«Для меня город всегда был важнее театра»
Никита Чунтомов
Долгожданная встреча с Теодором Курентзисом, бывшим художественным руководителем Пермского театра оперы и балета, эмигрировавшим в Санкт-Петербург и вернувшимся в Пермь в новом качестве, произвела странное впечатление.
Дирижёр не первый раз проводит мероприятие в формате public talk, однако на прежних подобных встречах он сам задавал тему разговора, касаясь, в первую очередь, музыки и рассказывая о глубоко прочувствованном и тщательно продуманном; получалось это у него практически так же прекрасно, как интерпретация симфоний Малера. Невозможно забыть, как он на заседании «Клуба депутатов» рассуждал о «Свадьбе Фигаро» Моцарта! А как рассказывал о симфониях Шостаковича на ночной встрече с народом в фойе театра оперы и балета!
Здесь же, в частной филармонии «Триумф» поздним вечером 3 декабря, темы задавали зрители, а Курентзис вынужден был говорить в основном о себе. Присутствовавшая на встрече директор оперной труппы Медея Ясониди заметила, что Теодор — человек очень незаносчивый, необходимость говорить о себе вызывает у него неудобство. Впрочем, чтО и как он говорил, по большому счёту, не важно, ведь смысл был не в содержании разговора, а в самом его факте: пермской публике показали, что обожаемый Теодор вернулся, что он по-прежнему с нами, что он рад этому и у нас открываются новые блестящие перспективы сотрудничества. Недаром в разгар беседы модератор Оксана Гекк передала микрофон министру культуры Пермского края Вячеславу Торчинскому, который признался, что на протяжении последних месяцев постоянно общался с Курентзисом, а также рассказал смешную историю их знакомства.
Никита Чунтомов
Ждать от подобного события бомбических откровений было бы наивно. Тем не менее были произнесены некоторые важные слова, которые стоит зафиксировать.
О Перми и пермяках:
— Я очень счастлив вас видеть. Мой дом здесь. Приятно вернуться домой после долгого отсутствия и встретиться с вами! Я люблю Пермский край и пермских зрителей. Пермский зритель — самый важный зритель для музыкальной культуры России. Мои коллеги, люди, которые меня окружают, музыканты MusicAeterna говорят то же самое: здесь, в Перми, происходит воспитание современного зрителя. Я считаю, что работа в театре оперы и балета была лишь началом большого пути, и Пермь — по-прежнему «план Б» будущего русской культуры. Этот план по-прежнему для меня важен.
Никита Чунтомов
Об искусстве быть собой и умении слышать тишину:
— Если бы я оказался на необитаемом острове, я легко прожил бы там три месяца. Самая большая проблема в нашей жизни — мы не находим возможности побыть наедине с собой. Нам кажется, что нам будет неинтересно наедине с собой, что мы — неинтересные люди... Мы всё время окружены шумом, «белым» шумом, даже сейчас... (Смотрит в потолок, откуда доносится шум кондиционера, они в «Триумфе» слишком громкие для концертного зала, — ред.) Самое большое сокровище в современном мире — это тишина. Однажды я был в vacuum room, помещении, абсолютно изолированном от звуков. Сначала — ощущение, будто заложило уши, потом начинаешь слышать своё сердце. Свою кровь... Мозг ищет нарушения тишины — и находит.
Никита Чунтомов
Наша чувствительность к звуку падает с веками. В XVIII веке клавесин считался очень громким инструментом, а сейчас мы вынуждены его подзвучивать, иначе он не слышен в оркестре. В те годы самым громким звуком была молния (наверное, имеется в виду гром, — ред.), а сейчас кругом искусственные звуки, все эти автобусы.
Малер в последний год жизни побывал на Ниагарском водопаде. Сел на берегу и сказал: «Наконец-то фортиссимо!»
Тишина — это пространство, которого мы боимся, потому что это отсутствие жизни, смерть. Но оно необходимо, чтобы услышать свой голос, иначе мы можем потерять его в шуме. Исчезает свой голос — исчезает своё лицо, а ведь цель в нашей жизни — найти себя, своё лицо. Мы постоянно скрываем истинное лицо, носим маски, распределяем роли: «Ты играешь эту роль, а я — эту». Роли никогда не исчезают, ведь мы всегда в обществе, всегда в диалоге, всегда в соревновании с кем-то. Тишина — это голос истины и свободы, свободы от амбиций. Когда вы — совсем один, а потом встречаетесь с друзьями, они замечают, что вы изменились. А это показалось ваше настоящее лицо.
Я бы очень хотел уйти в монастырь на три месяца и побыть один. Я не боюсь.
О своей музыке:
— Я пишу музыку, но не исполняю её, а ещё я пишу стихи и публикую под чужим именем, которое я вам не назову. Мне есть что сказать, но я не хочу заставлять людей слушать, не хочу пользоваться своей популярностью, чтобы продвигать свою музыку и свои стихи. Если моя музыка хорошая, какой-нибудь музыкант обязательно захочет её исполнить.
У меня нет детей. К сожалению. Пока. Но если бы они были, я бы не стал выставлять их перед гостями и не заставлял бы читать стихи. Это не мой стиль. Если в ребёнке что-то есть, он сам это найдёт, без нажима.
О бескорыстии и любви к людям:
— Лицо человека — это отражение лица Бога. Если не любишь людей, невозможно любить Бога.
Каждый должен понимать, бескорыстно ли мы помогаем. Вот пример: кто-то чувствует себя виноватым, у него есть деньги, он их отдаёт на благотворительность и чувствует себя легче. Бескорыстен ли он? Корыстен. Бескорыстен только тот, кто об этом не думает.
О безупречности (ответ на вопрос, как он чувствует, что пора заканчивать репетировать и можно исполнять музыку):
— Такого не бывает: времени на репетиции всегда не хватает. Времени вообще не хватает! Люди придумали часы и минуты, чтобы организовать свою жизнь, но часы, минуты, годы, отведённые на что-то, — это всегда недостаточно. Вот ребёнок. Он учится 12 лет в школе, потом шесть лет в университете, потом аспирантура, докторантура... И что? Он стал образованным человеком? Нет, потому что времени, отведённого на образование, всегда недостаточно. Я до сих пор учусь.
Времени всегда мало, словно керосина в баке самолёта, который может не долететь до цели. Отсюда — вечный страх не успеть. Мы привыкаем жить в этом стрессе. Мы хотим всё делать быстрее — быстрее передвигаться, быстрее общаться. А это — смерть цивилизации. Будущее цивилизации — это замедление. Прекрасно, что в этот вечер мы не пользуемся телефонами (использование телефонов во время встречи было запрещено, — ред.). Мы же помним, а некоторые уже не помнят, что совсем недавно мы прекрасно жили без мобильных телефонов, без интернета, но мы чаще встречались и были более пунктуальными.
О душе:
— Надо говорить не «у меня есть душа», а «я есть душа, и у меня есть тело».
Любимые поэты:
— Гомер, Эсхил, Эврипид, Софокл, Эзра Паунд, Т. С. Эллиот, Йоргос Сеферис, Владимир Маяковский, Георг Тракль, Шарль Бодлер, Стефан Малларме, Одиссеас Элитис, Мильтос Сахтурис, Поль Элюар, Поль Валери, Даниил Хармс, Александр Сергеевич Пушкин, Эдгар По.
Никита Чунтомов
О красоте:
— Представьте, что вы смотрите фильм, в котором прекрасная семья прекрасно проводит время, живёт прекрасной жизнью. Вам надоест через 10 минут, потому что это всё — не лечит. В жизни так не бывает. В жизни, хочешь не хочешь, есть конфликт. Диссонанс очень важен для гармонии.
Достоевский сказал то, что он сказал («Красота спасёт мир», — ред.), и это правда, просто настоящая красота — не такая, как мы себе представляем. Для нас красота — это изящество, гармония... Но есть и другая красота, которую невозможно объяснить, — красота духа, которая не обязана соблюдать пропорции.
Я видел одну собаку. Рыбак поймал рыбу и кинул её на землю. Рыба начала умирать, собака заплакала и стала сталкивать её в воду. Вот это красота, а не в девушках в популярных телепередачах.
Красота — это не сказка, а правда.
Об искусстве:
— Искусство — это когда мы можем через то, что видим или слышим, говорить о чём-то другом. Каждый звук из Первой симфонии Чайковского мы можем услышать в автомобильной пробке на улице Ленина, но это — не искусство. Это хаос, а симфония — это гармония. Гармония возникает, когда формируется замысел, — так художник находит ключ к хаотичному миру.
Я не стал бы играть музыку, написанную компьютером, это исключено.
Вот пример из архитектуры. Мы хотим открыть ресторан и оформить его в классическом стиле, а получается ужасающий китч, потому что современная лепнина — это пластик, который штампует машина. Он идеально симметричный! А когда декор создаёт человеческая рука, как в Версале, в Эрмитаже, то он не идеально симметричный, и это даёт дыхание интерьеру. Человеческий дефект — это и есть искусство.
О проекте «Дау»:
— «Дау» — это эксперимент, это машина времени, которая изучает, что применяли тоталитарные режимы, чтобы уничтожать ангелов, духовных людей. Во времена сталинизма учёных, с одной стороны, поддерживали, а с другой — сажали в тюрьмы. Святой Лука Крымский — настоящий ангел. Те пытки, которые он перенёс, — это искушение, которое обожествляет, когда его преодолеешь (архиепископ Крымский Лука — жертва политических репрессий, провёл в заключении 11 лет, позже был реабилитирован и в 2000 году канонизирован, — ред.). Какие страхи испытывали Ландау, Шостакович? Репрессии, антисемитизм... И не только в Советском Союзе — это было во всём мире. «Дау» — это история, которая даёт возможность непредвзято посмотреть на всё это. Это не просто фильм, а большой организм, в нём, может быть, что-то скучно, что-то пугает... Основная часть будет представлена на Каннском фестивале 2020 года.
О Дягилевском фестивале:
— Дягилевский фестиваль очень важен. Для меня всегда город был важнее театра. Сейчас мы начинаем плотно работать с разными площадками — «Заводом Шпагина», ДК им. Солдатова...В Перми должно продолжаться развитие. В оркестре театра есть первоклассные музыканты, они очень дорого стоят. Это выдающиеся люди. И они — здесь. Они — лидеры. Моя мечта — просто приехать в Пермь на уик-энд и сходить послушать уникальный спектакль в театре. Для этого нужно воспитать новую генерацию людей, и Дягилевский фестиваль способствует этому воспитанию. Он будоражит театральную жизнь.
И не забудьте туризм! Фестиваль надо расширять каждый год. Должна быть большая российская традиция: каждый год посещать Дягилевский фестиваль — это must.
Для меня это большой вызов. Мы с MusicAeterna любим Пермь и делаем это для наших друзей в этом городе и для нашего зрителя.
О детской мечте:
— Когда я был ребёнком, я мечтал стать археологом. Археолог Шлиман, который откопал Трою, однажды нашёл украшения Елены Прекрасной. Он надел их на свою жену, и они сели ужинать. А потом он отнёс их в музей. Так часть прошлого начинает жить будущей жизнью. Это так красиво! Я и сейчас интересуюсь археологией, читаю о ней. И старые партитуры люблю.
После окончания беседы огромная очередь столпилась перед кулисами — зрители стремились встретиться с Теодором, лично высказать ему свою любовь, получить автограф, подарить картину, пластинку, цветы... Публика расходилась, чтобы начинать ждать следующей встречи.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.