале родственников и знакомых участников проекта аплодисменты, «браво» и цветы выражали искреннюю благодарность и чистый зрительский восторг. Да и я, чего греха таить, хлопала от души, ибо в «Волнении» мы находим то, чего всегда, порой подсознательно, ищем в театре — интересную интригу, блистательный текст, ярких героев. Правда, по крайней мере, два из этих трёх ингредиентов надо записать в заслуги драматургу, а не постановщикам, но Гостюхин с командой по крайней мере не испортили пьесу Вырыпаева, дав зрителям насладиться этим творением и ничем их не раздражая во время процесса наслаждения. Это уже дорогого стоит.
Другой вопрос: а добавил ли режиссёр что-то к тому, что написал драматург? Ведь пьеса и спектакль — всё-таки произведения разные, даже из разных видов искусства.
Здесь, конечно, есть вопросы.
Гостюхин относится к тексту Вырыпаева очень трепетно, даже слишком. Он воплощает его точно до буквальности. Его предыдущий спектакль — «Иранская конференция» — напоминал скорее актёрскую читку, чем полноценную постановку. Получился спектакль... о конференции, тогда как пьеса Вырыпаева совсем о другом — о сложности современного мира.
Нечто подобное случилось и с «Волнением», хотя и в меньшей степени.
«Волнение» — это история о том, как польский журналист Кшиштоф Зелинский берёт интервью у американской писательницы польского происхождения Ульи Рихте. Агент писательницы Стив Ракун (его фамилия в переводе с английского значит «Енот») и её дочь Натали Блуменштайн предупреждают корреспондента, о чём с Ульей ни в коем случае нельзя разговаривать. Разумеется, злобный журналюга именно об этом-то и спрашивает. А Улья Рихте — нет, чтобы разозлиться, она... Нет, не ждите спойлеров.
Можно ли сказать, что «Волнение» — это пьеса про интервью? Или про журналистику? Или про писательское творчество? Нет, конечно. Вырыпаев — сплошной постмодернизм, сплошные парадоксы и умозрительные конструкции. Фабула в его пьесах — именно такая конструкция, изящная, но выполняющая служебную функцию оформления и поддержки главного — сюжета, то есть движения и развития мысли, а не событий. Герои — тоже служебные фигуры, условные — при всей характерности и жизнеподобии каждого персонажа; они нужны для трансляции мысли Вырыпаева, её причудливой логики — в «Волнении» каждая следующая реплика опровергает предыдущую то частично, а то и полностью.
Это нужно, чтобы поговорить об очень сложной и очень современной истории — о границах дозволенного в нашей жизни, в современной жизни, где всё так быстро меняется. Взаимоотношения полов, историческая память, вопросы национальности и вероисповедания — все табу и ценности в этих темах, как выясняется, не вечны. Лёгкий флирт, ещё вчера совершенно безвредный и даже лестный для женщины, сегодня может быть воспринят как преступление, а тема Второй мировой войны и концлагерей потенциально токсична для автора. В то же время вчерашние запреты на глазах рассыпаются и уходят в небытие — признаться в том, что ты гей, в наши дни примерно то же, что признаться, что ты левша. Отмена стереотипов воспринимается консервативными людьми как нечто возмутительное, но невозможно этому противостоять — всё меняется.
Вот об этом — «Волнение» Ивана Вырыпаева.
А о чём же спектакль Николая Гостюхина? Об интервью. Из многослойной ткани пьесы режиссёр и актёры используют лишь верхний слой — фабульный. На сцене — буквальная иллюстрация к тексту пьесы, выполненная без выдумки, но очень старательно. Невозможно не оценить тщательность подхода, особенно в том, что касается актёрской игры. Всё это так профессионально! Речь, сценическое движение, жесты, мимика — во всём этом читается: «Я актёр. Я играю роль».
Роли играются ровно столько, сколько длится реплика. Говорит реплику Улья Рихте (Елена Старостина) — все остальные сидят и молчат. Реплика переходит к Стиву Ракуну (Вячеслав Чуистов) — замирают все прочие. Когда интервью превращается в полное безобразие, а Кшиштоф Зелинский (Алексей Каракулов) и его собеседница нарушают все установленные границы, Стив Ракун и Натали Блуменштайн (Екатерина Вожакова) — охранники этих границ — должны, по идее, активно пытаться это безобразие прекратить, но каждую возмутительную реплику писательницы они терпеливо, неподвижно и бесчувственно выслушивают, и лишь дав Улье договорить и поставить увесистую интонационную точку, пытаются протестовать. Опять, как и в «Иранской конференции», возникает ощущение, что это — костюмированная читка, а не спектакль.
Главная роль — писательницы Ульи Рихте — создавалась Вырыпаевым в расчёте на Алису Фрейндлих, к её юбилейному бенефису. Так и видишь в этой острохарактерной роли Юлию Борисову, Веру Марецкую или кого-то ещё из великих театральных старух. Елене Старостиной, всеми любимой звезде Театра-Театра, с этой ролью, конечно, повезло, но... Она не только не старуха, сколько бы ни пытались её загримировать, но и не играет старуху. Она всё время остаётся собой — красивой женщиной, достойно себя несущей. В ней нет вредности, въедливости и стервозности, которых предостаточно в характере Ульи.
Это же можно сказать и о её собеседнике. Алексей Каракулов — прекраснейший, интеллигентнейший человек, тонкий артист, мы все его за это любим. Он, как нынче говорится, «ни разу» не злобный журналюга, который ради громкой сенсации маму родную скушает. Какой бы текст он ни произносил в этом спектакле, он остаётся собой — Алексеем Каракуловым.
Каждое слово из написанного о Каракулове можно отнести и к Вячеславу Чуистову.
Приятно удивила Екатерина Вожакова: она сильно изменилась, стала острее, энергичнее, злее — в самом хорошем смысле этого слова.
Ставка на актёрский профессионализм — это всегда хорошо, зритель оценит. Но в этом ансамбле два исполнителя очень выделяются, и они оба — не профессионалы.
Дмитрий Нескоромный, в жизни — шоумен и ведущий развлекательных событий — оказался совершенно на своём месте. В роли фотографа Майкла он органичен и приятно удивляет естественностью. В нём единственном нет ни капли наигрыша.
Текст от автора произносит сам Николай Гостюхин. Это логично: он в некотором смысле и есть автор, — но всё равно неубедительно, потому что прежде чем выходить на сцену, ему стоило бы заняться своей речью. Совсем не хочется в этом спектакле слышать пермский говорок, в котором половина гласных «съедается».
Между тем, спектакль сделан вполне «по-взрослому». Так, для него специально написана музыка, которая достойно и очень эффектно оттеняет действие: самые «волнительные», эмоциональные пассажи звучат там, где действительно стоит поволноваться. Подобран достойный музыкальный ансамбль: автор музыки Алексей Кестнер — за роялем, остальные музыканты — из оркестра Театра оперы и балета. Звукорежиссёр тоже поработал на «пять».
Ну, и самое трудное — сказать о костюмах и декорации. Удивительно, что Ксения Перетрухина, непревзойдённый мастер сценографии из предметов реди-мейд, упомянута на сайте «Волнения» в качестве «консультанта по сценографии». Насколько была велика её консультативная роль, судить сложно, но декорация представляет собой очень невыразительный подбор предметов интерьера. Мало того, что подобраны они странно (хотя некоторые сами по себе прекрасны, например, вазы или инкрустированный бар), но ещё и выстроены в линеечку вдоль сцены, лишив её глубины и заодно напрочь загородив пианиста.
С костюмами всё совсем странно: это тоже подбор, причём подбор «от спонсора» (в качестве художников по костюмам указаны модельер, она же владелец бутика, и стилист). Мужчины здесь выглядят как витринные манекены для демонстрации костюмов, а главная героиня... Тут лучше промолчать. Лишь жёлтая шапочка фотографа Майкла может считаться интересной театральной находкой.
Кстати, умение Николая Гостюхина привлечь спонсоров и собрать средства на постановку вызывает уважение. Кроме шуток.
Перечитав текст, я подумала, что, возможно, слишком строга к этому спектаклю. Ведь удовольствие от просмотра — было, и никто его не отменял. Участникам проекта удалось донести до зрителей и своеобразный юмор Вырыпаева — зал смеялся, и смеялся над действительно остроумными репликами, — и его парадоксальность. Наверняка многие думали над текстом пьесы после спектакля, обсуждали его дома.
Всё-таки драматургические произведения надо смотреть и слушать, а не читать. За эту возможность Николая Гостюхина следует поблагодарить, но всё же хочется ему пожелать поставить что-то не из Вырыпаева. Любопытно, как ему дастся текст не столь раскрученный или, наоборот, классический, известный всем наизусть.
P.S. Хотела назвать этот материал «Не волнуйтесь!», но побоялась, что поймут неправильно.
Предлагаем также прочесть репортаж со skype-talk с Иваном Вырыпаевым.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.