Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

«Хорош тот директор театра, которого не очень видно»

Новый руководитель Пермского театра оперы и балета Довлет Анзароков — о своей роли и стремлении привлечь максимальное внимание к театру не только пермяков, но и жителей всей России

Поделиться
Довлет Анзароков

Довлет Анзароков
  Андрей Чунтомов

— Это интервью — ваше первое выступление в пермской прессе. Что вам хочется сказать пермякам в первую очередь?

— В первую очередь то, что я невероятно счастлив! За последние два года у меня была возможность возглавить несколько российских культурных институций, но по статусу и значимости для отечественной художественной сцены они несопоставимы с Пермским театром оперы и балета. Конечно, предложение руководства Пермского края — это большая честь и большая ответственность. Должен сразу оговориться: я убеждён, что общаться с прессой нужно только тогда, когда есть конкретный повод для разговора — пока же я нахожусь в процессе знакомства с театром и его коллективом. О моём назначении было объявлено 30 апреля, но в должность я вступил 8 июня — в горячее время перед самым началом Дягилевского фестиваля, к тому же в разгар подготовки премьеры «Иоланты». Я старался просто знакомиться с тем, что происходит в театре, и по возможности не мешать коллегам.

— Расскажите о себе…

— Я музыкант, родился в музыкальной семье. Мои бабушка, отец, дядя, сестра, двоюродная сестра — все профессионально связаны с музыкой: певцы, музыковеды, инструменталисты. В родном Майкопе я окончил колледж искусств как пианист, потом учился в Ростовской консерватории, позже в Санкт-Петербурге — уже как композитор, в классе Сергея Михайловича Слонимского. Окончил там аспирантуру, прошёл ассистентуру, стажировку.

Поначалу я и не думал о менеджерской карьере, но в годы учёбы в аспирантуре совершенно случайно стал подрабатывать администратором в консерваторском Театре оперы и балета. Именно что подрабатывать: поначалу это была лишь возможность как-то финансово обеспечить себя, чтобы спокойно продолжать писать музыку. Но так получилось, что постепенно менеджерская деятельность стала занимать в моей жизни всё больше и больше места. К счастью или к сожалению, но творческое начало — нет, не ушло, но отошло на второй план. Я стал всё больше и больше заниматься менеджментом и в театральной, и в концертной сфере, а в 2012 году открыл собственное агентство — Международный молодёжный центр музыкального искусства. Он будет успешно работать и без меня — это одна из самых продуктивных в Санкт-Петербурге коммерческих компаний в сфере организации культурных мероприятий.

Важный этап в моей жизни связан с Александринским театром. Я проработал там больше всего времени, целых семь лет, — и, на мой взгляд, нам с коллегами многого удалось достичь. У меня остались тёплые отношения, я всегда с удовольствием с ними общаюсь, они меня поддерживают, я поддерживаю их… Кстати, забегая вперёд, — мы сейчас работаем над очень интересной культурной коллаборацией между Александринским театром и Пермским театром оперы и балета. Если всё сложится, мы объявим о ней в начале сезона.

Перед самым переходом в Пермь я стал советником ректора Санкт-Петербургской консерватории по организации концертной деятельности — этот пост я с удовольствием занимаю до сих пор. Как выпускник консерватории я знаю не понаслышке, с какими проблемами музыканты сталкиваются при переходе от обучения к профессиональной творческой деятельности. Я и свой бизнес изначально строил как некий мост, альтернативный путь для молодых музыкантов. Ведь на сегодняшний день, по сути, существует только один «карьерный лифт», позволяющий исполнителям начать профессиональную концертную деятельность, — я говорю сейчас об институте музыкальных конкурсов. А что делать тем музыкантам, которым не хватает спортивного начала для того, чтобы ввязываться в конкурсные баталии? C ними-то мы и хотели работать — с теми, кто хочет выступать, но не умеет договариваться с продюсерами, не хотят становиться импресарио для самих себя… Из этого выросла моя организация.

Как известно, на время длительной реконструкции Петербургская консерватория осталась без концертных залов — и мы с ректором Алексеем Николаевичем Васильевым договорились о том, чтобы я, используя свои менеджерские навыки, вывел концерты консерваторцев в город, на сторонние площадки, по возможности без затрат для альма-матер. Этим я и занимался накануне своего переезда в Пермь.

— Вам не жаль, что так сложилось, что вы не занимаетесь композицией? Вы намерены со временем вернуться к творчеству?

— На самом деле я и не бросал творчество. Просто любой современный композитор должен заниматься собственным продвижением, активно общаться с руководителями театров, с площадками, с исполнителями, чтобы максимально ярко себя репрезентировать. А когда у тебя уже есть выход на концертные площадки, на руководство коллективов, когда ты знаком с большим количеством музыкальных менеджеров, ты можешь с лёгкостью организовать себе заказ нового произведения (согласитесь, что сегодня композиторы крайне редко пишут «в стол»), договориться об авторском концерте — и это, к сожалению, не всегда зависит от твоего таланта. Это будет восприниматься как злоупотребление, все увидят в этом конфликт интересов, нечестную игру. Независимо от того, насколько интересна с художественной точки зрения моя музыка, я не смог бы доказать, что это результат естественного культурного отбора. Зато я могу сказать, что, когда моя музыка звучит в солидных концертных залах в Петербурге или в Европе — в том же берлинском Концертхаусе, где в 2019 году прошла премьера Концерта для гобоя с оркестром, — это всегда происходит без всяких усилий с моей стороны.

— Назовите некоторые ваши сочинения.

— Я очень люблю жанр инструментального концерта: у меня есть концерт для гобоя и симфонического оркестра, концерт для большого симфонического оркестра, концертино для оркестра, есть концерт для гитары и симфонического оркестра, которым я очень горжусь — он написан для одного из лучших гитаристов России Антона Глушкина, который, кстати, часто выступает с оркестром MusicAeterna. Есть и камерные сочинения для инструментальных ансамблей, вокальные циклы, детские фортепианные циклы — говорят, что на моей родине они пользуются достаточно большим успехом и активно исполняются в музыкальных школах.

— У вас были прежде какие-то соприкосновения с Пермью, с Пермским театром оперы и балета?

— Здесь работают Марат Гацалов и Дмитрий Ренанский, с которыми я в разных местах в разное время сотрудничал — мы общаемся, можно сказать, даже дружим.

— Вы окончательно перебрались в Пермь? С семьёй, детьми, собаками?

— Я перебрался, но выходные иногда провожу в Петербурге — семья пока остаётся там. «Пермский период» начался в моей жизни неожиданно — Идар, мой сын, занимается музыкой, играет на флейте, у него неплохие успехи, творческий контакт с его педагогом, и было бы эгоистично сейчас выдёргивать жену и сына в Пермь. Ближайшее время я планирую жить на два города: будние дни — в Перми, выходные — в Петербурге, а потом посмотрим, как сложится.

— Каковы ваши первые впечатления от театра?

— Сильнейшие — могу сказать это со всей ответственностью. Во-первых, впечатляет то, как сильно коллектив любит свой театр. Петербуржцы и москвичи, особенно молодые менеджеры, больше любят себя в театре, чем сам театр, — абсолютно нормальным, например, считается строить карьеру, переходя из одного театра в другой, проработав на одном месте три-четыре года.

Здесь же, в Перми, я столкнулся с феноменом, когда люди работают в театре по 20, 30, 35 лет! Огромное количество сотрудников, которые провели здесь всю жизнь — и 40, и почти 50 лет, это их единственное место работы! Меня это поразило. Это настоящее служение! Сегодня мы зачастую забываем о том, что в театре человек не работает, а служит — в Перми я впервые по-настоящему ощутил смысл этого выражения. Люди отдают театру всю жизнь — не обращая внимания на то, что в театре меняется руководство, а в стране — политический строй… Меня это совершенно потрясло.

Если ещё весной я воспринимал новую работу в первую очередь как менеджерскую задачу и испытывал скорее профессиональный интерес, то сейчас я чувствую огромную ответственность перед моими новыми коллегами. Хочется сделать что-то ценное и для Перми, и для театра…

Второй повод для очень сильных эмоций — невероятно мощный творческий потенциал театра: сегодня на спектаклях и концертах Пермской оперы трудно поверить, что и в 2019, и в 2020 году театру пришлось столкнуться с серьёзными вызовами, испытаниями. Я снимаю шляпу перед предыдущим директором Андреем Борисовым — он смог в кратчайшие сроки осуществить перезагрузку театра, которая сегодня даёт потрясающие плоды как с точки зрения художественного результата, так и, не побоюсь этого слова, с точки зрения объёмов продукции. И всё это — как будто не было никакой пандемии! Посмотрите, сколько премьер — и каких разных по художественной направленности, по стилистике! — выдал театр в этом году! От Моцарта и Прокофьева до Чайковского и Бизе — и это помимо Дягилевского фестиваля, в котором театральные силы тоже были задействованы.

— Меньше, чем хотелось бы…

— Возможно, да. Но были концерты хора Parma Voices…

— Хор был очень хорош, да.

— Концертные программы — симфонического и камерного оркестров, того же хора Parma Voices — вообще успели стать одной из визитных карточек театра. Так получилось, что первым для меня большим событием в Перми стал концерт в Органном зале, на котором Артём Абашев дирижировал российской премьерой «33 вариации на 33 вариации» Ганса Цендера. Это был запоминающийся вечер — и не только в плане качества исполнения этого труднейшего произведения, но и с точки зрения вовлечённости публики — в Петербурге, скажем, от этого несколько отвыкли. В Северной столице в день проходит в среднем от 50 до 150 зрелищных мероприятий, и людям порой бывает сложно отличить по-настоящему важное событие от проходного, и они реагируют соответственно. В Перми же к каждому культурному событию приковано повышенное внимание — и это обеспечивает совершенно особое качество взаимоотношений между сценой и залом. И вот ещё что важно: Цендер — это незнакомая современная музыка, к которой в Петербурге и Москве люди, воспитанные на академическом репертуаре, относятся настороженно — за неё, условно говоря, не голосуют ногами. В Перми на новую музыку собирается полный зал — и слушает её с удивительным вниманием и заинтересованностью. Пермяков можно понять: такую работу, которую проделал Артём Абашев, и в столицах не часто услышишь, если говорить о проработанности и степени погружения в материал. Меня это очень, очень впечатлило — и вдохновило.

— Не секрет, что вокруг театра есть несколько тем, которые из года в год не остывают. Первая — это строительство новой сцены. Вы уже как-то погрузились в эту тему?

— Министерство культуры и правительство Пермского края прорабатывают этот вопрос в плотной коммуникации с театром. Есть стойкое ощущение, что сейчас этот процесс должен сдвинуться с мёртвой точки: определились сроки, есть ясность с землёй, на которой будет строиться театр, не далее как сегодня (28 июня. — Ред.) мы с техническим директором театра Сергеем Телегиным подписали согласование объёмно-планировочных решений. Работа по проектированию идёт активно, мы постоянно общаемся с проектировщиками, есть чёткие сроки, они более-менее выполняются.

Когда я говорю об этом коллегам, они не без скепсиса улыбаются, потому что старожилы театра говорят о том, что о строительстве новой сцены они слышат ещё с 1989 года и уже привыкли относиться к этим разговорам как к информационному шуму. Но у меня есть ощущение, что мы подошли к тому этапу, когда этот процесс должен пройти точку невозврата.

Сам факт необходимости этого строительства очевиден: мы находимся в очень старом здании, условия работы сотрудников и технические параметры сцены далеки от современных требований. Год от года театр ставит всё более и более сложные спектакли, требующие всё более технологичных решений. У нас с этим проблемы, нам всё сложнее и сложнее выполнять госзадание, потому что из-за монтировок и размонтировок возникают паузы между спектаклями, и они увеличиваются, потому что инженерные возможности площадки не позволяют это делать интенсивнее. Те условия, в которых мы работаем сегодня, очевидным образом тормозят, сковывают творческий потенциал театра. Историческому зданию тоже требуется реставрация, но нам нужно, конечно, современное здание — творческий коллектив Пермской оперы на 100% этого заслуживает.

— Очень остро не первый год в этом театре стоит проблема планирования репертуара. Было много попыток долгосрочного планирования, но его по-прежнему нет. Скажите, пожалуйста, вы как-то подходите к этому вопросу? Ведь это очень важно. Когда начинаются вот эти вот продажи билетов накануне, людям просто сложно планировать жизнь…

— Я как человек из предпринимательской среды прекрасно отдаю себе отчёт в важности долгосрочного планирования — хотя это вопрос не только продажи билетов и проведения пиар-компании, но и прежде всего творческого тонуса театра. Постепенно мы будем решать те проблемы, которые есть на сегодняшний день, — скажем, июньский репертуар был заявлен в продажу буквально за несколько дней до моего официального назначения, а сейчас у нас уже почти готова октябрьская афиша. Это, конечно, одна из многих задач, которые я перед собой ставлю, но отнюдь не самая сложная.

— Вы здесь не просто менеджер, а первое лицо, соответственно, вы отвечаете за всё: не только за оргвопросы, но и за творчество. Мы знаем, что творческая сфера — это сфера невероятных амбиций, которые часто сталкиваются друг с другом. Вы уже выстроили коммуникационную стратегию с творческими коллективами и их лидерами?

— К команде творческих лидеров Пермской оперы я испытываю колоссальное уважение. С большинством из них мы примерно ровесники, мы говорим на одном художественном языке. Я понимаю свою роль таким образом: хорош тот директор театра, которого не очень видно. Моя задача — привлечь к работе наших творческих лидеров максимальное внимание не только пермяков, но и жителей столиц, и всей России…

— И всего мира…

— В перспективе — да, безусловно. Но для начала нам нужно напомнить отечественной публике о том, что Пермский театр оперы и балета — это один из ведущих музыкальных театров страны и что это звание он носит по праву. А для этого важно создать условия, в которых наши коллективы смогут работать продуктивно, но спокойно и комфортно.

Уникальность ситуации в театре заключается в том, что в течение достаточно короткого времени здесь сменилась почти вся команда (за исключением руководителя оперной труппы Медеи Ясониди, которая за последние годы привела в театр немало талантливых певцов) — пришли новый главный дирижёр, главный хормейстер, главный режиссёр, руководитель балетной труппы, наконец, директор, и все они, что характерно, принадлежат примерно одному и тому же поколению! Посмотрите на другие театры России: зачастую возникает ощущение, что в некоторых из них смена поколений подзатянулась, и очень часто возникает вопрос: а на кого менять наших заслуженных, выдающихся творцов? Мне кажется, плавный поколенческий переход — важная часть культурной политики.

У нас образовалась мощная энергетическая пружина, которая сейчас только сжимается, чтобы придать театру новый импульс ускорения. Плюсами этой ситуации грех не воспользоваться, и моя задача — всё это качественно, простите за новояз, отменеджерить.

— У вас уже произошла коммуникация с Теодором Курентзисом, вы как-то говорили о будущем, о возможном сотрудничестве?

— Первое и главное: я считаю Теодора Курентзиса выдающимся музыкантом и являюсь поклонником его таланта — я не пропустил, кажется, ни одну из его петербургских гастролей и с наслаждением слушал все концерты на Дягилевском фестивале, которые мне удалось посетить.

Курентзис прекрасно коммуницирует с директором Дягилевского фестиваля Анной Касимовой, дирекция фестиваля — это часть театра. На момент моего прихода вся работа по организации фестиваля нынешнего года уже была выполнена — в этот процесс не было особого смысла вмешиваться. Мы впервые встретились с Теодором после исполнения «Зимы священной 1949» Леонида Десятникова в первый вечер фестиваля, потом виделись ещё несколько раз — и это было очень открытое общение, я не почувствовал в нём никакого диссонанса.

Что касается дальнейшего сотрудничества, то здесь, как мне кажется, всё довольно просто: есть Дягилевский фестиваль, есть работающий сегодня в петербургском Доме радио Теодор Курентзис, есть MusicAeterna — люди, которые внесли огромный, по-настоящему неоценимый вклад в культуру Перми. Пермяки их обожают, существует абсолютно чёткий запрос аудитории на то, чтобы Дягилевский фестиваль проходил в Перми, чтобы Курентзис и MusicAeterna выступали в нашем городе чаще — и все мы, думаю, заинтересованы в том, чтобы этот запрос удовлетворить.

При этом вы сами видите: Пермская опера сегодня развивается очень мощно, а Дягилевский фестиваль менеджерски, технически, финансово осуществляется силами театра — и это нельзя недооценивать. Конечно, в какой-то момент остро возникнет вопрос о том, как нам воплощать в жизнь то громадьё планов, которое мы задумали, и как при этом наши сотрудники будут задействованы в проведении Дягилевского фестиваля. Эта тема потребует глубокого обсуждения и серьёзной проработки, но я убеждён в том, что в итоге мы придём к взвешенному решению, которое устроит каждую из сторон, а главное — не скажется на количестве и качестве концертов и спектаклей, которые сможет услышать и увидеть пермская публика.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться