Храм должен быть разрушен?
Одна из главных премьер Дягилевского фестиваля войдёт в репертуар Пермской оперы
Андрей Чунтомов
На премьере «Самсона и Далилы» (16+) в Пермской опере после открытия занавеса зрители испытали дежавю. Публика как будто перенеслась на три года назад и оказалась в финале De temporum fine comoedia (18+) — главной премьеры Дягилевского фестиваля 2022 года: на сцене разбросаны человеческие тела, в центре — одинокий камень, луч света падает на прелестное дитя в белой рубашечке… Правда, в отличие от постановки по Карлу Орфу здесь мальчик, а не девочка, а в остальном мизансцена повторяется практически один в один.
Всё-таки режиссёр Анна Гусева в своих «дягилевских» спектаклях рассказывает одну длинную историю, даже если у неё не было такого намерения: это история векового греха, искупления и прощения; все четыре оперные постановки этого режиссёра на Дягилевском фестивале — это один вечный миф, вечный архетип, несмотря на то что сюжеты происходят из разных традиций — библейской, античной, христианской.
«Самсона и Далилу» Сен-Санса в России ставят редко, лишь ария Далилы Mon coeur из второго действия чрезвычайно популярна в концертном репертуаре меццо-сопрано. Это несправедливо: Сен-Санс написал для своей самой известной оперы множество прекрасных мелодий. Достаточно назвать открывающий хор в первом действии и балетную сцену вакханалии в завершении оперы; таким образом, в первом, втором и третьем действиях три мелодических хита размещены как три вершины, между которыми тоже немало прекрасных музыкальных «возвышенностей».
Именно музыка составила главное впечатление от премьеры. Открывающий действие хор израильтян, сетующих на захватчиков-филистимлян, — чрезвычайно важный момент: он составляет первое музыкальное впечатление, создаёт настрой. Хор Пермской оперы справился блестяще: певцы, подготовленные хормейстерами Валерией Сафоновой и Даниилом Журиловым, сразу дали понять, что событие будет достойным, в музыкальном плане уж точно. После первого хора, такого трепетного, такого трагичного и в то же время просветлённого, общее впечатление от спектакля уже было сформировано: что бы там ни было в дальнейшем, этот проект Дягилевского фестиваля уже удался.
Музыкальное развитие спектакля укрепило это впечатление. «Самсон и Далила» идёт в двух составах. Нам удалось увидеть Наталью Буклагу в роли Далилы и приглашённого из Новосибирска Давида Есаяна в роли Самсона. Это был превосходный дуэт: Буклага покоряла «фирменными» для этой партии бархатистыми низкими обертонами, равно как и уверенными верхами; Есаян показал «южный», рассыпчатый, сильный и некрикливый тенор. Отлично справился Верховного жреца Дагона баритон Виктор Погудин.
Оркестр звучал уверенно, точно и даже как-то величественно; чувствовалось умиротворяющее, поддерживающее влияние Владимира Ткаченко — главного дирижёра Пермской оперы и музыкального руководителя постановки, который артистично провёл музыкальное действие через все драмы, трагедии и оргии, через все восточные мотивы и маньеристские колоратуры.
Действие сценическое развивалось не в унисон, а скорее в контрапункт с музыкальным. Зритель не увидел тех битв и страстей, гнева, боли и веселья, которых так много и в музыке, и в либретто. Удивление и даже некоторое разочарование вызывает битва с Абимелехом: в пермской постановке Самсон одержал эту важную, символичную для его народа победу… непонятно как. Наверное, морально: он что-то спел — и Абимелех упал.
За сценическое действие в спектакле отвечает преимущественно балет: хореограф Анастасия Пешкова, постоянная соратница Анны Гусевой, впервые работала с труппой «Балета Евгения Панфилова», но приёмы использовала те же, что и в постановках musicAeterna Dance. Как и в открывающем нынешний фестиваль «Генделе», здесь хор и балет существуют в единстве, создавая общую пластическую картину. Именно балет — странные бледные сгорбленные существа в «лысых» шапочках — строят в начале спектакля храм из серых «каменных» блоков, который разрушает ярость Самсона.
Артисты балета становятся главными героями во втором действии: у поющих Самсона и Далилы появляются танцующие двойники — солисты «Балета Евгения Панфилова» Александр Сушин и Елизавета Чернова; именно они страдают и мучаются, испытывают сомнения, совершают трудный выбор. Давид Есаян и Наталья Буклага в этот момент подчёркнуто бесстрастны — герои раздваиваются: певцы поддерживают содержательную составляющую роли, танцовщики — эмоциональную.
В партитуре Сен-Санса, как и во многих других романтических операх, есть обособленная балетная сцена — «Вакханалия», для которой композитор написал одну из своих самых ярких мелодий. Хореография, впрочем, вышла вовсе не яркой: всё те же блёклые сгорбленные личности извиваются на сцене; довольно однообразное решение для такого большого музыкального фрагмента, и нет в нём того буйства плоти и южного темперамента, которые столь заметны в музыке.
Собственно, не только пролог и эпилог, но и всё действие происходит в некоем храме: сценическое пространство отмечено «древней» лапидарностью (художник-постановщик — Юлия Орлова). В центре сцены, как уже было сказано, — одинокая скала; постепенно понимаешь, что эта каменная конструкция — это качели, балансир, склоняющийся то на одну, то на другую сторону. Противостояние Далилы и Самсона во втором действии — это качание на качелях, которые подчиняются то герою, то героине. Эти же качели — и пиршественный стол, и ложе. В глубине сцены видео (автор — та же Юлия Орлова) показывает суровые пустынные пейзажи: скалы, древние акведуки, сухие деревья.
Несмотря на многочисленные намёки на Ближний Восток и седую древность, тут и там аккуратно разбросанные по визуальной ткани спектакля, постановщики последовательно и очень внятно артикулируют: эта история — вечная, всечеловеческая, она не имеет отношения к конкретным временам, местам и прочим обстоятельствам. Так, костюмы героев (художник по костюмам — Анна Чистова) могли бы составить цельную кутюрную коллекцию, которая неплохо смотрелась бы на современных подиумах, но в то же время не отталкивает декларативной авангардностью.
Вневременной характер конфликта показан и с помощью двойничества: в ключевой лирической сцене к поющим и танцующим Самсонам и Далилам добавляются ещё и персонажи видео — то ли люди будущего, то ли инопланетяне, телесно совершенные, но безликие, лишённые любых признаков индивидуальности, вневременные, отстранённые.
На протяжении всего спектакля Анна Гусева то и дело напоминает: история соперничества женщины и мужчины, равно как и история предательства, вероломства, или — как поглядеть — выбора в пользу долга вопреки любви — это вечный сюжет. Неоднократно возникают намёки на ещё одно знаменитое библейское предательство: в тот момент, когда Далила совершает свой выбор, одна за другой красиво ниспадают на сцену полупрозрачные ткани кулис — явная отсылка к «Танцу семи покрывал» Саломеи; тут же вспоминается, что в самом начале спектакля танцовщицы покрыли себя полупрозрачными вуалями, словно готовились к этому моменту.
В своём интервью «Новому компаньону» Анна Гусева говорит, что максимально далека от любых аналогий с современной ситуацией на Ближнем Востоке. Однако современность с дьявольской иронией подшутила над постановщиками. Премьера прошла через день после начала войны Израиля с Ираном, и текст титров: «Бог Израилев! Услышь молитву детей Твоих» или «Восстань, Израиль!» — предельно внятно доказал, что от реальности не убежишь, как ни убеждай себя и зрителей в том, что вечное важнее сиюминутного.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.