«Действую в интересах уязвимой группы граждан»
Уполномоченный по правам человека в Пермском крае Павел Миков — о соблюдении прав человека в условиях пандемии, об угрозе «Большого брата», о коллизии с «сиротскими домами» и о поразительной истории военных лет
Павел Миков
— Начнём с того, что нас сегодня больше всего волнует: в ситуации самоизоляции многие люди ощутили ограничение привычных свобод. Как вы думаете, всегда ли нашим властям удаётся соблюдать разумный баланс безопасности и свободы?
— Ограничения, введённые для предупреждения распространения COVID-19, соответствуют статье 55 Конституции РФ, где значится, что «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». На основе этой конституционной нормы уже давно — не в связи с коронавирусом — были приняты федеральные законы, например, закон «О санитарно-эпидемиологическом благополучии граждан» и другие нормативные документы. Так что в целом нынешний режим конституционен и законен.
Однако есть и тревожные моменты: мы увидели, что органы санитарной власти оказались бесконтрольны, они сегодня выше всех других государственных органов. Мы все оказались в зависимости от санитарного контроля, а органы защиты правопорядка действуют в интересах санитарной власти. Это касается не только России: в этот период, особенно в конце марта — начале апреля, вышло много специальных докладов ООН по вопросам, связанным с ограничением прав человека в период борьбы с пандемией. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш подробно объяснил, как ООН видит, что должно делать государство, чтобы, с одной стороны, обеспечить жизнь, здоровье и безопасность населения, а с другой стороны, в рамках этих ограничений гарантировать соблюдение базовых прав человека, не допускать их нарушения.
— Получилось ли это в России?
— Если взять Пермский край, то у нас властям удалось найти баланс: таких жёстких мер, как в Москве, вводить не пришлось.
— Да, нам не надо посылать селфи в качестве доказательства, что мы сидим дома…
— Но это не должно нас успокаивать! Внушает тревогу возможность того, что ограничительные меры, необходимые и разумные в период борьбы с пандемией, в дальнейшем могут трансформироваться и остаться в России и после пандемии. Ну, например, система «Социального мониторинга», которая была очень быстро узаконена депутатами Государственной думы, — интеллектуальные видеосети наблюдения, определение геолокации и так далее…
Речь идёт об ограничении права на частную жизнь, на свободу передвижения. Это не очень хороший шаг, не очень правильный, и это мнение разделяют, казалось бы, необъединяемые люди: против него выступила церковь и её исторические антагонисты — коммунисты; своё сомнение в правильности принятого закона выразили органы госбезопасности — они активно стараются понять, не несёт ли эта система угрозу безопасности; и, разумеется, против выступили правозащитники — вся масса правозащитных организаций и движений, самых разных, потому что этот шаг — реальная заявка на то, что ограничения распространятся на будущее, не только на ситуацию пандемии.
Я разделяю беспокойство всех государственных и негосударственных правозащитников: к сожалению, мы можем через этот законопроект прийти к варианту так называемого «Большого брата», контроля за социальной жизнью, как это сделано в одной из восточных провинций Китая.
— За последние два месяца вам приходилось реагировать на какие-то сигналы, связанные с ограничением прав и свобод?
— Аппарат уполномоченного по правам человека в Пермском крае не прекращал работу ни на минуту. Были определены чёткие графики дежурства у телефона, работала интернет-приёмная, я проводил прямые эфиры в соцсетях, у нас работал приём обращений по скайпу. В период с 31 марта по 21 мая к нам поступило 295 обращений только в связи с пандемией, а всего почти 1300 обращений. Понятно, что больше всего люди обращались за социальной помощью в виде денежных средств или иной материальной помощью: каждое третье обращение было связано с этим.
Следующий по частоте тип обращений — по вопросам реализации режима самоизоляции. Их вал пришёлся на вторую неделю режима, когда начали выяснять, каким образом можно получить разрешение на посещение пожилых родственников, можно ли передвигаться по территории Прикамья, выезжать за его пределы; должны ли граждане, которые приезжают в Пермь из других городов, на 14 дней изолироваться… Ну, самые разные вопросы.
Чуть позже, когда стало теплее (последняя неделя апреля — первая неделя мая), вопросы стали поступать от дачников, особенно людей старшего возраста. Например, обратился ветеран труда времён Великой Отечественной войны, 85 лет. У него дача в летнем варианте, он не может оставаться там на ночь. Его интересовало, может ли он ежедневно утром туда уезжать и вечером возвращаться. Вопрос индивидуальный и не был урегулирован общей нормой, прописанной в указе губернатора края. Но через такие нюансы и складывается вся правоприменительная практика.
— Удавалось ли помогать, решать такие вопросы?
— Большей частью да. В том, что касается вопросов социальной поддержки, организации дистанционного образования для детей, внеплановой медпомощи, в 70—80% случаев реагирование было моментальным, а в категории социальной помощи — вообще в 100% случаев, потому что помимо госпомощи в крае появилось много волонтёрских служб, и, если по каким-то признакам семья, нуждающаяся в помощи, не подходила для получения помощи из краевого или муниципального бюджета, то это можно было сделать через благотворительные фонды и возникшие вновь волонтёрские организации.
Объём помощи, который они предоставляли, меня поражает: только благотворительный фонд «Траектория надежды» более 20 тонн продуктов за эти два месяца доставил семьям с детьми, ветеранам, жертвам политических репрессий.
Оказалась очень востребованной простая и понятная юридическая помощь. Проект центра ГРАНИ #впермивсесоседи, к которому присоединились фонд «Дедморозим», Пермская гражданская палата и другие организации, позволяет получить быстрый и короткий ответ на волнующий вопрос либо перенаправить по нужному адресу запрос на получение благотворительной материальной помощи. Этот проект действительно работает.
Но в этой ситуации выявились и слабые места: большинство организаций, занимающихся помощью населению, сосредоточено в краевом центре. Для того чтобы отправить в какой-нибудь район материальную помощь в виде продуктов, одежды и т. д., людям надо приехать в краевой центр, в благотворительных организациях помощь забрать и увезти обратно в свои семьи. Считаю, что органы муниципального самоуправления должны в своих бюджетах предусматривать средства на оказание соцпомощи — не только в такой массовой экстренной ситуации, но и вообще в экстренной ситуации.
А что мы сейчас имеем? Ровно то, что большинство муниципалитетов к ситуации оказались не готовыми. Большинство из них являются дотационными, и подписано соглашение с краевым минфином о том, что дополнительные социальные расходы муниципалитеты не имеют право выделять. Они абсолютно зависимы от краевого минсоца.
Пермь вышла из ситуации только потому, что здесь традиционно много благотворительных фондов и других социальных НКО. Быстро сорганизовались наши крупные города: Березники, Чайковский, Кунгур — благодаря активным социально ориентированным предприятиям. А в большинстве территорий, особенно сельских, особенно в Коми-Пермяцком округе, этого не произошло.
Надо стимулировать развитие НКО в территориях и пересматривать социальные обязательства органов местного самоуправления перед населением. Не должны их возможности оказания помощи в экстренных ситуациях ограничиваться тем, что они являются дотационными территориями.
— Насколько я знаю, за время самоизоляции у вас было несколько личных выездов в проблемные точки, и некоторые из них получили большую огласку…
— Дважды я выезжал в так называемые «сиротские дома», которые были построены в 2015 году для выпускников детских домов в Перми. К сожалению, судьба их так до сих пор и не определена. Уголовное дело продолжается, есть судебное решение о том, что эти помещения не соответствуют нормативам, по которым должны быть предоставлены квартиры сиротам. Уже есть 10 частных судебных решений о том, что государство должно предоставить жильцам другие квартиры.
— А что с этим жильём не так?
— Во-первых, площадь квартир должна быть не менее 33 кв. м, а большинство из них 31,5—32,5 кв. м. Кроме того, там обнаружились проблемы с вентиляцией, отоплением, канализацией. Их точечно реконструировали, решали, решали, решали… Но всё равно эти дома не соответствуют требованиям закона по предоставлению жилья детям-сиротам, и все эти квартиры надо расселять.
Эта ситуация находится на контроле уполномоченного с 2016 года — Татьяна Ивановна Марголина в своё время первая эту тему активно начала продвигать, и я туда неоднократно выезжал в 2017—2018 годах. Но сейчас я туда поехал, потому что пришло обращение от людей, что про них все забыли.
Это было в начале апреля, и я увидел, что во время таяния снегов и ливневых дождей были затоплены подвалы, сырость стала подниматься вверх, тараканы, блохи и клопы полезли в квартиры. Крыши, которые ремонтировали в прошлом году, в очередной раз протекли. Мусор не вывозится. Дезинфекция, дай бог, если проводится раз в неделю… Но самое страшное, что там без социальной помощи оказались семьи, в которых по два-три ребёнка. Это бывшие выпускники детских домов со своими семьями, которые остались без работы: работали, как правило, на минимальной ставке, кто-то работал нелегально, и теперь они остались без средств к существованию.
Я к девочке во дворе подхожу, ей пять лет, зовут Арина. Спрашиваю, что она на завтрак сегодня ела, а она говорит: «У нас дома нет ничего. У нас даже сахара нет». Пошли вместе с ней, она показала, где живёт. Там трое детей и мама четвёртым беременна. Те продукты, которые выдали на дошколят, у них быстро кончились.
Это не единственная ситуация, там таких несколько. Хорошо, что у меня сохраняются связи со всеми директорами наших сиротских учреждений: позвонил им по телефону и попросил навестить их бывших воспитанников, помочь им хотя бы продуктами. На следующий день они мне уже отзванивались, фотографии скидывали. Нашли возможность, партнёров, благотворителей… Но это ведь только точечно решило проблему. Системно эта проблема не решилась! Не говорю уже о том, что, если у них на продукты не хватает денег, естественно, никаких средств защиты нет — масок, перчаток, антисептиков…
Поэтому я и пригласил выехать на место — не для встречи с жителями, а чтобы увидели ситуацию своими глазами, — чиновников краевого и городского уровня. Нас по списку должно было быть ровно пять человек, но у нас же люди не могут выезжать в одиночку на места! У них помощники, подчинённые, ответственные. В итоге получилось 12 должностных лиц, и, как только жители из окон увидели нас… Сами понимаете: в такой ситуации началось стихийное собрание. Мягко скажу: очень эмоционально они высказывали все свои претензии, которые с 2015 года известны мэрии и краевому правительству, — это и отсутствие дорог, освещения, общественного транспорта; это и протечки крыш, текущая канализация в этих домах. Проблемы старые, но они оказались обострены из-за того, что средств к существованию у семей не стало.
В этой ситуации я не мог не реагировать. У нас в законе чётко прописано: уполномоченный по правам человека по своей инициативе реагирует на жалобы граждан, не имеющих возможности самостоятельной правовой защиты. К тому же это дело моей чести и совести: изначально их поселили в 2015 году, как в гетто, и все последующие действия не решали проблему этих домов, где каждая 15-я квартира официально признана непригодной для жизни.
— И какие будут результаты этого выезда?
— Мы не просто обозначили намерения, а создали протокол, который должен быть исполнен до 10 июня. По всем ведомствам расписали экстренные меры по обеспечению материальной помощью, оснащению санитарно-эпидемиологическими средствами. Всё это уже делается. Однако системные вопросы — судьба этих домов — всё ещё на уровне обсуждения. Надо принимать решения на краевом уровне и выделять городу дополнительные средства на то, чтобы переселить жителей этих домов в другие дома и квартиры. А в этих пяти трёхэтажках в микрорайоне Запруд город может разместить маневренный жилой фонд.
— Чем по поводу этой поездки был недоволен Роспотребнадзор?
— Роспотребнадзор внёс мне предписание о том, что я вопреки указу губернатора организовал проведение массового собрания. Однако в соответствии с этим указом губернатора, который был подписан 2 апреля и действует по сей день, деятельность по защите прав человека в Пермском крае не ограничена ничем. Об этом я и напомнил Роспотребнадзору, поскольку действовал в рамках законодательства и в интересах уязвимой группы граждан.
Думаю, что самому Роспотребнадзору есть чем заняться в этих домах: проверить качество общественных помещений, подвалов на предмет своевременной дератизации и дезинсекции; определить, почему эти граждане не были обеспечены средствами индивидуальной защиты… Я думаю, что наш диалог ещё впереди. Надеюсь, взаимопонимания достигнем.
— Незадолго до периода самоизоляции вышел ваш ежегодный доклад. Как на него отреагировали власти?
— Я представил свой доклад Законодательному собранию ещё в марте, после чего мы совместно с правительством края работали над планом по выполнению рекомендаций ежегодного доклада уполномоченного. Эта работа завершена, и 21 мая Дмитрий Махонин это распоряжение подписал.
Обычно краевая власть достаточно ответственно относится к исполнению рекомендаций уполномоченного; так, по итогам докладов 2017 и 2018 годов 90% мероприятий были исполнены в полном объёме. Однако остаются мероприятия, которые мы вписываем каждый год.
Например, каждый год мы пишем о необходимости выделения дополнительного финансирования на обеспечение жильём реабилитированных жертв политических репрессий. У нас их немного осталось, всего 180 человек в крае. Они все того же возраста, что и ветераны Великой Отечественной войны. Средства для обеспечения ветеранов войны жильём нашли, значит, можно найти и для реабилитированных граждан. Надо восстановить наконец справедливость по отношению к этим людям, которые всего лишились. За два года мы можем эту тему закрыть.
На нашей первой встрече с Дмитрием Махониным мы нашли общий язык, он отнёсся к проблеме с пониманием, дал поручение определить возможность увеличения финансирования и включить дополнительные средства на эту цель в бюджет 2021—2022 годов. Мы договорились при наличии возможности в 2020 году тоже чуть увеличить бюджет, чтобы не 30 человек в этом году были обеспечены жильём, а человек 40—50.
Я уверен, что это получится, потому что тема политических репрессий близка и знакома Дмитрию Николаевичу: его дед не по своей воле оказался в наших краях. Семья была сослана в Чердынский район из Беларуси. В музее села Рябинино есть фотографии этой сосланной семьи.
— Я знаю, что у вас есть особый проект, посвящённый 75-летию Победы в Великой Отечественной войне…
— Два года назад совместно со Светланой Юрьевной Агапитовой, уполномоченным по правам ребёнка в Санкт-Петербурге, при поддержке правительства Санкт-Петербурга и правительства Пермского края мы начали проект «Спасённое детство». Он родился спонтанно, но оказался человечным и, самое главное, с огромным потенциалом для воспитания детей и сохранения памяти о войне.
В 2014 году я побывал в школе №5 города Чернушки, и в школьном музее мне показали коллекцию стихов, рисунков, писем воспитанников Легаевского дома-интерната, в котором в годы войны жили дети, эвакуированные из Ленинграда, с их воспитателями. Эти документы не были отправлены в Ленинград и хранились в обычной картонной коробке из-под конфет или печенья. Две учительницы берегли этот архив десятилетиями, хотя школа неоднократно переезжала и утратить документы было проще простого.
Родилась идея «оживить» эту коллекцию и попытаться найти тех людей, чьи детские рисунки и письма в ней хранятся; я поделился этой идеей со Светланой Юрьевной, и появился межрегиональный проект — наш маленький вклад в большую историю, которую надо осветить. Самое главное то, что в Санкт-Петербурге мы нашли воспитанников Легаевского дома-интерната — им всем уже по 85—90 лет. Мы организовали встречу, провели телемост между жителями Легаевки и Петербурга, а один из воспитанников интерната даже приезжал к нам в Пермский край со своей женой. Мы его провезли по тем местам — интерната там нет уже давным-давно, но остались внуки тех сельских женщин, которые приняли этих детей из Ленинграда и четыре года о них заботились.
Для меня было важно восстановить историческую справедливость в отношении директора этого интерната Евгении Николаевны Скотниковой. К 30-летию Победы, в 1975 году, она описала жизнь интерната в Легаевке — с первого дня, как их эвакуировали, и до последнего дня, когда они уже прибыли обратно в Ленинград. Свою рукопись она принесла в Ленинградское государственное издательство — Ленгиз, но редакторы посчитали, что она не имеет художественной, литературной или исторической ценности, и отказали в публикации. Евгения Николаевна на этом машинописном тексте собственноручно написала, что она обратилась в издательство и ей отказали в публикации, расписалась и поставила дату — 8 мая 1975 года — с надеждой, что когда-нибудь эта рукопись будет опубликована.
Каким образом, неизвестно, но эта рукопись тоже оказалась в музее чернушинской школы №5! Мы на её основе выпустили два издания: во-первых, опубликовали полностью мемуары Евгении Скотниковой в первозданном виде, а во-вторых, сделали версию, адаптированную для школьников, с рисунками детей. Надеюсь, эта книжка будет интересна и историкам, учителям истории. Она очень подробно воссоздаёт детали жизни детей в эвакуации.
Не в завершение проекта, но в качестве ещё одной промежуточной точки у нас будет событие с маэстро Валерием Гергиевым. Дело в том, что здание детского сада №20, из которого в Чернушку были эвакуированы воспитанники, находилось на месте сегодняшнего нового корпуса Мариинского театра. Мы ещё в прошлом году начали диалог с Гергиевым и договорились, что во время одного из концертов будет сделана выставка в фойе Мариинского театра о судьбе этого детского сада, а на концерт будут приглашены воспитанники интерната, которых мы нашли. Валерий Абисалович хотел исполнить Седьмую симфонию Шостаковича. Мы планировали это сделать нынче 1 июня, в День защиты детей. К сожалению, не удалось… Договорились, что питерские школьники вместе со взрослыми коллегами поедут в этот день по квартирам и вручат воспитанникам Легаевского интерната подарки, в том числе изданные нами мемуары Евгении Николаевны Скотниковой.
Надеюсь, что и концерт всё же состоится, пусть позже. Главное, что Гергиев согласен.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.