Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

В полушаге от столетия

Среди событий Дня памяти жертв политических репрессий в Перми была и театральная премьера

6 ноября 2019 г.

Поделиться

Твитнуть

Молодая постановочная команда из Пермского театра оперы и балета во главе с режиссёром Евгением Мезенцевым по собственной инициативе пришла в программу Гражданских сезонов «Пермские дни памяти», приуроченных к Дню памяти жертв политических репрессий. Важнейшая составляющая их спектакля «Память» — музыка Моисея Вайнберга, композитора, который стал для россиян ХХI века голосом трагедий века ХХ — Холокоста и массовых политических репрессий.

Так получилось, что Вайнберг пострадал от обеих этих бед. Родом из Польши, он бежал в Советский Союз от фашистов, но потерял всю семью — родителей и сестру. В Москве он женился на Наталье Вовси-Михоэлс, дочери артиста и режиссёра Соломона Михоэлса и племяннице врача Мирона Вовси — главного фигуранта «дела врачей». Хотя Вайнберг врачом вовсе не был, однако был арестован в 1953 по этому делу, осуждён и отправлен в лагерь. Заступничество Дмитрия Шостаковича и других видных коллег композитора не спасло, и лишь смерть Сталина в том же году вызволила его и других несправедливо пострадавших заключённых, которые вскоре были реабилитированы.

Вайнберг много работал, написал 26 симфоний и семь опер, был справедливо обласкан властями и зрителями — он получил множество правительственных наград и даже стал лауреатом Государственной премии. Особую известность принесла ему музыка для кино: достаточно вспомнить такие фильмы, как «Последний дюйм», «Летят журавли», мультфильм «Винни-Пух». После смерти композитора в 1996 году его подзабыли, но ненадолго; несколько лет назад на наших глазах начался взлёт популярности Вайнбрега: его оперу «Пассажирка» наперебой ставят театры и фестивали в России и за рубежом, с большим успехом исполняются его симфонии. В Перми в Театре оперы и балета уже показали и концертную версию «Пассажирки», и Симфонию № 6 с детским хором из Хоровой капеллы мальчиков. Настал черёд его камерных произведений.

По понятным причинам Вайнберг не мог писать напрямую о репрессиях, однако автор песенки Винни-Пуха в своих серьёзных произведениях часто бывал грустно-философичен, и сейчас, зная обстоятельства его жизни, легко услышать отзвуки трагических событий в его музыке.

Авторская группа перформанса «Память», к которой кроме режиссёра Евгения Мезенцева можно причислить и музыкантов оркестра Театра оперы и балета (Даниил Мякишев — скрипка, Роман Ефимов — виолончель, Кристина Басюл — фортепиано, Ирина Марцинкевич — флейта, музыкальная редакция, Артём Наумов — саунд-дизайн), постаралась сделать равнозначными текст московского драматурга Юлии Поспеловой, чья монопьеса «Лёха» стала основой спектакля, и музыку Вайнберга. Получилось ли это — вопрос сложный.

«Лёха» — это блестящий и очень нежный текст, воспоминания лирического героя о своём деде.

Евгений Мезенцев, режиссёр-постановщик и продюсер спектакля «Память»:

— «Лёха» — это отчасти автобиографическое произведение не только про глубоко личные переживания и воспоминания автора о близком человеке (дедушке), но и о людях советского времени, выстроенных системой и вдруг оказавшихся в конце 1980-х — начале 1990-х годов в совершенно другом мире, почувствовавших дух свободы и какой-то безграничной любви. Люди, которые думали, «что живут правильно, что так и надо жить», вдруг поняли: может быть иначе, можно дышать, действовать, просыпаться утром и быть свободными. Они обрели новое восприятие жизни, как герой пьесы, через любовь. И как печально всё заканчивается в самом конце 1990-х, когда всё это превращается в ту же систему, только под другим углом...

«Лёха» — это монолог, но его можно ставить по-разному. Были варианты постановок, где на сцене три действующих лица: повествователь, его дед и любимая женщина деда, которую он встретил уже в зрелом возрасте. Были и моноспектакли в чистом виде. Евгений Мезенцев и его команда выбрали промежуточный вариант: герой, вроде бы, один, но действующих лиц на сцене довольно много — тут и музыканты, и тень деда, и ещё один персонаж — поэт-бегун, символизирующий внутренний мотор в душе деда.

В спектакле «Память» текст от автора доверен Алексею Корсукову — звезде театра «Новая драма». Вроде только что получал приз в Кудымкаре за «Летели качели», и вот уже на сцене Частной филармонии «Триумф» играет главную роль в премьере, и играет так, будто месяц непрерывно репетировал, переживал этот текст, вдумывался в него. Его существование на сцене — абсолютно естественное, живое, искреннее — завораживает и придаёт всему действию статус высшей художественной правды.

По замыслу авторов, предметы, находящиеся на сцене, должны будить у героя ассоциации и служить путеводными ниточками в прошлое, приводить к тени деда, в роли которого узнаваемый даже в виде тёмного силуэта Михаил Шестаков из того же театра «Новая драма». Герой, откликаясь на случайные раздражители, пытается прорваться сквозь плёнку — завесу времени — к этой тени, и в финале спектакля прорывается-таки — а там никого нет, разумеется.

В этой постановке много интересных режиссёрских находок. Так, в финале герой протыкает зонтиком висящие над ним полупрозрачные полиэтиленовые кубы, и из отверстий сыплется песок — натуральный песок времени, как в песочных часах. Шуршит тихонечко, и возникает чувственный образ проносящихся секунд. Герой раскрывает зонтик, словно пытается спастись от хода времени, — и сразу становится старше, как будто он — уже не он, а воплощение его деда.

Потом герой собирает «песок» в горсть и раздаёт зрителям в первом ряду. Оказывается, это не песок вовсе, а манная крупа — то есть, он с нами пищей делится… Всё это так многозначительно, так образно и сильно, что говорит сразу обо всём: о голодных годах ХХ века, о единстве поколений, о самой природе ускользающего времени.

«Вещный» мир, окружающий героя, создала известная пермская художница Ольга Молчанова-Пермякова. Это инсталляция из полупрозрачных кубов, освещённых изнутри, в которых находится что-то из прошлого персонажей. Сценографию дополняет видео. Всё это было бы, наверное, очень красиво... Если бы предметы внутри кубов были видны. Возможно, сказался недостаток опыта в работе с театром (Ольга Молчанова-Пермякова вообще-то живописец), но за мутной плёнкой эти предметы не угадываются, не читаются — даже с первого ряда, поэтому инсталляция оказывается чем-то отдельным от текста и действия. Впрочем, это недостаток небольшой: стоит немного поработать с фактурой, где-то (там, где не нужно протыкать зонтиком) заменить плёнку плексигласом или другим более прозрачным материалом, и будет просто отлично.

Евгению Мезенцеву и его соавторам в «зачёт» можно поставить немало интересных режиссёрских и просто художественных находок. Выдумывать и мыслить образами они научились. Теперь, дабы достичь совершенства, им стоит поучиться у классиков «отсекать всё лишнее».

Иногда возникает впечатление, что режиссёр боится жанра моноспектакля и старается от него уйти. Ничем иным невозможно объяснить появление на сцене поэта-бегуна Евгения Гусева.

Его стихи существенно уступают замечательной драматургии Поспеловой, текст которой написан отчасти ритмической прозой, а отчасти даже в рифму. Возникает неприятный диссонанс из-за несоответствия литературных уровней разных текстовых фрагментов. К тому же, там, где существует очень точная, ювелирная актёрская игра Алексея Корсукова, вдруг появляется непрофессиональное сценическое начало — манеры и речь Гусева скорее подошли бы для поэтического батла, для слэма, а не для театральной постановки.

Инородным телом кажется и саунд-арт Артёма Наумова — дополнительная электронная музыка, которой зачем-то понадобилось «разбавить» произведения Вайнберга. Она не то чтобы была плоха, вовсе нет, просто энергичный современный саунд плохо «рифмуется» с хрупкой, полуистлевшей тканью прошлого.

Словом, мог бы получиться мощный моноспектакль о ХХ веке, но... Немного не дошли — не хватило буквально полшага.