Евгений Сапиро

Евгений Сапиро

профессор, в 1990-е годы зампредседателя Пермского облисполкома, инициатор создания Пермской товарной биржи

Две истории и один учебник

Желаете ли вы из нынешнего безобразия вернуться в пушистый и белый СССР?

Поделиться
Две истории и один учебник

На фото: очередь в ЦУМ

Лавры и нары

Для себя я давно открыл секрет зачатия темы для очередной публикации: одновременно в поле зрения должны попасть и пересечься два сюжета. Первый сюжет, подсказавший эту статью, был абстрактным и безобидным. Возник он в конце февраля после рекомендации президента Владимира Путина: «Стоит подумать о единых учебниках истории России для средней школы».

Впервые историю я изучал в 1944 году по учебнику, изданному ещё в середине 1930-х. Фрагменты некоторых его страниц и размещённые на них портреты, относящиеся к советскому периоду, были замазаны чернилами и заклеены. Но под одним из портретов можно было разобрать «маршал Блюхер». Стало интересно: что такое сотворил неизвестный мне маршал, чтобы из исторических героев попасть в заклеенную неизвестность? Этот вопрос и был задан вечером родителям...

Пытливость моя была тогда пресечена на корню, но эпизод, пошатнувший веру в устойчивость исторической науки, запомнился. В этом я ещё раз убедился, настороженно восприняв предложение президента России о едином (считай, непоколебимом) учебнике истории.

Настороженность моя медленно угасала. Но через неделю снова вспыхнула от обнаруженного в фейсбуке другого сюжета. Более конкретного и менее безо­бидного. Создатель сюжета — ветеран пермской журналистики (назовём его G), обращаясь ко мне, сначала изобразил из себя «доброго следователя» («Понимаю ваше стремление обелить своё прошлое...»), но тут же сменил милость на гнев, предложив занять место на скамье подсудимых в качестве фигуранта по делу (цитирую):

— об уничтожении России в одной не из последних её земель;

— внедрения вместе со своими учениками и единомышленниками в Пермской области (ныне — крае) компрадорского сознания класса малиновых пиджаков.

В 1990-е годы я действительно активно занимался реализацией политических и экономических реформ в Пермской области. Несколько раз даже был обозван «отцом пермского капитализма».

Представим, что некий автор пишет пермское приложение к возрождённому единому школьному учебнику истории. Заглянув в виртуальные кладовые фейсбука, он обнаруживает в них приведённую выше реплику G. Что имеем в сухом остатке? Роль моей персоны в истории Пермского края будет описана словами обвинительного заключения, принадлежащими перу аксакала пермской прессы. Приговор истории окончательный и обжалованию не подлежит?

Пытаясь спасти свободу и репутацию, я, подобно утопающему, хватаюсь за оказавшуюся рядом соломинку. Приплыла она ровно два года назад.

Политолог Сергей Казаков выдвинул тогда мою кандидатуру на Строгановскую премию за те же самые деяния в «лихие 1990‑е». Как председатель премиальной комиссии я взял тогда самоотвод. Но осадок остался. И теперь он ядовито возбуждает любопытство: какой же из моих портретов займёт место в пермском приложении к учебнику истории? Кисти журналиста G или политолога Казакова? На чём мне вместе с единомышленниками впредь суждено почивать? На лаврах? Или на лагерных нарах?

В чём же мы расходимся с ветераном пермской журналистики? Он считает, что, осуществляя в Пермской области политические и рыночные реформы, я уничтожал «одну не из последних её земель». А я уверен, что лечил её от неминуемой деградации. Поэтому меня волнует, как в будущем учебнике истории будут представлены две России (включая Пермский регион), две системы: советская и реформированная в 1990-х годах.

По учебникам, оценивающим эти системы, будут учиться дети, не прикоснувшиеся к советскому образу жизни. О нём и о реформах, резко изменивших этот образ, они будут судить не по собственным впечатлениям и чувствам, а станут верить печатному слову «единственно правильного» учебника. Некоторые — недолго. Пока не окунутся в серьёзные монографии, рассказы очевидцев, архивные материалы. Но очень многие проглотят содержимое учебника, особо не задумываясь. Будут верить прочитанному всю свою взрослую жизнь и на этой основе принимать решения. Возможно, важные.

Какие изображения этих двух систем в фас и профиль предлагают на выбор «обвинитель» и «обвиняемый» автору будущего учебника?

Система-С

Советская система явно вызывает у журналиста G добрую память. За уничтожение этого доброго он и усаживает меня на скамью подсудимых. Моё же мнение: Система-С — ущербная. Несмотря на присутствие в ней некоторых позитивных элементов. Например, «социального лифта» огромной вместимости, который от самой от земли поднял до вершин государства, науки и техники, искусства, спорта тысячи талантливых людей. Включая губителей этой системы Михаила Горбачёва и Бориса Ельцина.

Система-С обеспечивала относительную однородность общества. Несмотря на номенклатурные привилегии, раздражавшие многих наших современников, расслоение общества оставалось в разумных пределах. Важным положительным явлением для страны с огромной территорией была доступность транспортных услуг почти всем слоям населения... Далее следуют «минусы».

Политический бетон системы был густо армирован фальшью и лицемерием. Полное отсутствие конкуренции на так называемых выборах, тотальный контроль идеологии, СМИ. «Железный занавес» по всему периметру государственной границы, предназначенный не столько оборонять страну от «чужих», сколько не выпускать из неё «своих».

Каюсь, но мне с молодых лет нравится пошлое выражение «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Политика в жизни обычного человека — это «любовь», а экономика — «что покушать». С экономикой в Системе-С было совсем худо.

Для государства экономика родила величайшие достижения: заводы-гиганты, гидростанции, водохранилища, атом, космос, авиацию, оборонку, нефтегазовый Север... К отдельно стоящему и сидящему советскому человеку она была не так щедра: дармовой труд заключённых, более чем скромная оплата «вольных», раскулачивание и последующее «крепостное право» на селе, недостаточное количество и унизительно низкое качество товаров для населения... Как следствие, обязательные атрибуты советского образа жизни: «достал по блату»; «стол заказов» для избранных; объявление в магазине «По одной в одни руки»; употребление слова «достать» вместо «купить»... И это всё — при колоссальных природных богатствах страны!

Не могу припомнить хотя бы три десятка «товаров и услуг», которые не были дефицитными в Стране Советов. Спички, соль, горчица, уксус, «изделие №2» Баковского завода, собрание трудов классиков марксизма-ленинизма... Всё остальное — от карьерных экскаваторов до туалетной бумаги, от лысьвенской эмалированной посуды до подписки на журнал «За рулём», — приходилось «доставать».

Если коротко, то плановая экономика, лишённая двигателя реальной конкуренции, начисто проиграла борьбу своему рыночному сопернику. Гонка вооружений, падение цен на нефть окончательно надломили ей хребет.

Примочками эту болезнь вылечить было невозможно. Требовалась операция по пересадке органов. И политических, и экономических.

К политическим Михаил Горбачёв с Александром Яковлевым подступились. Что-то отрезали, что-то пришили. А делать пересадку экономических органов вместе с ведущим хирургом по этим болезням Николаем Рыжковым никак не решались. Только ходили вокруг да около. А время шло, болезнь прогрессировала. Полки магазинов опустели, деньги превращались в фантики.

Летом 1991 года запасы зерна и сахара в Перми не превышали недельной нормы. Водки и табачных изделий не хватало даже для продажи по талонам. В знак протеста люди стали перекрывать трамвайные пути...

В январе 1992 года за скальпель взялись Борис Ельцин и Егор Гайдар. Принципиальное пояснение: теперь операция была уже не плановой, к которой долго и тщательно готовятся, а экстренной — в цейтноте, без тщательного обследования больного, при ограниченном наборе медикаментов...

Система-92

Весной 1992 года из реанимации, прихрамывая и пошатываясь, вышла российская (а в ней и пермская) обновлённая политическая и экономическая система. Я долго мучился: как её правильно назвать? «Демократической», «рыночной»? Засмеют. И демократия в ней с примесью самодержавия, и рынок не поймешь, какой — по закону или «по понятиям»? Не мудрствуя лукаво, назвал её по году рождения: Система-92.

Только не подумайте, что Система-92 — исключительно «ельцинская». В последующие годы она прибавила в «государственности» и в коррупции, укоротила поводок вольностей. Но образ мысли и манеру поведения сохранила почти в неприкосновенности.

Журналист G назвал Систему-92 нехорошими словами — «компрадорской», «уничтожающей». Несмотря на разное с ним восприятие истории, первая характеристика у меня возражения не вызывает. Напомню, что компрадоры — это чиновники и олигархи, наживающиеся на экспорте отечественного сырья и импорте высокотехнологичной, сложной продукции. Свой капитал они держат в иностранных банках и интересами национальной экономики не очень заморачиваются. Всё это в Системе-92 «имеет место быть».

Усугубляя собственную вину, признаю присутствие в организме пациента и других серьёзных пороков. Переход страны с плановой экономики на рыночную требовал создания совершенно новых правил игры (законов) и соответствующих институтов: приватизации; налогового, антимонопольного, жилищного и земельного кадастра; трудоустройства безработных; регулирования биржевой, страховой деятельности. В корне менялось содержание работы банковской системы, оптовой и розничной торговли.

Всё это делалось. Но не «с чувством, с толком, с расстановкой», а впопыхах, «на коленке». И без жёсткой антикриминальной защиты. А защищать было что. И от кого.

В меню государственной кормушки 1990-1992 годов были аппетитные блюда для новорождённого бизнеса: льготные кредиты; контракты на реализацию экспортной продукции для приобретения за счёт этого основных продуктов питания; квоты на использование природных ресурсов (нефтяных, лесных). Но самым лакомым кусочком, выставленным рыночной реформой на прилавок, оказалась приватизируемая государственная, кооперативная и общественная собственность. От заводов и теплоходов до земельных угодий и средств массовой информации. «Свои» — то есть работники приватизируемых активов — могли её получить даром, остальные — купить или отнять.

«Свои» выпавший им шанс использовали не лучшим образом. Я не говорю о рядовых членах трудовых коллективов, у которых вероятность стать долларовыми миллионерами изначально была близка к нулю. Не выдержало рыночного экзамена подавляющее число «красных директоров». К пермским «отличникам» без колебаний отнесу только четырёх: Виктора Баранова («Соликамскбумпром»), Петра Кондрашова («Сильвинит»), Михаила Соколовского («Искра») и Вениамина Сухарева («Пермьнефтеоргсинтез»). Зато «покупатели» развили бурную деятельность. Их я условно делю на три группы — «просто таланты», «таланты со связями» и «бандиты».

В «просто талантах» ходили бывшие подпольные «цеховики» времён ещё зрелого СССР, кооператоры горбачёвской выучки, вузовская публика — гуманитарии и «технари», от доцентов до студентов. Успешно стартовали в бизнесе кандидаты наук, экономисты и философы Григорий Баршевский, Сергей Вороно, Юрий Гантман, конструктор-ракетчик Игорь Прагер, сотни других разночинцев. Но шире всех шагнул в капитализм студент Дмитрий Рыболовлев, ставший потом долларовым миллиардером и владельцем футбольного клуба «Монако».

С «талантами со связями» случилась неожиданность №1: наиболее успешными оказались не партийно-советские функционеры, не всесильные представители советской торговли, а воспитанники ленинского комсомола и студенческих строительных отрядов. Фамилии Кузяев, Тёмкин, Трутнев, Чиркунов вам о чём-нибудь говорят? У их старших товарищей оказалось связей больше, а таланта приспособиться к новым условиям — меньше.

Об участии бандитов с их инвестиционным потенциалом в виде «общака» в приватизации распространяться нет необходимости. На украинском базаре на вопрос: «Сало можно попробовать?» — может последовать ответ: «А шо его пробовать? Сало як сало!» Так и тут — бандиты как бандиты.

Неожиданность №2: за редкими исключениями грань между талантами всех мастей и бандитами стремительно исчезала. В этот момент и должна была включиться мощная государственная антикриминальная машина. Но она оказалась «не на ходу». Это была печальная неожиданность №3.

Когда от слов об экономической реформе перешли к делу, выяснилось, что в разработанном федеральным правительством комплексе реформирования отсутствует блок профилактики «рыночной» преступности и борьбы с её проявлениями — коррупцией, рэкетом, рейдерством, валютными, банковскими махинациями, денежными пирамидами... Немногие исключения — попытки борьбы с налоговыми и таможенными преступлениями.

Может быть, «отцы реформы» величину этой опасности просто не просчитали? Может, они эту угрозу предполагали, но в спешке борьбу с ней сочли неподъёмной? На основе личных впечатлений склоняюсь к первому варианту.

Проблема усугублялась разбродом и шатанием в силовых структурах, их нищенским финансированием. Последствия этого — всплеск коррупции внутри правоохранительной системы, уход из неё многих профессионалов, в том числе в преступную среду.

Перечень хронических болезней Системы-92 не ограничивается экономическими. К особо вредным смело можно отнести социально-политические: запредельное имущественное расслоение в обществе и политическую монополию. Но эти недуги требуют отдельного разговора. А пока вернёмся к интриге.

«В чём правда, брат?»

Очень хочется спросить моего оппонента: желаете ли вы из нынешнего безо­бразия вернуться в пушистый и белый СССР? Если он подтвердит: «Да!», то это диагноз. Показывает он наличие у пациента или большого лукавства, или гремучей смеси ностальгии со старческим маразмом.

Сегодня даже самые правоверные члены КПРФ в душе не желают возврата к советскому образу жизни. Они стараются не вспоминать про общенародную собственность и плановую экономику. Им по душе приятный гнёт товарного изобилия, услуга «всё включено» турецкого туристического пакета, дачная амнистия и даже 115 презренных долларов за баррель нефти. И как чёрт ладана они боятся возврата парткомов, сурово осуждающих за супружескую неверность и за сооружение на прохладном Западном Урале печки на «мичуринской» даче.

Если при этом поинтересоваться, как всё это уживается с учением Маркса-Ленина и с тяжкими уроками прошлого, то последует ответ: «Да, в советской системе были отдельные недостатки. Но мы сделаем шаг назад, исправим их и вернёмся в уже обновлённые Советы».

Не получится, товарищи! И не злите детского защитника Астахова, не морочьте голову несовершеннолетним. России выпала трагическая судьба более 70 лет проводить над собой масштабный эксперимент.

Выводы из этого эксперимента: и советский строй с его плановой экономикой, и демократический с рыночной — двигатели развития общества. Но двигатели принципиально разных конструкций. Советский — паровой, а демократический — дизельный. Самый лучший паровой всегда хуже среднего, но дизельного. И если общество желает двигаться вперёд быстрее и комфортнее, то доводить до ума надо дизель. А тратить такой невозобновляемый ресурс, как человеческая жизнь, на улучшение паровика — «мартышкин труд». Не только бесполезный, но и очень жестокий.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться