Александр Тартаковский: Мы говорим об изменении образа мысли

Александр Миронович Тартаковский. Родился в 1962 году в Перми. С 1984 по 1992 год — ведущий конструктор Пермского агрегатного конструкторского бюро (в настоящее время ОАО «СТАР»). С 1992 по 1997 год возглавлял различные производственно-коммерческие структуры. С 1997 по 2003 год руководил страховыми компаниями, в том числе «Адонис плюс» (СГ «ЛУКОЙЛ»), «Пермь-АСКО», входил в состав Совета гильдии страховщиков Пермского края, был президентом Ассоциации страховщиков Пермского края. С 2003 по 2007 год — руководитель департамента прямых инвестиций ОАО «Уралсвязьинформ», представитель в советах директоров дочерних и зависимых компаний, советник директора ОАО «Уралсвязьинформ» по сотовой связи. В 2007-2008 годах — советник председателя правительства Пермского края, исполнял обязанности заместителя председателя правительства по экономическим вопросам.

В августе 2008 года перешёл на работу в группу компаний «КОМСТАР-Объединённые ТелеСистемы» (г. Москва) на должность советника президента, руководителя Уральского филиала. В 2009 году назначен на должность заместителя генерального директора ЗАО «КОМСТАР-Регионы», директора Уральского филиала.

— Александр Миронович, по какому принципу сформирована новая структура министерства?

— Новая структура включает в себя три управления и один вспомогательный блок. Это — управление промышленности, управление науки и инноваций, а также управление труда и развития кадрового потенциала. Возглавляют эти подразделения заместители министра — начальники управлений. Кроме того, создан отдел экономического анализа и правового обеспечения. Это простая, чёткая и понятная линейная структура.

Несмотря на то что обязательств и полномочий мы взяли для себя достаточно много, плодить управленческий персонал ни к чему. Хотя впоследствии возможно и некое деление внутри этих структур, поскольку функций у министерства существенно добавилось.

— На протяжении последних лет руководители ведущих промышленных предприятий региона сетовали на то, что в Прикамье отсутствует промышленная политика. Насколько актуальна, на ваш взгляд, эта проблема?

— Если мы ведём речь о промышленной политике, то надо вначале договориться о самом определении. Это общепринятый термин, но на деле конкретизировать его, как правило, не получается. Если мы не поймём, кому и для чего нужна промышленная политика, очень трудно будет прийти к компромиссу.

Если руководители предприятий считают, что им нужна промышленная политика, пусть скажут, как они её видят. И тогда мы вместе подумаем и сформулируем задачи, требующие решения.

На самом деле очень трудно выработать универсальные методы и средства поддержки для всей региональной промышленности. Существуют различные отраслевые проблемы, и даже в рамках одной конкретной отрасли зачастую требуются разнонаправленные действия. Это происходит в силу разной степени развитости производства, технологического вооружения, в силу тех задач, которые решают конкретные предприятия. Общих рецептов нет.

Если мы говорим о неком наборе инструментов по взаимодействию, по реализации каких-то отраслевых программ, поддержки конкретных предприятий, то это понятные вещи, и они должны формулироваться совместно. Не важно, считается это промышленной политикой или нет.

— Каким именно предприятиям нужна промполитика на региональном уровне? Крупные холдинги, которые работают на территории края, такие, как ОАО «ЛУКОЙЛ» или ОАО «Уралкалий», развиваются по своим внутренним законам и в соответствии со своими потребностями. В «оборонке» принятие решений происходит на федеральном уровне. Что для них краевое министерство?

— Любому предприятию нужны чёткие правила работы на территории. Если промышленная политика — это правила игры, то она нужна всем компаниям, независимо от их масштабов и формы собственности. Например, у нас есть соглашение с ЛУКОЙЛом, которое такие правила и определяет. Почему такие же соглашения не могут быть подписаны с другими холдингами? Мы что-то делаем для них, они, в свою очередь, для нас. Такие документы — тоже вариант реализации промышленной политики.

Просто надо достичь общего понимания термина «промышленная политика» и формулировать задачи.

— Руководители предприятий и профсоюзы, столкнувшись с нехваткой кадров, возлагают большие надежды на региональное управление труда. Оно уже приступило к работе?

— В его работе не будет жёсткой привязки именно к потребностям в кадрах реального сектора экономики. Управление труда создано как орган, аналогичный Министерству труда РФ, и на него в первую очередь возложено исполнение государственных полномочий, связанных с регулированием трудовых отношений, охраной труда и так далее.

Сегодня и в рамках минпрома существует определённый дефицит кадров, поэтому мы стараемся «упаковать» компактнее появившиеся новые функции в различные управления. Вопросы развития кадрового потенциала пока не «привязаны» к управлению труда. Обсуждается вариант передачи этого направления деятельности, в том числе, к управлению науки, поскольку решение подобной задачи не основной функционал управления труда. Вопрос пока находится в стадии обсуждения.

Потребность промышленности в кадрах в Пермском крае действительно остра. Мы хотели бы выступить в этой сфере своего рода конструктором, не забирая ни у кого функционал — ни у министерства образования и науки, ни у вузов, ни у предприятий. Нам предстоит сформировать систему взаимоотношений между всеми участниками этого процесса и придать ему логику.

— Как будет строиться работа управления науки и инноваций?

— Мы формируем позицию по поводу поддержки фундаментальных исследований в своей части, поскольку понимаем, что академическая наука — это полномочия федеральной власти. Мы полагаем, что там, куда федеральная власть ещё не добралась, региональная, в меру своих возможностей, может помочь пермским учёным.

С прикладной наукой более понятно: наша задача — «привязать» её к конкретным нуждам промышленности. Кроме того, есть ещё и вузы.

Управление науки постарается связать разработки учёных в части исследовательских или опытно-конструкторских работ с нуждами предприятий. Оно будет заниматься, в том числе, формированием кадров для науки, осознанием, в каком направлении будет двигаться технологическое перевооружение в регионе, как будет строиться развитие предприятий, поскольку сегодня они живут исходя из своих реальных возможностей.

Если у компании отработаны технологические процессы, налажена организация производства, а себестоимость позволяет сохранить уровень рентабельности в ценовом выражении, мы должны убедить её руководителей в необходимости модернизации, проведения научно-исследовательских работ. Иначе прикладная наука может заглохнуть.

В целом же основная задача, которую собирается решать министерство в целом, — это кооперация промышленности, науки и образования.

— Закрытие совместного с «Роснано» проекта «Кама Фонд Первый» означает охлаждение во взаимоотношениях с этой госкорпорацией? Ей перестал быть интересным регион?

— Просто мы сегодня говорим о других форматах взаимоотношений. В том числе, рассматриваем пару проектов, в которых «Роснано» могло бы принять участие в качестве соинвестора.

Мы создали Агентство по привлечению инвестиций, теперь взаимодействие с корпорацией — его работа. Такое сотрудничество — чисто технический вопрос.

— Почему, на ваш взгляд, в Пермский край не заходят крупные зарубежные инвесторы? Вы считаете, что нужно поменять идеологию работы с ними?

— Я считаю, что нужно поменять идеологию работы не только с крупными зарубежными инвесторами. Мы не выработали и свой внутренний инвестиционный потенциал.

Надо в принципе поменять наше отношение к инвестиционной политике: от демонстрации инвестиционной привлекательности перейти к формированию инвестиционной потребности.

Просто привлечь деньги в регион — это одна тема, не самая сложная. А вот привлечь инвестора для реализации каких-то конкретных проектов, причём на разных территориях, с разным уровнем проблематики, с разным уровнем обеспеченности ресурсами — вот основная проблема.

Поскольку пока изменений в головах не произошло, мы сегодня действуем так, как действовало предыдущее правительство. Теми же самыми методами, декларируя те же самые принципы, рисуя картину кажущейся привлекательности вхождения инвесторов в регион. А они не идут, несмотря на льготную ставку налога на прибыль, изобилие в крае природных и технологических ресурсов.

Абсолютно уверен: как только будет сформирована потребность, под конкретные проекты мы будем точечно находить инвесторов. Это чисто технологический подход.

— Существует мнение, что у соседей — в Екатеринбурге, Татарстане, Башкортостане — созданы более привлекательные инвестиционные условия. Говорят, там с властью легче договариваться...

— Но ведь именно власть зазывает: приходите! Предприятия вторят: дайте нам инвесторов! Все районы просят: нужны деньги на развитие! В чём проблема?

Если появится реальный инвестиционный проект, то можно будет обсуждать, в том числе, задачи, которые инвестор может решать взамен тех преференций, которые ему предлагаются.

Например, дали бизнесу хорошую площадку в Перми, но сказали: построишь, условно говоря, в Кизеле маленькую швейную фабрику или что-то ещё. Назвать такое строительство в Кизеле «инвестиционным проектом» вряд ли будет возможно, поскольку инвестпроект предполагает экономическую привлекательность и окупаемость. Но это будет тот случай, когда мы решаем проблемы инвестора, а он — наши.

Для инвестора важны два момента. Портфельному, который вкладывает только деньги, без разницы, в какую страну инвестировать. Ему важно знать, что деньги находятся под надёжной защитой, и через некоторое время вернутся с определённой доходностью. А если инвестор реализует проекты сам, то ему надо чётко сформулировать условия.

При этом нам не надо, допустим, в нашей глубинке строить деревоперерабатывающие комбинаты с миллиардными вложениями. Потому что в случае реализации такого масштабного проекта туда придётся людей эшелонами свозить. Может, там лучше сделать что-то некрупное, но необходимое?

То есть надо вначале сформировать потребность в инвесторе. Сказать, кто и куда нам требуется. А потом уже рекламировать свою привлекательность.

Впрочем, я ничего нового не предлагаю, надо просто поставить «лошадь впереди телеги».

— Кого, на ваш взгляд, было бы правильно поддерживать — нормально работающие предприятия или балансирующие на грани выживания? И вообще, что делать с предприятиями-банкротами?

— А что можно сделать с банкротом? Если предприятие оказалось несостоятельным, то это означает конец его биографии. Другое дело, что у него обычно есть ряд проблем, которые приходится решать. К примеру, по поводу выплаты заработной платы персоналу, по возможностям реанимации производства, перепрофилированию, созданию новых рабочих мест. Не исключено, что будет более правильно сровнять площадку с землёй и посадить там деревья.

Есть целый спектр потенциально возможных отношений к предприятиям-банкротам. Проблема в другом. Люди должны осознавать свои права. Если вы работаете на заводе, знаете ситуацию изнутри, почему раньше не призывали к ответу акционера, не заключали коллективный договор, не требовали разъяснений по поводу судьбы предприятия?

— Может, там и профсоюза нет...

— Может, там вообще ничего нет. Но зачем тогда после драки кулаками махать, выходить с лозунгами на демонстрации и требовать от государства, чтобы оно выплатило задолженность по заработной плате?

Ведь если государство не находит признаков умышленного банкротства того или иного производства или мошенничества, то какие могут быть претензии?

К сожалению, в любом деле существует предпринимательский риск. Возможно, просто закончился ресурс. Так, к примеру, как в Кизеловском угольном бассейне. Он закрылся по объективным причинам. Кому сейчас предъявить претензию?

Есть общее правило — необходимо формировать чёткие взаимоотношения «работник — предприниматель». И защищать свои права. А не спрашивать: куда смотрело государство?

— Можете ли прокомментировать ситуацию на заводе им. Дзержинского?

— Мы предпринимаем ряд шагов, направленных на сохранение производства, связанного с выполнением госзаказа. Всё будет зависеть от наших договорённостей с Москвой. Переговоры идут, должно возникнуть некое осмысленное движение со стороны собственника этого федерального государственного унитарного предприятия. Кроме того, должна быть сформулирована позиция края и города Перми. Необходимо совместно принятое решение.

— Вокруг завода уже длительное время продолжается конфликт...

— Это естественный процесс. Одни заходят на предприятие и говорят, что «в проблемах виноваты предшественники». Прежние управленцы утверждают, что «новая команда хочет разорить предприятие». Искать здесь правых и виноватых — это дело соответствующих организаций. Наша же задача — принять совместно с собственником решение по сохранению производства.

— Переговоры с голодающим коллективом ООО «Пермский абразивый завод» пока не привели к результату...

— Там, на мой взгляд, основная проблема — неконструктивный подход к урегулированию этого вопроса со стороны бывшего собственника — Российского общества инвалидов. Есть некая двусмысленность в том, что акционер завода-банкрота является одновременно одним из самых крупных его кредиторов. Предполагаю, что действия, которые предпринимал акционер по управлению этим предприятием, носили неоднозначный характер.

Мы уже предприняли ряд мер, которые разрешены государству. В частности, пытаемся решить вопрос по началу выплаты зарплаты. Это может занять некоторое время, в силу того что существуют определённые законодательством правила. Последующее взыскание долга будет обращено на акционера.

Думаю, что работникам завода не стоило начинать голодовку, тем более что носит она специфический характер: голодающие в течение дня меняются. Это скорее игра в голодовку. Не хотелось бы, чтобы люди играли в такие экстремальные игры. Это не выход из сложившейся ситуации. Тем более что государство совершенно точно не обязано платить по долгам собственников бизнеса.

— Вы говорили о том, что намерены привнести новую логику в работу министерства. Что имеется в виду?

— Проблема в том, что сегодня нет комплексного подхода к освоению ресурсов той или иной территории, нет сформированных путей восполнения ресурсов, которые рано или поздно заканчиваются.

Думаю, что на региональном уровне нужен орган государственной власти или некий институт геополитики, который с научной скрупулёзностью мониторил бы логику развития Прикамья. И говорил: вчера она была такая, а сегодня её следует поменять, по таким-то причинам. При этом хорошо бы иметь альтернативные варианты.

К сожалению, мы действуем, как правило, схематично. Руководствуемся стереотипными решениями, доведёнными до автоматизма. Когда что-то не попадает в привычную схему, не укладывается в существующие представления, то подлежит непременному усечению. При этом твердим о том, что нужны новые инновационные идеи. Но как только такие идеи появляются, их тут же пытаются загнать в прокрустово ложе привычных представлений.

Сегодня все спрашивают у нового губернатора, что новенького он собирается делать. А он должен просто чётко реализовывать свой функционал, а вовсе не демонстрировать креатив.

А законодательная власть вместо того чтобы как раз проявлять креатив и задавать тон, спрашивает у исполнительной власти, что там она придумала и почему придумала плохо.

Причём самое интересное в том, что альтернативные варианты никому не нужны. Нужен один, и абсолютно успешный.

Во-первых, мы не подходим к анализу ситуации комплексно. Во-вторых, ориентированы на представление конечного результата как абсолютно положительного и эффективного. То есть, когда предлагаемый вариант не соответствует представлениям о суперположительности, то никто просто ничего не делает.

Очень плохо, когда есть такие завышенные ожидания. Это по определению ложный путь. Это привычный стереотип: «царь» и его министры должны знать всё. Так бывает, но не во всём и не всегда.

— Вы считаете, что надо усилить аналитическую составляющую в работе органов власти?

— Усилить аналитику — значит избежать серьёзных ошибок. Речь даже не собственно о необходимости создать аналитический орган. Мы говорим об изменении образа мысли.

Отсутствие промышленной политики — это проблема? Скорее всего, нет. Значит, проблема в чём-то другом. Как только она будет чётко сформулирована, я уверен, что найдётся с десяток способов её решения или хотя бы подходов.

Надо научиться формулировать проблемы и не ждать чудес. Власть — это функция. Не бывает всезнаек-универсалов. Не бывает программ развития без альтернатив.