Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

«Не спать!» встречается с «Удиви меня!»

В Перми проходит Дягилевский фестиваль — крупнейшее культурное событие года, единственный пермский фестиваль по-настоящему международного масштаба

28 мая 2019 г.

Поделиться

Твитнуть

Дело не в размахе, не в размере финансирования, не в количестве зрителей — по всем этим критериям пермский фестиваль уступает аналогичным событиям в столицах и тем более в Европе. Дело в исполнительском уровне, в качестве программы, в её исключительной рафинированности. Здесь нет ни одного случайного события. Все спектакли и концерты гарантируют публике эксклюзивный эстетический опыт, ради которого преданные зрители фестиваля год из года приезжают из разных городов и стран. С каждым годом всё яснее, что у главного пермского фестиваля есть особый вкус и аромат — а это верный знак, что есть и аддикты этого вкуса и аромата.

Прошлогодний Дягилевский фестиваль имел очевидный театральный крен: концертов, особенно масштабных, было меньше, чем в предыдущие два года, зато было много перформансов и театральных постановок.

Концерты — один другого сенсационнее. Виртуозы уровня «бог» и ведущие композиторы ХХ и XXI веков представлены, пожалуй, как нигде в мире. В программе — сплошные музыкальные премьеры, российские и мировые, а также единичные события, которые не повторятся больше нигде и никогда.

Ещё одна особенность и важная привлекательная черта нынешнего фестиваля — рекордное количество событий с личным участием Теодора Курентзиса.

Как всегда в последние годы, многие концерты фестиваля проходят поздним вечером, ночью или даже ранним утром. Поэтому по-прежнему актуален прошлогодний призыв, который подарил фестивалю хореографический спектакль Алена Плателя Nicht schlafen — «Не спать!» на пресс-конференции, предваряющей церемонию открытия XIII Дягилевского фестиваля.

Настойчиво звучало слово «общение». О фестивале как коммуникативном средстве говорил на пресс-конференции и сам художественный руководитель.

Теодор Курентзис, художественный руководитель Дягилевского фестиваля:

— Дягилевский фестиваль — это не программа, состоящая из премьер, концертов и перформансов. Это тесное общение художников и зрителей, пространство, где едва уловимые идеи становятся более ясными, а то, о чём мы только мечтали, — реальным. По сути, за эти несколько лет мы создали новый способ коммуникации в сфере культуры. Мы нашли новые возможности того, как рассказывать людям о музыке и представлять произведения искусства. Многие форматы и подходы, которые мы впервые попробовали на фестивале, теперь используются повсюду в России. А программа фестиваля — это то, что помогает нам шагнуть в это пространство поиска и общения.

«Роковая» симфония

По многолетней традиции на открытии прозвучала симфония Густава Малера.

Девятая симфония — это во многом рискованный выбор. Это сложнейшая из малеровских симфоний по мелодике и полифонии, она совсем не проста для слушательского восприятия. Недаром сам Курентзис обмолвился перед журналистами, что не уверен, смогут ли полюбить эту музыку те, кто не прожил с ней годы. Кроме того, номер девять считается для композиторов «роковым»: после своих Девятых симфоний скончались Бетховен, Брукнер и Дворжак, а Малер оттягивал написание своей Девятой как мог — предыдущему симфоническому сочинению он не присвоил номера, назвав «Песнью о земле», так что девятая — это фактически его симфония №10. Печально, но любопытно: Девятая симфония действительно стала последней из дописанных Малером, Десятую он уже не завершил.

Фестивальный оркестр, укомплектованный блестящими молодыми музыкантами, сделал всё, чтобы приблизить эту непростую музыку к зрителю. Историческая роль Малера в развитии симфонизма стала ясна как никогда, поскольку в музыке отчётливо слышался, с одной стороны, Бах, а с другой — Шостакович. Концерт стал моментом потрясения, хотя бы из-за невероятного финала. Курентзис — мастер симфонических финалов, но такой пронзительной тонкости, такого тающего, трепетного и в то же время победительно отчётливого звука мы не слышали, пожалуй, даже у него.

Эмоциональность момента подчеркнула режиссура концерта: в финале симфонии приглушённый свет в зале и на сцене постепенно погас, и последние звуки достигли слушательских ушей в полной темноте. Так, в темноте, публика и сидела молча, боясь шелохнуться, не то что аплодировать. Аплодисменты и крики восторга раздались после того, как в зал дали свет.

Ещё более рискованным видится выбор второго произведения: после симфонии Малера состоялась российская премьера сочинения современной шведской композиторши Малин Бонг Splinters of ebullient rebellion («Осколки бурного восстания») с четырьмя солирующими пишущими машинками, музыкальной шкатулкой и другими небанальными инструментами. Даже обычные инструменты из арсенала классического оркестра звучат непривычно, а музыканты должны освоить небанальные способы звукоизвлечения, что им удалось блестяще.

Этот радикальный выбор можно объяснить обстановкой, в которой проходило открытие фестиваля: площадкой для симфонического концерта стал абсолютно советский Дворец культуры им. Солдатова, и здесь весьма уместно прозвучало сочинение о борьбе между свободой и властью, каким и являются «Осколки» Малин Бонг.

Космос и Большая рыба

Дягилевский фестиваль, помимо прочего, из года в год выполняет важнейшую функцию: показывает в Перми лучшие образцы современного театра, танцевального и драматического. Благодаря фестивалю мы изумлялись и наслаждались на спектаклях Акрама Хана, Сиди Ларби Шеркауи, Робера Лепажа, Алена Плателя, Ромео Кастеллуччи... Нынче, казалось бы, театральная программа не такая насыщенная, как концертная. Зато в ней — действительно лучшее.

Часто принято в качестве похвалы говорить: «Это космос!» В смысле: нечто великое и прекрасное. После просмотра спектакля Анатолия Васильева «Старик и море» это определение теряет смысл по отношению ко всему, кроме этого спектакля, потому что это и есть космос, а всё остальное им быть уже не может.

Спектакль построен так, что изумление накатывает на зрителя волнами: едва закончилась одна — набегает другая. Первое изумление — это Алла Демидова. Её манера игры в этом спектакле — сторителлинг заоблачного уровня. С одной стороны, это просто рассказ истории, с другой — нечто, наводящее на мысли о творчестве рапсодов и каких-нибудь «манасчи» — профессиональных сказителей эпоса: хрипловатый голос, мерный ритм, сильные, драматичные акценты, завораживающие жесты — руки помогают голосу.

Первое изумление сохраняется примерно минут сорок, а потом начинает спадать, и вылезает мыслишка: и что, вот так — два с половиной часа? Это разве спектакль? Просто читка... Но тут реальность уходит и накатывает второе изумление: каким-то неуловимым способом мы оказываемся в новой реальности. Это уже не рассказ о буднях кубинского рыбака, а притча о человеке в мироздании, о преодолении себя, о вечной борьбе с акулами, как бы они ни выглядели, какие силы ни представляли бы. Собственно, повесть Эрнеста Хемингуэя, по которой поставлен спектакль, именно потому и великое произведение, что выходит за рамки собственного сюжета, — и теперь эта литература получила конгениальное сценическое воплощение, которое полностью учитывает её притчевую природу.

Это, безусловно, личное высказывание. Это режиссёр Анатолий Васильев и его тяжёлая и горькая борьба с собственными «акулами», его собственная погоня за личной «большой рыбой». И это, конечно же, актриса Алла Демидова: на её долю тоже досталось немало «акул», достаточно вспомнить историю с Театром на Таганке — недаром спектакль посвящается 100-летию со дня рождения Юрия Любимова. Это их совместный opus magnum, предельное высказывание, которое говорит: «Вот мы, два старика, открывшихся вам со своим опытом, со своей болью, со своими горькими победами».

На сцене же в это время — одно изумление за другим. Сказочные существа, бурные волны и брызги, бескрайность океана, утлая лодка, напоминающая лишённый плоти скелет, смена дня и ночи, и — ах! — атака кровавого, безжалостного хищника! И, конечно же, рыбы — огромные, сияющие, прекрасные и медлительные в своём божественном равнодушии по отношению к суетящимся человекам.

Особый разговор — о том, как это сделано. «Старик и море» Анатолия Васильева — высказывание предельное не только потому, что вобрало в себя весь жизненный опыт режиссёра, но ещё и потому, что этот спектакль вобрал в себя как будто весь мировой театр — это и моноспектакль, и театр теней, и немножко дель арте, и, как уже было сказано, древнее эпическое сказительство, и даже китайское искусство гигантских кукол.

Первая — сказительско-реалистическая — часть спектакля проходит в тишине, в которой нет ничего, кроме голоса сказительницы. Затем появляются первые волны музыки (в этой истории всё происходит волнообразно), и по мере того, как реальность превращается в иносказание, музыка заполняет всё, а голос Демидовой в самый драматичный момент отделяется от самой актрисы и становится частью этого звукоряда. Затем, когда напряжение стихает, сквозь звуковую бурю, созданную композитором Владимиром Мартыновым и его ансамблем Opus Posth, вдруг прорезывается легендарный «Чан-чан» — главная песня кубинского Buena Vista Social Club. И это — слёзы. Слёзы Старика, слёзы его народа — и благодарные зрительские слёзы.

Вне времени

Оперу Моцарта «Идоменей» в концертном исполнении под управлением Теодора Курентзиса многие считают кульминацией и вершиной нынешнего Дягилевского фестиваля. Это событие показало со всей очевидностью и убедительностью: время не существует. Когда и где всё это происходит? В гомеровской Греции? В моцартовской Вене? В провинциальной российской Перми XXI века? Или в космосе, где ни времени, ни пространства — есть лишь гармония? Курентзис и его музыканты играли так, как будто для них фактор времени абсолютно несущественен. Уже четыре часа прошло? Правда? А играют так, как будто свеженькие и отдохнувшие только что вышли на сцену и хотят поиграть подольше, потому что это в радость.

В версии Дягилевского фестиваля «Идоменей» превратился в красивую концертную сюиту, где каждая ария, каждая сцена, каждая оркестровая интерлюдия (их много) — отдельный номер программы, но при этом всё складывается в единый сюжет. Сюжет этот, конечно, не имеет никакого отношения к древнегреческой мифологии. Все эти ревности-страсти, гнев богов, мучительные жертвы — не более чем условность. На самом деле речь идёт о приключениях голосов, которые находятся в сложных отношениях друг с другом, о большом путешествии музыки, проходящей сквозь фантастические испытания и несущей в себе заряд неистребимой красоты.

В этом музыкальном сюжете множество неожиданных поворотов и смелых решений. Глас Нептуна (любимый пермяками бас Виктор Шаповалов) раздаётся откуда-то сверху и издалека (зрители вертят головами, пытаясь определить, где находится певец), хор приобретает собственную роль и активнейше участвует в действии, а дирижёр становится управляющим центром Вселенной.

Самое же любопытное — это подбор и сочетание голосов, феерический набор певческих индивидуальностей. В этом смысле опера непроста: три ведущие партии исполняют сопрано. Очень трудно подобрать три голоса одного регистра, чтобы они различались по звучанию и красиво сочетались, но у Курентзиса это получилось блестяще.

Три сопрано — Идамант, Илия и Электра — различаются и по тембру, и по эмоциональной окраске. Как сказали бы англичане, stole the show итальянское сопрано Элеонора Буратто в партии Электры, поразившая публику цельностью образа: и внешне, и по эмоциональной насыщенности она — настоящая античная героиня. Илия — китаянка Йинь Фан — её полная противоположность: почти бесплотная, с холодноватыми нотками и сдержанной интонацией. Мари-Клод Шапюи в роли Идаманта смотрелась несколько забавно в мужском костюме на два размера больше, чем следовало бы, и в этом был свой шарм: она как будто говорила, что её мужская роль — просто условность, суть не в этом, а в том, как она отлично звучит — и соло, и в ансамбле.

Особенную радость пермякам доставил тенор Сергей Годин — Идоменей. На протяжении последнего сезона публика внимательно приглядывалась и прислушивалась к новому солисту оперной труппы Пермского театра оперы и балета. Он оказался настоящим моцартовским певцом, в голосе которого сквозь барочную приглушённость вдруг прорываются романтические нотки, а попадание в тесситуру настолько точное, что аж страшно — это же идеал!

Финал оперы-концерта, когда на протяжении 35 минут оркестр играл, хотя действие уже завершилось, стал особым торжеством: одна и та же тема в этом фрагменте (в оригинале это музыка для балета) повторяется четыре раза, и каждый раз оркестр играл её абсолютно точно и в то же время как-то иначе.

* * *

«Роковая» симфония, «несчастливый» 13-й номер фестиваля, чёрный квадрат на его логотипе… Некоторые эмоциональные зрители воспринимают сочетание этих знаков как дурное предзнаменование. Когда на церемонии открытия фестиваля на сцену вышел губернатор Максим Решетников, из зала раздался отчётливый крик: «Не дайте Курентзису уехать!» — и бурные аплодисменты в поддержку этого высказывания. Губернатор, обаятельно улыбаясь, сказал, что зрители опередили его собственную мысль, и пообещал сделать всё возможное.

Тем не менее ощущение некоторой тревоги остаётся. Но даже эти волнения не мешают наслаждаться фестивальными событиями.

Обо всём, что происходит на фестивале, рассказывает наш специальный дневник на сайте newsko.ru.