«Живой человек на сцене возрастёт в цене»
Эксперт и многократный член жюри Национальной театральной премии «Золотая маска» Лариса Барыкина — о «карантинных» трансляциях концертов и спектаклей и о том, что ждёт театры после возобновления работы
Татьяна Андреева
— Мы радуемся обилию замечательных спектаклей и концертов, которые транслируют театры и другие ресурсы, но являются ли эти трансляции полноценной заменой «живым» театрам или концертам?
— Это, конечно, паллиатив, вынужденная мера в предлагаемых обстоятельствах, хотя для многих эти трансляции стали спасением в нашем заточении. И я поначалу очень радовалась обилию предложений, возможности видеть записи спектаклей не только по долгу службы, но и по желанию, снимая самые-самые сливки. Но постепенно эйфория прошла. Оказалось, что смотреть запись спектакля в качестве эксперта, когда ты должен произвести анализ и дать профессиональную оценку, и смотреть в качестве зрителя, пытаясь получить то же удовольствие, что и в зрительном зале, — это не одно и то же. Впечатление получаешь, но оно другое.
Во-первых, многие театры и фестивали выложили некачественные записи и тем самым сильно подпортили себе репутацию. Съёмка с одной камеры из глубины партера — это нонсенс. Если у вас нет хороших записей, лучше бы вы этого не делали.
Во-вторых, даже если это снято хорошо, ты понимаешь, что видишь спектакль всё-таки чужим взглядом. Когда ты в зале, у тебя есть свобода выбора в том, что предпочесть: общий план, конкретные детали, что-то ещё…
Но самое главное, наверное, не в этом. Стало понятно, что эти трансляции никогда не заменят нам «живого» театра.
Театр каждый воспринимает по-своему. Для кого-то это храм — Теодор Курентзис, например, всегда старался создать такой театр; для кого-то мастерская, для кого-то кафедра, для кого-то развлекательный клуб, для кого-то подиум, чтобы продемонстрировать себя… Каждый человек идёт в театр со своей целью и со своими потребностями, но мне всегда было дорого ощущение некоей общности и причастности, того, что объединяет людей в театре и даже после театра. Как говорил Вольтер, «нация собирается в партере».
Недавно мне попалось в целом очень грустное интервью Дмитрия Крымова, который очень хорошо об этом сказал: «В театр входит толпа, а выходит народ». Мы благодарны театру за то, что он делает нас другими, и очень хотим это переживать не в одиночестве, а как-то совместно, соборно, коммуникативно.
Я думаю, что записи, доступные онлайн, хороши для профессионалов и любителей театра. Мне вот показалось интересным пересматривать на видео то, что когда-то я видела в зрительном зале. На вопрос, приведут ли трансляции впоследствии новую публику, однозначно не отвечу. Есть разные люди: некоторые, как я, тяжело переживают отсутствие внешнего общения, но есть те, кто прекрасно себя чувствует в онлайне. Не только социофобы, но и большинство интровертов. Они, скорее всего, постараются остаться в этом формате и после того, как закончится эпидемия, и предпочтут записи «живому» театру.
— Наверное, можно как-то определить критерии хорошей, правильной трансляции…
— Возьмём для сравнения Пермскую и Екатеринбургскую оперу. Екатеринбургский театр не стал делать ничего онлайн, а в двадцатых числах мая объявил о том, что закрывает сезон. То есть фактически они закрыли его ещё в марте. Они не показывали трансляций, возможно, потому, что у них особо нечего показывать: там нет таких отличных профессионалов, как студия Леонида Клинчина в Пермском театре оперы и балета. При том, что репертуар в Екатеринбургском театре в несколько раз больше, чем в Перми.
А вот Пермская опера провела огромную работу по согласованию авторских прав, договорилась даже с фондом Баланчина, с Бобом Уилсоном и классно организовала эти трансляции: там были ведущие, интервью с авторами спектаклей… Это всё очень здорово, потому что рождает ощущение сиюминутности происходящего, которого нам так не хватает в отсутствие «живого» театра. Сейчас ждём записей с Дягилевских фестивалей, думаю, это будет увлекательно.
— Бывает ли так, что спектакль в записи и спектакль живьём производят разное впечатление?
— Сколько угодно! Мы в экспертном совете «Золотой маски» постоянно с этим сталкиваемся. Есть театры, которые не утруждают себя изготовлением качественных записей. Нередко можно было услышать от коллег-экспертов: «Это же ужас, что они на конкурс пытаются выставить!» А я видела этот спектакль вживую, и он мне показался достойным… Неряшливые записи производят порой обратный эффект.
Запись лучше самого спектакля? Тоже бывает, но крайне редко.
Это очень непростая история. Кроме ощущения сопричастности есть ведь ещё момент съёмок: профессиональных, хорошим глазом. Это специальная сложная работа. Недаром так популярны до сих пор фильмы-оперы, которые снимали когда-то на советском телевидении, или, например, Жан-Пьер Поннель, который снимал оперы не как спектакли, а как фильмы. Это абсолютно другой жанр, и у него много возможностей.
— Наверняка всеобщая изоляция ударила не только по зрителям, но и по театрам. Трансляции помогут как-то сохранить связь театра со зрителем?
— Я работала в театре и часто выходила на сцену. Есть такое понятие, как «дыхание зала». Ты не видишь никого — на тебя направлены софиты, но каким-то волшебным чутьём ты понимаешь: зал тебя слушает или нет? Смотрит или нет, сопереживает или нет? Это удивительное чувство и ощущение, которое всем артистам хорошо знакомо и без которого они жить не могут. Взаимообмен энергией между сценой, артистами и зрительным залом — это главное свойство театра, которое исчезает, когда ты тупо сидишь перед монитором. В этом смысле меня в какой-то момент записи перестали радовать: ты смотришь чисто профессиональным взглядом, а эмоционально мало включаешься. Экран как барьер.
И, конечно, я очень сочувствую всем артистам: не только балетным, которые теряют форму, не только оперным, которым негде по-настоящему петь, но всем, потому что они лишены этой подзарядки, этой энергетически очень мощной волны, которой они живут и которая им дороже всего на свете.
Мы знаем немало примеров, когда люди бросали респектабельные профессии и становились великими артистами: Ирина Архипова, например, архитектуру оставила в тот момент, когда поняла, что у неё прекрасный голос. «Призвание — сцена» — это не какие-то пустые красивые слова, это абсолютная реальность. Я выражаю сочувствие всем, кто этого лишён. Хочется, чтобы побыстрее всё это вернулось.
— Как зрители отреагируют на окончание карантина? Побегут ли в театр или будут опасаться находиться в толпе после пережитого страха заражения? И как скажется история с карантином на самих театрах?
— Я-то думаю, что народ в театр побежит, как только его пустят. Страх получить вирус быстро пройдёт. В природе человека — не помнить скверное и радоваться хорошему и живой жизни.
Последний зарубежный театр, в котором я была перед карантином в самом конце января, — венецианский Ла Фениче — недавно объявил, что будет менять расстановку кресел, расположение оркестра, какие-то невероятные работы они собираются проводить, чтобы вместо 1000 зрителей в зале было около 300 или 350. Рентабельно или нет, это другой вопрос, но они уже не могут без зрителей, они уже собираются к ним выходить, начинать играть спектакли. Про «зрителей в шахматном порядке» заговорили и у нас.
Экономические потери театров в результате происходящего колоссальны, но я не буду об этом, пусть об этом рассуждают специалисты. Хочу сказать о другом — о сути.
Сам театр, вероятно, изменится. Он не будет таким, как раньше.
Живой человек на сцене возрастёт в цене. В последнее время мы стали любителями сложнейших режиссёрских концепций, и это всё очень классно и интересно, но теперь, как я прогнозирую, вновь вернётся интерес к человеку на сцене. Все эти новые формы, поиски театрального языка, новации и эксперименты, театр постдраматический, иммерсивный, документальный, квесты… Это всё по-прежнему будет, но не настолько в чести, как это было ранее.
Мне кажется, зрителю захочется чего-то человеческого, простого, традиционного. Эмоций чистых и незамутнённых. Мы два месяца живём в серьёзных потрясениях. У меня множество знакомых переболело, кто-то умер. У многих нервы не выдерживают. Потребуется искусство не только как пища для ума или развлечение, хотя и это тоже будет, — возникнет серьёзная необходимость в его гуманистической направленности. Театр как прибежище человечности. Как утешение и поддержка. В последние годы театр был очень жёстким, он слишком долго и настойчиво выводил нас из зоны комфорта. Теперь жизнь это сделала гораздо круче, и от театра будут хотеть чего-то иного.
Джэк Девант
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.