Василий Церетели: Пришло время возрождать традицию поддержки культуры

Внук Зураба Церетели, 
самый влиятельный человек в российском современном искусстве (по версии журнала «Артхроника») побеседовал с заместителем председателя правления банка «Урал ФД» Леонидом Морозовым о роли культуры в формировании человека будущего

Поделиться
Василий Церетели

Фото: Наталья Давыдова

— Сегодня очень много говорят о современном искусстве. Какое место оно занимает в жизни человека и общества?

— Современное искусство  — это отражение сегодняшнего дня, эпохи. Художник создаёт зеркало того, что чувствует, что видит, и предлагает зрителю взглянуть на себя через эту призму.

Безусловно, зритель, который с детства приучен воспринимать абстрактное искусство, умеет мыслить по-иному. У него создаются другие ассоциации, другие видения, он готов отступиться от границ и идти дальше без привязки к привычному. Ведь что происходит, когда человек смотрит на понятное? Он просто фиксирует своё внимание на том, что знает, и мысль и фантазия дальше уже не идут. Для того, чтобы выйти за эти рамки, нужно рискнуть, сделать скачок в невидимую пропасть. Актуальное, современное искусство заставляет нас сделать этот скачок.

Так, например, в Гарвардском университете проводились масштабные исследования, в процессе которых детей с раннего возраста приобщали к современному искусству. Они ходили в музеи, сами создавали, творили, и это дало большие результаты по всем направлениям. Дети стали более успешны, причём не только в гуманитарных науках, но и в математике, физике, химии.

Есть и другие исследования, подтверждающие тот факт, что для воспитания нового человека, новой личности XXI века обязательно нужно приобщение к искусству, причём как к классическому, так и к современному. Только тогда человек будет более конкурентоспособен, и общество, которое стремится быть прогрессивным, обязательно должно быть в этом заинтересовано.

Современное искусство  — это язык сегодняшнего дня, сегодняшнего мира, поэтому любое цивилизованное государство должно его поддерживать.

В качестве примера можно привести Китай, где за короткий период была построена тысяча музеев современного искусства, и теперь активно собираются фонды, коллекции, оказывается помощь художникам... 

 — Правильно ли я понимаю: чтобы быть современным человеком, культурным человеком, надо постоянно расширять свои рамки?

 — Безусловно, это так. Так же, как художник всегда пытается выйти за рамки. Как Леонардо да Винчи вышел за рамки всего того, что человечество знало на тот момент, и начал думать о полётах.

Мне кажется очень странным, что люди, стремясь быть продвинутыми в моде, одежде, машинах, телефонах, когда встаёт вопрос искусства, обязательно выбирают только то, что им преподавалось в школе, и то, что понятно и известно. Они абсолютно не делают попытки выйти за рамки обыденного и двигаться к новому и современному. Возможно, это объясняется тем, что люди опасаются делать ошибки и стараются избегать неизведанного и непонятного. А искусство всегда неоднозначно и многопланово, и его надо уметь видеть и понимать.

Например, множество моих знакомых, приезжая в другую страну, первым делом идут в музеи, и не только классические, но и в Tate Modern или Центр Помпиду. И подчас, когда ты впервые видишь современное искусство, можно подумать: «Что это такое? Это и ребёнок может сделать!» Но даже если не возникло понимание с первого раза, то потом, когда ты начинаешь вчитываться, всматриваться, этот язык появляется, создаётся визуальный опыт. Ты уже по-другому начинаешь воспринимать, и открываются новые горизонты.

 — Всё новое всегда подвержено повышенному вниманию. И, как следствие, критике. Как правильно воспринимать критику? Как художнику реагировать на неё?

 — Важно смотреть, откуда она исходит и кто критикует. Очень часто это оказывается всего лишь играми, и со временем всё встает на свои места. Так было, например, с Петром I Зураба Церетели и с «Чёрным квадратом» Малевича. 

Критикуя, человек пытается пристроиться к чужому стереотипу: «Если все критикуют, то и я буду». А гораздо важнее принимать свои решения, не идти безумно за модой, а выработать свой взгляд.

 — Почему восприятие современного искусства в России значительно отличается от других стран? За рубежом в галереях яблоку негде упасть, чего не скажешь про наши... Что необходимо сделать для того, чтобы современное искусство в России наконец начали понимать?

 — На то есть вполне объективные причины. Современное искусство в России на протяжении 70 лет было запрещено выставлять. Только в конце 1980-х годов Третьяковская галерея допустила авангард для показа в своей постоянной экспозиции. То есть воспитание визуального языка целого поколения было упущено. А в Европе этой паузы не было, на смену классическому искусству пришёл кубизм, авангард...

С другой стороны, именно российский авангард, благодаря Кандинскому, Малевичу и другим художникам, дал почву всему мировому дизайну и искусству. Всё, что создано на сегодняшний день в дизайне и архитектуре, во многом определено нашим прогрессом в те годы. Но, к сожалению, у нас это никому не показывалось, и зритель не воспитывался на этом языке и не воспринимал его как должное. Поэтому мы имеем такую пропасть в культурном образовании, в результате чего люди в XXI веке вопрошают: «А «Чёрный квадрат»  — это искусство или нет?»

Однако стоит заметить, что молодое поколение вполне открыто для восприятия: сегодня в Москве и во всей России у современного визуального искусства очень внушительная аудитория. Например, за месяц работы Третьей Московской биеннале современного искусства только основной проект, представленный в «Гараже», посетило более 96 тыс. человек. А ведь восприятие обществом современного искусства  — это индикатор его развития.

У Китая очень правильное понимание того, как нужно представлять себя миру, действуя через культуру. Они смогли довольно быстро создать свой пласт искусства и предъявить его мировому сообществу. И как следствие, российские коллекционеры стали собирать китайское искусство даже больше, чем наше.

К сожалению, российское искусство ещё недостаточно представлено на международном уровне. Безусловно, его нужно больше вывозить, больше интегрировать в мировой контекст.

Искусство может отлично представлять государство, оно всегда интересно, инновационно и красноречиво отражает ситуацию, происходящую в стране. 

Фото: Наталья Давыдова  — Рискну предположить, что чем более значимо представлено искусство, тем охотнее люди инвестируют в него и поддерживают его.

 — Действительно, сейчас самое время возрождать традицию, которая была когда-то в России,  — традицию поддержки культуры. И это должно быть признано и одобряемо в обществе.

Нам уже пора отойти от менталитета советских времён, когда считалось, что если ты коллекционируешь антиквариат  — значит, ты спекулянт. Нужно в корне менять эту ситуацию. Чем больше будет коллекций  — как государственных, так и частных,  — тем лучше. Ведь это то, что в дальнейшем будет оседать в музеях, в фондах семей, останется в истории.

Мы видим примеры величайших коллекций Рокфеллера, JPMorgan, которые составляют большой капитал и в то же время доступны для посещения зрителей. У нас подобное пока только в зачаточном состоянии.

Очень важно понимать, что надо собирать работы именно последних десятилетий, чтобы этот пласт искусства не остался без поддержки и эти коллекции смогли появиться в наших музеях.

Представьте, что было бы, если бы в своё время не было Третьякова, Строганова? Если бы Морозов и Щукин не покупали произведения, которые на тот момент ещё не были признаны, не были мейнстримом,  — что бы мы сейчас имели в качестве культурного наследия? Как сложилась бы история искусства?

 — Инвестиции в искусство. Понимает ли бизнес, что это надо делать?

 — Есть несколько ярких примеров. Один из них  — компания «Новатэк» Леонида Михельсона, который не только поддерживает музеи и помогает молодым художникам, но и предпринимает реальные шаги, чтобы показать наше искусство на мировом рынке, взять хотя бы выставки в Нью-Йорке и Венеции.

Очень много для популяризации искусства делает Шалва Бреус, который выступил инициатором премии Кандинского.

Кроме того, есть люди, которые приобретают картины для себя, для своих домов. А есть, к примеру, коллекционеры Семенихины, открывшие прекрасные музеи и фонды, или Даша Жукова с «Гаражом».

Мы видим, что создаются арт-банкинги. То есть ещё один сегмент, куда можно вложить деньги,  — это художественные коллекции. Конечно, для этого необходимо привлекать хороших специалистов, которые могут сделать грамотный консалтинг, объяснить ценность произведений и обосновать их стоимость.

Почему люди вкладывают деньги в произведения Аниша Карупа? Почему у Владислава Доронина в «Городе Столиц» выставлены картины художников мирового уровня? Безусловно, это в том числе инвестиции, их диверсификация.

Если смотреть с этой точки зрения, мы видим, что произведения искусства последних 50 лет дают стабильный прирост более 20% ежегодно, даже в кризис. Конечно, эти вложения трудно отнести к быстроликвидным, ведь следует осознавать, что, если тебе потребуются финансы, ты не сможешь сразу продать того же Пикассо. Но люди понимают, что если у тебя есть «долгие деньги», подобные инвестиции  — это и статус, и уровень твоего интеллекта. Потому что когда ты собираешь классическое искусство, это очень хорошо, но когда ты собираешь искусство последних 50 лет — это уже совершенно другой уровень интеллекта и образ мышления.

 — Если говорить об искусстве как о способе инвестиций... Какие имена можно отнести к «голубым фишкам»? Чьи произведения максимально котируются?

 — Тот, кто собирает коллекцию ради инвестиций, обычно подходит к этому как к формированию инвестиционного портфеля. Составляется портфолио, в котором есть blue chips, имена из галерей первого ряда.

Конечно, в России рынок произведений искусства находится в зачаточном состоянии, но, к счастью, уже есть с чего начинать: есть два-три десятка признанных галерей, коллекционеры, аукционы. Это, например, Российский аукционный дом, «Филлипс де Пюри», «Кристис», «Сотбис», MacDougall«s  — то, что позволяет вписывать наше искусство в мировой контекст.

Безусловно, если ориентироваться на инвестиции и «голубые фишки», то нужно обращать внимание на имена авторов, чьи работы есть в музеях и которые в последнее время выставлялись на российских и международных выставках. На мой взгляд, это порядка 50 —100 художников, работы которых регулярно экспонируются и находятся в коллекциях Московского музея современного искусства, Третьяковской галереи и других, вплоть до Центра Помпиду.

Если совсем кратко, нужно обращать внимание на статус музеев и частоту выставляемости художника. Это примерно так же, как доверять компании, акциями которой владеют авторитетные фонды и которую рекомендует уважаемое рейтинговое агентство.

Если ориентироваться на мнение специалистов, риск подобных инвестиций минимален. Всё это можно перевести на понятные цифры, на внятный рыночный сегмент. Только, в отличие от ценных бумаг, за этим стоят живые люди и их произведения.

 — А есть ли риск того, что вся известность и именитость художника окажутся только хорошей раскруткой?

 — Сразу хочу развенчать миф о том, что любого художника можно раскрутить и продать его работы на самом крупном аукционе. Это неверно, потому что цена произведения растёт в зависимости от спроса на него, а аукцион  — всего лишь вторичный рынок. Так, когда стоимость работы, предположим, 1 тыс. руб., а её пытаются продать за сотни тысяч, она, возможно, один раз уйдёт с молотка, но второй раз этого уже не случится. Потому что если Дэмьен Херст уходит за большие деньги и цены на его произведения продолжают расти, значит, есть реальный спрос.

А мнение о том, что любого можно раскрутить,  — это миф. Один раз раскрутили, но завтра всё это рухнет, потому что поддерживать такой уровень постоянно нереально. Да и художник, раскрученный таким образом, очень быстро иссякнет в творчестве, закончится запас его слов в искусстве. Это то же самое, как раскрутить певца, поющего под фонограмму... и отправить его на Евровидение петь вживую. Конечно, он этого не сможет. Поэтому надо доверять определённому кругу специа-листов, экспертов, за ними стоят репутация и опыт.

 — Вы руководите Московским музеем современного искусства с 1999 года. Недавно за его ребрендинг вас признали самым влиятельным человеком в российском современном искусстве. Что вы считаете главной функцией музея в нынешней ситуации?

 — Одна из самых важных задач музея  — это образование зрителя, воспитание его художественного вкуса, в частности для нас  — формирование у публики восприятия современного искусства. Другая основополагающая функция  — это коллекционирование и сохранение накопленного для передачи его будущим поколениям.

Сейчас мы сознательно собираем и поддерживаем российское искусство, так как я считаю, что оно в этой поддержке нуждается. К сожалению, после распада Советского Союза не выстроились те механизмы, которые должны достойным образом помогать искусству, а без этого, как мы уже говорили, нет развития общества. Поэтому если мы заинтересованы в развитии российского общества и гражданина-патриота, который будет не просто существовать, а создавать историю и оставлять след в этой жизни, то мы должны уделять должное внимание нашему искусству, культуре и традициям.

 — Что вы можете сказать о развитии искусства в регионах?

 — Раньше региональные проекты по уровню развития сильно отставали от федеральных. Но на сегодняшний день ситуация меняется в лучшую сторону. Так, например, в Красноярске проходит Индустриальная биеннале, в Нижнем Новгороде, Самаре и других городах открываются музеи современного искусства. Нас уже давно не удивляют музеи в малых городах Европы, так почему же у нас этого не должно быть? Главное  — есть плацдармы, места, где люди творят, создают, и это не может не радовать.

В Перми Музей современного искусства открылся по инициативе Сергея Гордеева, бывшего на то время сенатором, и Марата Гельмана. И в результате мы имеем огромный, живущий своей жизнью проект, о котором говорит вся страна и не только. На сегодняшний день по городам и странам уже распространилась информация о Перми как о месте, где разворачиваются интересные события. Люди знают о Перми, Пермь на слуху, многие хотят туда поехать. И когда это связано с современным искусством, с театром, фестивалем  — значит, это прогрессивное место. А раз это прогрессивное место  — следовательно, сюда можно вкладывать деньги.

 — И всё-таки очень часто современное искусство воспринимается как что-то экстремальное.

 — К сожалению, иногда люди пытаются судить об актуальном искусстве, совершенно не зная, не понимая этот язык. Когда смотришь на любое произведение, то воспринимаешь его через призму своих собственных ценностей и мироощущения. Но нужно учиться понимать художника, идею, которую он хотел донести. Поэтому, в первую очередь, важно, чтобы человек воспитывал своё восприятие и был открыт новому.

Печатается с сокращениями. Полная версия интервью — на сайте ufd-pb.ru

Справка:

Василий Церетели
Исполнительный директор Московского музея современного искусства, советник министра культуры РФ по вопросам музейной деятельности, куратор российского павильона на Венецианской художественной биеннале, вице-президент Российской академии художеств. Художник, график, фотограф, автор инсталляций и продюсер, Василий Церетели учился современному искусству в престижных Parson School of Design и Высшей школе визуального искусства в Нью-Йорке. Вернувшись в Россию, активно принялся за обустройство русского художественного ландшафта. В 2007 году стал инициатором и продюсером проекта «Верю!»  — выставки, с которой, по сути, начался арт-центр «Винзавод» и которая ознаменовала серьёзные изменения в московском выставочном пространстве.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться