Молекулярная кухня Курентзиса
Теодор Курентзис устроил Чайковский-марафон
Казалось, за семь лет в Пермском театре оперы и балета дирижёр не раз доказал, что его подход к интерпретации и презентации произведений классической музыки гарантирует успех, но изрядная часть публики всё ещё воспринимает его как исполнителя преимущественно западных авторов. Малер, Моцарт, Рамо — это да… А вот Чайковский — всё ещё под вопросом. В этом контексте двухдневный симфонический марафон из произведений «патрона» Пермского театра оперы и балета, который Курентзис и оркестр MusicAeterna устроили в последние дни января, снял все вопросы и уничтожил все сомнения.
Антон Завьялов
Впрочем, сам дирижёр наверняка выбирал репертуар очередного симфонического турне вовсе не из этих соображений. Ему не нужно самоутверждаться. Ход его мыслей, пути его замыслов гораздо тоньше и связаны с совсем иными материями. Так или иначе, проездом из Парижа (с премьеры «Дау») в Японию (первые неевропейские гастроли MusicAeterna) оркестр сыграл в Перми «двухсерийную» программу из произведений Чайковского, которую с вариациями повторил в Екатеринбурге и Москве.
Все слова, которые приходят на ум после этих концертов, ужасно банальны и совершенно не отражают сути. Мощь, чистота, вдумчивость — всё это сказано, и не раз. Чайковский-марафон — ещё один повод восхититься умением Курентзиса и его музыкантов не столько создать новую трактовку, сколько очистить произведения от напластований разнообразных трактовок и преподнести музыку так, будто она вчера написана и исполняется впервые.
Это какая-то музыкальная молекулярная кухня, когда в новом качестве, в новой форме, в непривычной фактуре возрождается чистый, первозданный «вкус» мелодий. В этом смысле все номера программы — как хорошо известные, так и редко исполняемые — звучат для зрителя абсолютными новинками, и узнавание мелодий скрипичного концерта, «Франчески да Римини» или «Ромео и Джульетты» лишь обостряет это ощущение новизны.
Айлен Притчин
Антон Завьялов
Редко исполняемой из всей двухдневной программы можно назвать лишь Третью сюиту для симфонического оркестра, которая открыла программу. Хорошо известная профессионалам и знатокам, она, тем не менее, нечасто звучит в концертах, по крайней мере в Перми. Музыковеды иногда называют её Симфонией №7: Чайковский действительно начинал писать симфонию, но остановился на форме сюиты. В отличие от симфонии или концерта, в сюите сюжетные и логические связи между частями не столь заметны, и дирижёр подчеркнул именно это качество — не столько единство произведения, сколько его мелодическое разнообразие, отличие каждой из четырёх частей.
Незабываемым впечатлением стало скрипичное соло концертмейстера первых скрипок Афанасия Чупина — судя по реакции Теодора, и для него тоже. Выходя на поклоны после исполнения сюиты, он, сияя от счастья, выдвигал скрипача на авансцену, словно предлагая зрителям: ему, ему аплодируйте! Он заслужил! Учитывая, что Чупин полгода лечил растяжение руки, это действительно событие.
Во втором отделении концерта звучали знаменитые увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» и симфоническая поэма «Франческа да Римини» — произведения образные и эмоциональные, литературные в самом лучшем смысле этого слова. Выходя из театра, зрители признавались, что «видели» смерть Тибальта и круги ада, по которым скитается душа Франчески.
Своим соло, прозвучавшим в первый вечер марафона, Чупин составил достойную конкуренцию приглашённому солисту Айлену Притчину, который во второй вечер выступил в Концерте для скрипки с оркестром. Можно было понять, почему Курентзис именно с этим исполнителем решил играть концерт: Притчин во время соло выдал тончайшее, кисейно-шифоновое пианиссимо — именно такого тонкого, чистого тихого звука Курентзис добивается от всех своих музыкантов и певцов, и с Притчиным в этом плане ему повезло.
Молодого солиста, кажется, смутили овации, которые на него обрушились, и он с похвальной скромностью занял место в составе оркестра для исполнения Шестой симфонии.
«Патетическая» симфония в финале марафона возвысилась гранитной глыбой, и оркестр будто брал эту твердыню штурмом, который завершился не победой, а примирением — мягким, слегка горьким, подчёркнуто непафосным финалом.
После этого случилось нечто редкостное, о чём социальные сети пермяков говорили больше, чем о самом исполнении симфонии. Наступила тишина. Она длилась и длилась, становясь почти невыносимой. Курентзис и музыканты замерли, будто собирались продолжить играть, а публика затаила дыхание. Можно себе представить, как некстати пришлись бы в этот момент неделикатные хлопки нетерпеливых меломанов, но нет! Тишина победила. Лишь когда дирижёр, улыбнувшись, повернулся к залу, раздались аплодисменты.
Это был ещё один важный урок Курентзиса и ещё одна важная победа.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.