Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Красная комната, чёрный вигвам

В Пермском Театре-Театре поставили «Идиота» в стиле «Твин Пикс»

18 августа

Поделиться

Твитнуть

Новый спектакль Марка Букина по русской классической прозе готовился долго и создавался нелегко. Режиссёр в этой теме не новичок: у него есть уже и «собственный» Достоевский, и Чехов, и в высшей степени удачные «Отцы/Дети» (16+) по Тургеневу, но он каждый раз проходит через множество постановочных стадий — длительную рефлексию, работу с текстом, которую делает самостоятельно, не прибегая к услугам драматургов, плотное сотрудничество с актёрами, которые становятся соавторами своих персонажей и спектакля в целом, а потом «откатку» на зрителе в серии тестовых показов. В процессе замысел, бывает, существенно меняется.

Так вышло и с «Идиотом» (18+), который стал последней премьерой на большой сцене Театра-Театра перед началом длительного капитального ремонта. Первоначальный замысел спектакля основывался на «трагедии социального распада» и на исполнителе роли князя Мышкина — артисте Степане Сопко, который своей бледностью, тонкостью и большеглазостью напоминает героев Достоевского в иллюстрациях Ильи Глазунова; однако в процессе работы смыслы спектакля мигрировали из социальной в психоаналитическую плоскость, возрастной ценз сменился с 16+ на 18+, а на первый план вышла героиня — Настасья Филипповна, или просто Настя. Соответственно, в программке значится уже новое заглавие: «Идиот. Настасья Филипповна».

Эта предыстория очень интересна. Марк Букин думает не о Достоевском как таковом, а о Достоевском сегодня, о том, насколько реальность 2020-х годов вписывается в мир классического безумия; и эта тема настолько многоаспектна, что какие-то корректировки неизбежны.

Действие ещё не началось, а зритель уже понимает: перед ним — что-то очень-очень знакомое и визуально, и текстово.

Спектакль начинается с обратного отсчёта, каким пользуются психоаналитики-гипнотизёры, когда погружают пациента в транс: «Десять — вы находитесь здесь… Девять — ваши руки становятся тёплыми и тяжёлыми…» и так далее. На цифре «ноль» возникает образ поезда, входящего в туннель: «загипнотизированный» зритель-пациент перемещается из повседневности в реальность спектакля, а герой — Лев Николаевич Мышкин — едет на поезде из Швейцарии в Россию, и в этом поезде встречает Парфёна Рогожина.

Это текст, который звучит и транслируется в титрах. А визуально перед зрителем в это время — красные драпировки, ряд электрических лампочек, излучающих тёплый и какой-то винтажный, как будто состаренный, свет… Это же красная комната из «Твин Пикс»! Недаром во время обратного отсчёта звучит фраза: «И помните: ослы — не то, чем они кажутся», соединяющая знаменитый пассаж про сов из культового сериала Дэвида Линча с воспоминаниями Мышкина о швейцарском ослике.

Всё складывается в витиеватый, но логичный смысловой орнамент: Лёва Мышкин лечился от идиотизма в Швейцарии — это, конечно, не Австрия Зигмунда Фрейда, но где-то рядом, отсюда — европейский психоанализ; осёл, как линчевские совы, — не то, чем кажется, не тупое и грязное животное, а кроткое, ангелоподобное существо, которое доставило Христа в Иерусалим; да, собственно, вся реальность — не то, чем она кажется…

Между тем от спектакля прошло примерно две минуты при общем хронометраже в три с половиной часа, и подобный разбор смыслов и образов можно устроить для каждой его сцены. Для каждой. Здесь всё — не то, чем кажется.

В хрестоматийном прочтении «Идиота» как положено всё понимать? За душу князя Мышкина сражаются ангел — Аглая Епанчина и демон — Настасья Филипповна Барашкова. В спектакле же всё ровно наоборот: Настя (Анастасия Демьянец) — взрослый, ответственный, уравновешенный человек, Аглая (Анна Огорельцева) — бунтующий подросток, резкий, вздорный, деструктивный.

А вот образ Парфёна Рогожина словно списан из школьного учебника советских времён и весь состоит из стереотипов: Марат Мударисов в этой роли появляется на сцене в объёмной красной рубахе с распахнутым воротом, в полосатых штанах и с цыганской серьгой в ухе, почти полспектакля демонстративно сжимает в руке увесистый нож… Что ж, стереотипы — тоже элемент безумия и важная статья психоанализа. Между тем возникает существенный зазор между визуальным решением этой роли и манерой игры Марата: его голосом — мягким, красивым тенором, светлой улыбкой, проникновенными интонациями. Этот Рогожин — явно не то, чем кажется.

Здесь, думается, существенную роль сыграла личность актёра — человека деликатного и позитивного. Актёры в спектаклях Марка Букина вообще и в «Идиоте» в особенности всегда вкладывают в роли много личного: режиссёр их в этом поощряет, а они за это благодарны; в результате получаются порой выдающиеся перформансы, как, например, роль Мармеладова, сыгранная Анатолием Смоляковым в «Раскольникове» (18+).

В «Идиоте» такой фокус проделан с исполнительницей роли Настасьи Филипповны Анастасией Демьянец. Эта молодая актриса в нынешнем и предыдущем сезоне играет, похоже, все главные роли подряд: она и ибсеновская Нора, и Агафья Тихоновна в «Женитьбе» (16+), и девочка-подросток Дина — зазноба главного героя в школьном мюзикле «Удачи, Марк!» (12+). Каюсь, недоумевала иногда, за что ей такое режиссёрское внимание… В «Идиоте» причина стала очевидной.

Анастасия Демьянец полностью сливается со своей героиней и подчиняет её себе, но не давит и не заслоняет, а подгоняет под себя и надевает, как платье.

В «Отцах/Детях» того же режиссёра исполнитель роли Николая Петровича Кирсанова Алексей Корсуков получал свой «момент истины», когда выходил из роли и обращался к зрителю с речью вроде: «На самом деле меня зовут Лёша Корсуков, мне 31 год и детей у меня нет»; здесь же и из роли выходить не надо, на протяжении всего спектакля героиня — это и содержанка Настасья Барашкова, и современная девушка Настя Демьянец. Они едины. Недаром героиня в самом начале спектакля представляется публике: «Я Настасья Филипповна, или просто Настя».

Настя всё время разная — она то переходит с архаичной «достоевской» фразеологии на «пацанские» понятия вроде «лапшу на уши вешать», то погружается в девчачью негу, вспоминая блаженное детство, когда утром солнечный свет, пробиваясь сквозь оранжевые шторы, превращался в мандаринку; но при этом нет никакого насилия над личностью героини, это просто её разные состояния. Актёрская органика, владение собой, своим голосом, интонациями, пластикой, естественный диалог с залом — очень хочется, чтобы так же умели жить на сцене многие другие актрисы, в том числе и те, что поопытнее.

Да, ни «лапши на уши», ни «света, превращающегося в мандаринку» в тексте романа Достоевского нет. Спектакль «Идиот» — это не тот случай, когда осовременивание материала делается методом одевания героев в костюмы XXI века. Здесь всё изрядно переписано режиссёром и актрисой: автор монолога про мандаринку — сама Настя Демьянец.

При этом все важные сюжетные линии классического романа сохранены, как и многие важные символы вроде картины Ганса Гольбейна, прекрасный образ Христа с которой сливается в сознании Рогожина с образом князя Мышкина; или того же ослика, который в спектакле совмещается с образом генерала Епанчина — доброго семьянина, сердобольного человека и столпа общества (ещё одна замечательная роль Анатолия Смолякова). Так что языковая ткань текста Достоевского здесь, может быть, и подверглась радикальной хирургии, но идеи и характеры — только деликатному переосмыслению.

То, что образ героини стал в постановке центральным, логично, если следовать идее психоаналитического прочтения «Идиота»: согласно фрейдистской психологии, детская травма — основа последующих патологий, а кто более травмирован, чем Настасья Филипповна, в 12 лет ставшая игрушкой педофила? Известны очень радикальные постановки по мотивам «Идиота», основанные именно на этой сюжетной коллизии, однако в данном случае никакой жёсткой патологии нет — есть просто жизнь в её разнообразии, за что спасибо и режиссёру, и исполнителю роли Тоцкого Олегу Выходову, который играет не злодея, а совершенно обычного, где-то даже заурядного человека.

Детство — то место (именно место, а не время), которое неудержимо тянет и манит героев спектакля. То и дело сценическое пространство из линчевской «красной комнаты» превращается в сумрачную детскую, полную гигантских игрушек — смешных и угрожающих, как в голливудских «ужастиках» (сценография — Евгений Терехов). Вообще, киноцитаты в новом пермском «Идиоте» «Твин Пиксом» вовсе не исчерпываются, этот спектакль — настоящая киноантология: здесь цитируется, например, куросавовская экранизация «Идиота», плавно переходящая в японский хоррор, отчего в спектакле появляются такие, казалось бы, чужеродные японские мотивы.

Понятно, что визуальный стиль здесь — эклектика: Настя может появиться на сцене в обтягивающих джинсах, а Аглая — в сияющем пайетками мини-платье, а в следующей сцене они обе — в пышнейших кринолинах (художник по костюмам — Ирэна Белоусова). Однако есть в костюмах персонажей важные, «говорящие» детали, вроде детских варежек на лямках, которыми авторы спектакля снабдили Лёву Мышкина, — трогательный образ бесконечной, непроходящей, неизбывной детскости героя.

Постоянные отсылки в сторону «Твин Пикс» заставляют думать, что вот-вот запоёт Джули Круз… Но нет! Зато в богатом и разнообразном саундтреке спектакля есть песня самого Дэвида Линча — So Glad. Думается, что Марк Букин выбрал именно её не только из-за гипнотического саунда, но и из-за текста: «Я так рад, что ты ушла, не возвращайся, пожалуйста».

Действительно, оставили бы человека — то есть князя Мышкина — уже в покое все эти борющиеся за него женщины.

…Но покой нам только снится, только мечтается, как является в мечтах блаженное детство, где все могут просто играть в мячик без корысти, расчёта, зависти, ревности, страсти и других взрослых глупостей.