Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Boat on the River 

Пермский театр оперы и балета закрыл сезон премьерой «Реки Кёрлью» Бенджамина Бриттена

18 июля 2022 г.

Поделиться

Твитнуть

Oh the river is wise,

the river he touches my live like the waves on the sand

(О, река мудра,

Она трогает мою жизнь, как волны на песке — англ.)

Не случайно в качестве заголовка здесь — название песни группы Styx «Лодка на реке», а в качестве эпиграфа — строка из этой песни. Образ реки, обросший за время существования человеческой цивилизации множеством архетипических смыслов, появляется в искусстве — литературе, народном творчестве, живописи, песнях и операх — снова и снова.

В опере-притче Бенджамина Бриттена «Река Кёрлью» этот образ — волнующий и многозначительный. Река — это непременно граница, она разделяет миры, в мифологии разных народов именно река — граница между миром живых и миром мёртвых. У Бриттена (либретто Уильяма Пломера) река ещё и участвует в дихотомии Запада и Востока (опять-таки в архетипическом, ни в коем случае не в геополитическом смысле). Столь же многозначителен и наполнен ассоциациями образ перевозчика, паромщика, Харона, ставший одним из центральных в этой опере.

В Пермском театре оперы и балета сложную образность британской притчи решился материализовать на сцене молодой режиссёр Фёдор Федотов, а за музыкальную материю «Реки Кёрлью» (12+), не менее, а может, и более сложную, взялся главный хормейстер театра Евгений Воробьёв, впервые выступивший в качестве музыкального руководителя оперной постановки.

Сложность этой работы — в том, что «Река Кёрлью» автором не предназначалась для сценического воплощения. Эта вещь написана не для театра и даже не для концертного зала, а для церкви. Бенджамин Бриттен задумал расширить жанровые рамки духовной музыки и создал цикл музыкальных притч, одной из которых и стала «Река Кёрлью» — произведение для септета музыкальных инструментов, пяти солистов и хора. По структуре это скорее оратория, чем опера; здесь не роли, а партии; соответственно, театральное воплощение наталкивается на ряд постановочных сложностей.

Это произведение ХХ века (1964 год), в котором приёмы современной музыки совмещены с традиционной средневековой мелодикой и мотивами музыки для японского театра но: Бриттен именно из этого театра заимствовал сюжет о безумной женщине, ищущей пропавшего сына (в Японии пьеса называется «Сумидагава», «Река Сумида»), перенёс его в обстановку средневековой Британии и наполнил христианскими символами и смыслами. Музыка здесь располагается как будто пластами: традиционный григорианский хорал сменяется тонкой стилизацией под средневековый фольклор, на который наползают шумовые приёмы, позаимствованные в Японии, и всё это прослоено звукописью и звукоподражанием — церковные колокола, крики птиц, плеск воды…

«Река Кёрлью» — вещь очень атмосферная, трагическая и просветлённая. Для полного погружения в её атмосферу нужны небанальные подходы и постановочные усилия, адекватные материалу. В пермской постановке с этим были проблемы: спектакль — дипломная работа Фёдора Федотова, бюджет на него не был предусмотрен, планировалось концертное исполнение, и лишь энтузиазм и безупречность постановщиков превратили «Реку…» в полноценную театральную продукцию.

Не в первый раз сцена и зрительный зал меняются в пермской опере местами, и всегда этот перевёртыш обозначает взгляд в иной мир — и в «Орфее» (16+) Монтеверди в постановке Георгия Исаакяна, и в Cantos (12+) Алексея Сюмака в постановке Семёна Александровского и Теодора Курентзиса. Во всех этих случаях — а также в «Сне в летнюю ночь» (12+) в Театре-Театре в постановке Бориса Цейтлина — зал со сцены выглядит как загадочная бездна. В Cantos это впечатление усиливается таинственными огнями и настоящим лесом голых деревьев, и в «Реке Кёрлью» этот приём повторяется: зал превращается в очень большую, глубокую и объёмную декорацию — сумеречный пейзаж с деревьями, огромной луной и развевающимися под ветром парусами лодки (художник-постановщик Екатерина Барышникова). Сами собой возникают в голове дантовские строки про сумрачный лес; они тут очень к месту, ведь «Река Кёрлью» — это не житейская история, а притча, путешествие здесь метафорическое, паломники и Сумасшедшая отправляются не просто к могиле ребёнка, а на встречу с иным миром, к новому знанию и просветлению, к концу всех времён.

К контексту — сюжетному и музыкальному — очень подходят тёмные монашеские робы, в которые одеты хористы, музыканты и дирижёр — Евгений Воробьёв. Уместно и кимоно на Сумасшедшей, в сочетании с выбеленным лицом и причудливым, в стиле Джокера, гримом особенно внятно напоминающее о японском «родстве» британской оперы. С другими костюмами всё очень странно — Паромщик и Путник словно пришли с показа молодёжной моды, где простые по крою ансамбли «украшены» пятнами от попадания пейнтбольных шариков. У Паромщика это пятно ещё и кроваво-красное, что, конечно, вызывает недоумение, как и некоторые другие элементы костюмов и бутафории.

Так, тряпичная кукла — игрушка пропавшего мальчика, которую его обезумевшая мать не выпускает из рук, в финале вдруг начинает дико светить глазами-светодиодами, и это не пугает, а, скорее, вызывает неловкость; почему-то дух мальчика появляется на сцене одетый в джинсы и белую футболку — возможно, автор костюмов Артём Икона подразумевал под этим что-то концептуальное вроде интервенции современности в мир архаики, но выглядит это так, будто чего-то не хватило — то ли денег на ткань, то ли времени на подготовку, то ли фантазии художника.

То, что декорации и костюмы создавали разные художники, в этом спектакле слишком очевидно: очень уж разные они стилистически.

Как уже было сказано, музыкальная ткань произведения — сложнейшая. Эта вещь задумана как произведение не вполне земное, и в лучшие моменты в ней звучит неземная красота. Евгению Воробьёву пришлось непросто с воспроизведением этой красоты: в работу взяли тех исполнителей, кто был свободен и не в отпуске, выбор был невелик — это касается и певцов, и инструменталистов; тем не менее, удалось собрать инструментальный ансамбль, радующий красивым и точным звуком, и целых два состава солистов.

Завсегдатаев музыкальных событий ждало немало интересных открытий: если с пианистом Овиком Григоряном, который здесь играет на органе-позитиве, и с перкуссионистом Константином Грачёвым, у которого непривычно большая для ударника в классической опере партия, меломаны хорошо знакомы, то остальные участники ансамбля — Виталий Беляков (флейта), Азамат Мендыгалиев (валторна), Ксения Поскачёва (арфа), Елена Симонова (альт) и Виталий Мутой (контрабас) — впервые числятся в программке в качестве солистов. Заметно, что Евгений Воробьёв тщательно поработал с ансамблем — придраться не к чему, играют стильно и с пониманием.

С пением дела обстоят похуже. К счастью, удалось найти двух отличных исполнителей центральной роли. Сергей Кузьмин и Сергей Власов в роли Сумасшедшей оба хороши, каждый по-своему: у Кузьмина красивый сильный тенор, очень внятное выпевание; у Сергея Власова отличное понимание роли, а также вокальное мастерство, искупающее некоторые голосовые недостатки. В обоих составах Сумасшедшая — это настоящий ключ к опере — и музыкальный, и эмоциональный.

Это очень важно, потому что роли Паромщика и Путника вышли не так удачно, особенно у Алексея Герасимова — Путника и Эдуарда Морозова — Паромщика. Любимцы пермской публики, достойно выступающие и в серьёзной классике, и в комических операх, и в камерном жанре, да и в эстрадном репертуаре тоже, как-то не прониклись британской притчей, не почувствовали её стиля, к тому же эти партии тесситурно им не подходят: оба баритона — более низкие, чем требуется. В другом составе Евгений Икатов — Паромщик и Максим Бояршинов — Путник более точны, что особенно радует, если учесть, что эти певцы служат не в оперной труппе, а в хоре.

Прекрасные басы Тимофей Павленко и Александр Егоров в партии Аббата безупречны, но сама партия уж очень мала, и на протяжении всего основного действия солисты «басят» в составе хора. Хор, конечно, прекрасен — как под музыку, так и a cappella: у него большой опыт и в опере, и в духовной музыке, и здесь эти компетенции дополнили друг друга.

Особый разговор — о мальчиках из хоровой капеллы, которые исполнили роль Духа. По замыслу Бриттена, это должен быть мальчик из церковного хора, который появляется в финале и ангельским голосом возвещает грядущее воссоединение любящих душ на небесах; однако пермские постановщики решили этот образ как реального мальчика — потерянного ребёнка. По мнению Евгения Воробьёва, сам мальчик более важен, чем его голос: ребёнок должен быть настоящим, естественным, чтобы вызывать живое сочувствие зрителей. Этот подход немного извиняет вокальные погрешности исполнителей. Оба мальчика — очень славные, старательные, наверняка хорошо учатся и много работали над своей партией, но квалификации для этой оперы у них пока недостаёт.

Для большинства участников проекта это была большая работа с задачами, с которыми они не сталкивались ранее. Музыкальный язык предполагает, что исполнитель существует одновременно в разных размерах и разных тональностях. Говоря простым языком, ансамбль играет одно, а певцы исполняют совсем другое — другую мелодию в другой тональности и в другом ритме; и эти разные начала должны сосуществовать гармонично, а не вразнобой. Евгений Воробьёв говорит, что на репетициях нередко звучали вопросы: «А где мне вступать? А как мне считать такты?» Такая музыка требует предельной концентрации, напряжения, которое выходит за рамки опыта оперных солистов.

Учитывая всё это, успех Сергея Кузьмина и Сергея Власова в центральной партии достоин восхищения.

«Река Кёрлью» в будущем сезоне войдёт в постоянный репертуар Пермской оперы, и это настоящий эксклюзив: вещь редкая, в России исполнялась только в концертном варианте, и для пермской постановки всё было сделано from scratch — с нуля. Собственный перевод текста для субтитров сделала Анастасия Казакова, а Екатерина Петкова тренировала английское произношение певцов. Фонетика была… у разных исполнителей разная, что неудивительно: в мировой оперной литературе есть только два больших британских имени — Генри Пёрселл и Бенджамин Бриттен, и в Пермской опере последний раз пели по-английски на «Королеве индейцев» (16+) в 2012 году.

Человеческая, духовная, сентиментальная, утешительная, смягчающая души и очень своевременная «Река Кёрлью» не может не волновать. Её музыкальная красота даже для опытного зрителя проявляется яснее на втором просмотре, и после этого хочется её смотреть и слушать ещё и ещё.