«Ситуацию уже нельзя «обнулить», нельзя её вернуть в ситуацию «до Гельмана»

Обозреватель «Огонька» Андрей Архангельский опубликовал эссе, в котором приходит к выводу, что даже неудачный культурный эксперимент в России лучше, чем его отсутствие. Исследование Архангельский ведёт на примере деятельности галериста Марата Гельмана в Перми.

«На самом деле в Перми ничего не закончилось. Мало того, возможно, там всё только начинается», — поясняет автор, имея ввиду увольнение Гельмана с должности руководителя Музея современного искусства PERMM.

«Пермь пережила за пять лет два символических события: условно, «приход Гельмана», а затем «изгнание Гельмана». Персонификация культурного явления — называние его по имени главного куратора — обычное дело; но когда мы говорим «Гельман», тут подразумевается широкий набор убеждений и практик; а также множество других имён, без которых никакой проект осуществить невозможно.

Можно бесконечно упрекать условного «Гельмана» и его команду в снобизме, то есть в навязывании им собственных представлений о прекрасном и современном; или же упрекать условную «Пермь» в консерватизме. Однако нельзя отрицать одного: что пермскую ситуацию уже нельзя «обнулить», нельзя её вернуть в ситуацию «до Гельмана».

По мнению Архангельского, в Перми за время работы здесь Гельмана случилось «что-то важное».

«Что-то важное, фундаментальное за эти пять лет уже случилось — люди и город стали другими. Два месяца назад, когда я вёл в Перми дискуссию в рамках фестиваля «Текстура», спросил его участников: а вы готовы отказаться от наследия пермского проекта? Это был риторический вопрос: не нашлось такого человека даже среди яростных ненавистников московской экспансии. Люди выступили против «гельмановщины», то есть против методов, которыми это делалось, и люди имеют на это право, но никто не выступал в принципе против культурного апгрейда Пермского края.

Не только приезд куратора, но и изгнание куратора — неотъемлемая часть культурного проекта. После изгнания идеолога проект по-настоящему только и способен зажить — собственной жизнью. Теперь сама пермская интеллигенция оказалась в роли «гельмана», и она теперь сама вынуждена защищать право на современность от более консервативных коллег и чиновников».

Архангельский считает, что всё, что ассоциировалось у пермяков с «чужим», вдруг стало «своим».

«И с этим «хозяйством» нужно что-то делать. И что-то мы не слышим о символическом «сжигании чучела современного искусства», а напротив, слышим о попытках адаптировать «гельмановщину» к «пермяковщине». А главное — нельзя отказаться от собственного опыта.

Архангельский уточняет, что теперь Пермь ассоциируется со словами «современное» и «эксперимент».

«Конфликт между современностью и традицией вечен: есть Гельман, нет Гельмана — он будет существовать всегда; но именно в форме «споров об искусстве» он является наиболее мирным и эффективным, приносящим пользу всем сторонам.

Он вытаскивает наружу конфликты, которые копятся внутри.

Он помогает увидеть себя в зеркале, переводит конфликт в мировоззренческую плоскость (пермяки, яростно отстаивающие свою идентичность, смогли лучше сформулировать и понять её благодаря конфликту). Заставляет тебя быть участником, а не наблюдателем. Делает тебя частью культуры».

В итоге Архангельский приходит к выводу, что модернизацию должны были проводить местные жители.

«Удача или неудача культурной модернизации города или региона в любом случае лучше, чем инерция, чем хождение по кругу. Другое дело, что модернизация — а этому научила Пермь — должна делаться теми, кто живет в регионе, а не «приезжими», должна по максимуму опираться на внутренние силы. Однако даже неудача или формальное сворачивание проекта ничего не меняет: зерна соблазна уже брошены в почву. Соблазна перемен, новой жизни».

Источник — «Огонёк»