Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Спать или не спать?

Эту дилемму завсегдатаи Дягилевского фестиваля решают однозначно

26 июня 2018 г.

Поделиться

Твитнуть

За время проведения XII Международного Дягилевского фестиваля было выпито 5000 стаканчиков кофе — и это только в фестивальном клубе; а ведь кофе пили и в шатре во дворе Дягилевской гимназии, где проходила чуть ли не треть фестивальных событий, и в кофейне напротив Пермской художественной галереи в три часа ночи, когда заканчивался последний ночной концерт... Или первый утренний? Сложно было понять. Словом, без кофе, отпуска и социальных сетей фестиваль было не пережить.

Театральный крен

Дягилевский фестиваль проводится с 2003 года, но в ежегодном режиме — с 2011 года, когда к руководству им приступил Теодор Курентзис. Ежегодный режим — принципиальная установка худрука, и это довольно жёсткое расписание: к подготовке очередного фестиваля приступают, когда предыдущий ещё не кончился, ведь у хедлайнеров событий такого уровня выступления на годы вперёд расписаны. Неудивительно, что каждый фестиваль имеет особенности, проистекающие из объективных обстоятельств.

Так получилось, что нынешний Дягилевский фестиваль получил очевидный театральный крен: концертов, особенно масштабных, было меньше, чем год или два года назад, зато было много перформансов и театральных постановок: от классического спектакля Робера Лепажа «Иглы и опиум», поставленного ещё в 1991 году и обновлённого в 2013-м, и до новинок, родившихся буквально на фестивале, как остроумно сказал один из инсайдеров, «у Теодора на кухне». Понятно, что и самые сильные потрясения, и самые сильные разочарования преподнесла именно эта сфера.

Из потрясений, кроме «Жанны на костре» в постановке Ромео Кастеллуччи и Теодора Курентзиса, о которой «Новый компаньон» уже писал подробно, номер один — хореографический спектакль Алена Плателя Nicht Schlafen, название которого — «Не спать!» — стало фестивальным мемом. Бельгийский хореограф и его группа Les Ballets C de la B не впервые в Перми: их спектакль C(h)oeurs, что можно перевести как «Хоры/Сердца», получил Дягилевскую премию (её тогда ещё вручали) и был показан на фестивале 2014 года. Как и C(h)oeurs, «Не спать!» стал самым масштабным событием фестиваля и вызвал самые горячие споры.

Думается, многое проясняет интервью Плателя, опубликованное в этом же номере «Нового компаньона»: «Не спать!» — это спектакль о природе ритуала от древности до XXI века, о глобальном человечестве, о причудах и радостях мультикультурности, о том, что природа искусства едина, будь то музыка Малера или конголезские песнопения. Девять героев этой постановки проходят причудливый, полный надломов и внезапных поворотов путь от дикости к радости единения, к принятию друг друга. Единение тотально: танцовщики выходят, выпрыгивают и выползают в зал, братаются со зрителями, обмениваются деталями одежды, вытаскивают зрителей на танец... Финал спектакля — торжество веселья и лёгкости. Разумеется, пережить это счастье могут лишь те, кто к этому готов.

Последнее утверждение подходит ко многим спектаклям и перформансам фестивальной программы: многие из них требовали подготовки или хотя бы внутренней готовности принять «странное». Легче прочих воспринимались уже упомянутые «Иглы и опиум» — простой и трогательный рассказ о Жане Кокто, Майлсе Дэвисе и современном артисте, связанном по работе и по жизненным обстоятельствам с тем и другим. Рассказ простой по сути, но виртуозно сделанный и актёрски, и технически. Когда главный герой растворяется в звёздной вселенной постоянно меняющейся сценической реальности, в зале раздаётся дружное «Ах!».

Выступление культовой дивы американского авангарда Мередит Монк с музыкальным перформансом Cellular Songs было рискованным предприятием, но оно удалось: невероятные вокальные техники, позаимствованные у коренных жителей Америки, покорили пермяков, которые тихо и почти не включая телефоны полтора часа слушали магические завывания, прищёлкивания и другие экзотические звуки, производимые пятёркой певиц преклонного возраста.

Сложнее писать о неудачах, но придётся: ведь они тоже были. Непонятно, чем руководствовались отборщики фестиваля, включая в него перформанс Изабеллы Караян «Госпожа Смерть встречает господина Шостаковича». Именем исполнительницы — прямого потомка Герберта фон Караяна? Возможностью исполнить камерные произведения Шостаковича? Актуальностью темы? Любая причина недостаточна для того, чтобы на фестивале в России читать русскую поэзию начала ХХ века на немецком языке. Правда, струнный квартет солистов оркестра MusicAeterna и пианист Алексей Зуев Шостаковича играли прекрасно, и это спасло всю историю.

Перформанс присутствовал на фестивале не только в отдельных спектак­лях, он пронизывал всю его ткань. Приходишь на «Лунного Пьеро» Шёнберга — и приходится подождать часик в фойе частной филармонии «Триумф», где тут и там стоят неподвижные фигуры с закрытыми глазами: перформанс такой. На ночном камерном концерте в Доме Дягилева посреди выступления струнного квартета вдруг из зала поднимаются прекрасные барышни в вечерних платьях и молодые люди в строгих костюмах с маленькими фонариками, которые начинают совершать странные перемещения... Перформанс в постановке Лилии Бурдинской. Приходишь на концерт в Органный зал — а там поют, пляшут и активно вовлекают в веселье зрителей разноцветные ребята из Центра Ежи Гротовского.

Любовь Теодора Курентзиса к перформансу была очевидна: в этом жанре состоялось, например, исполнение «Лунного Пьеро» Арнольда Шёнберга самим Курентзисом, сборным инструментальным ансамблем и певицей Элени-Лидией Стамеллу, и если исполнение было безупречным, а певица невероятной, то к режиссуре Нины Воробьёвой, довольно манерной и слегка избыточной, есть вопросы.

Мировая премьера сочинения молодого композитора Алексея Ретинского «Камилла», навеянного судьбой и творчеством Камиллы Клодель, тоже превратилась в перформанс: хореограф и танцовщица Анна Гарафеева, используя пластическую технику буто, показала, как её героиня мучительно создаёт себя — скульптор, модель и творение в одном лице. Жаль, что история плохо рифмовалась с жёстким электронным саундом, а пластический приём и мысль были явно недостаточны для спектакля продолжительностью час с лишним.

Впрочем, Алексей Ретинский, как оказалось, может писать не только электронную музыку, как показал ночной концерт хора MusicAeterna... Но здесь мы затрагиваем уже иную тему.

Ночи и дни

Именно в таком порядке — «Ночи и дни», не наоборот. Ночь — главное время на фестивале, именно ночью исполняются лучшие камерные концерты, ставшие «фишкой» и традицией Дягилевского фестиваля. Культовый статус и небольшое количество мест в Пермской художественной галерее сделали ночные концерты здесь чуть ли не легендой. Это действительно прекрасно и незабываемо: быстрый проход публики через тёмные музейные залы, подъём под купол, к «пермским богам», торжественный выход хористов в тёмных балахонах — и никаких аплодисментов.

Хор MusicAeterna исполнял духовные песнопения Алексея Ретинского Salve Regina и Regina Coeli, но начали с сочинения композитора XII века Хильдегарды фон Бинген, может, чтобы показать корни в современной духовной музыке, подчеркнуть традицию. Действительно, традиция в хоровых произведениях Ретинского, где солисты перекликаются, как птицы, а современная перкуссия звучит, как церковные колокола, сильна и удивительно сочетается с новыми находками. Ночные залы Пермской галереи — наилучшее место для исполнения этой музыки, равно как и для минималистических произведений Арво Пярта, которые прозвучали на концерте постоянного участника Дягилевского фестиваля — Московского ан­самбля современной музыки.

А потом — кофе и рассвет на Каме...

Главные события в Доме Дягилева тоже происходят ночью: здесь каждый год фестивальная публика возлежит на коврах и подушках во время традиционного Pianо-gala — концерта-энигмы, программа которого становится известна только после окончания. Обычно пианисты — участники события выходят по очереди и играют, что хотят, но на сей раз в зале стояло сразу четыре рояля, и Алексей Зуев, Александр Мельников и Вячеслав Попругин под руководством профессора Алексея Любимова два часа исполняли некое произведение в восемь рук. Произведение было отчаянно минималистическое и казалось бесконечным; неожиданный финал — без всякого намёка на коду — лишь подчеркнул его принципиальную цикличность и нескончаемость: можно было бы продолжить и дальше, а можно было оборвать гораздо раньше...

Как выяснилось, играли Canto Ostinato Симеона тен Хольта, и заинтересованная публика охотно осталась во втором часу ночи вместе с музыкантами порассуждать о творчестве композитора.

Минимализм был главным стилем на большинстве концертов фестиваля. Произведения Альфреда Шнитке и Павла Карманова звучали наряду с опусами Моцарта и других классиков на концерте Chamber Musica Aeterna — ещё одном концерте-энигме, настоящем ребусе для слушателей-знатоков, которые пытались определить, что же всё-таки звучит. Моцарта-то сразу определили, а вот Карманова приняли за кого-то из американских минималистов.

Впрочем, как и положено на Дягилевском фестивале, музыка звучала самая разная: старинная, этническая, романтическая, хоровая, джаз, госпел, техно, диджей­ские сеты... Фестиваль — он для всех, лишь бы не было лень не спать ночью.

Однако и здесь нашёлся компромисс: впервые у зрителей фестиваля появилась возможность послушать музыку и одновременно выспаться. Композитор Николай Скачков и альтист Сергей Полтавский несколько ночей подряд играли с 23:00 до 07:00 в концертном зале отеля «Урал», где вместо кресел были установлены кровати. Зрители спали, судя по отзывам в соцсетях, крепко и с удовольствием.

Если ночь — время серьёзной музыки, то день — время фестивального клуба. Четвёртый год подряд на площади перед театром воздвигается этот шатёр, где собираются взрослые и дети, чтобы творить, общаться, веселиться и развиваться. В этом году, согласно официальной статистике фестиваля, здесь 578 человек спаслись от дождя и бури, было съедено 300 фирменных десертов и 77 человек покатались на фестивальных велосипедах. Один даже научился ездить на велосипеде. «Это принципиально важно, — считает глава пресс-службы Пермского театра оперы и балета Василий Ефремов. — Мы развиваем публику в разных направлениях!»

То, что в Перми происходит нечто неповседневное, могли понять даже люди, далёкие от искусства: то тут, то там между зданиями, над тротуарами и площадями протянулись пластиковые струны, светящиеся в темноте. Художники из Санкт-Петербурга Алёна Коган и Вадим Гололобов назвали свою глобальную инсталляцию «Экспериментальное подтверждение теории струн». Несколько позже из того же материала художники создали на площади перед Пермским театром оперы и балета объёмный знак — логотип Сбербанка в благодарность за всё, что банк сделал для фестиваля: будучи генеральным спонсором события, он не только профинансировал многие творческие проекты, но и устроил праздник для зрителей, которые получали от банка маленькие подарки.

Выход в завод

Финал фестиваля, его главное событие — концерт фестивального оркестра, который уже пятый год подряд играет симфонии Густава Малера. Впервые в истории фестиваля симфония — на сей раз Четвёртая — была исполнена дважды: основному концерту предшествовало Preview, прозвучавшее в цехе №5 завода им. Шпагина. Это не просто музыкальное событие — это символ новой мечты Перми, и он был заявлен очень внушительно. Прекрасный дворик завода, удивительная территория (публика бросилась делать селфи на фоне железнодорожных дрезин), фантастический антураж — и в нём исполняется феерическая программа, специально составленная для этого случая: прежде чем приступить к Малеру, сыграли два современных опуса — If I die... she said Андреаса Мустукиса (2017 год, российская премьера) и 

Ghb/Tanzaggregat Марко Никодиевича (2011 год); первый — лирический минимализм с красивейшим скрипичным дуэтом, второй — абсолютный индастриал, где каждый инструмент учится говорить на новом языке, а перкуссия просто рулит.

Акустика в цехе была... сказать, что сложная, — значит сильно преуменьшить, но подзвучка была сделана мастерски, иначе Курентзис не согласился бы играть. И всё же лишь на следующий день стало понятно, насколько лучше звучит Малер в исполнении фестивального оркестра, когда тот играет в акустическом зале!

Песенно-танцевальная, активно цитирующая романтиков, музыку барокко и народные мелодии симфония прозвучала, как и ожидалось, не просто безупречно, но с каким-то магическим качеством, которое не так-то просто определить словами. Курентзис и его музыканты (изучать состав оркестра, радоваться узнаванию имён приглашённых музыкантов — отдельное удовольствие на таком концерте) волшебно проявили все мелодические составляющие, подчеркнули все коллизии этого сложного музыкального сюжета, а подлинной героиней, принцессой и феей вечера стала певица Анна Лючия Рихтер, солировавшая в заключительной части симфонии. Её светлое, почти детское сопрано, выразительная мимика и нежный внешний облик создали тот образ небесной красоты, который композитор мечтал воплотить в своём сочинении.

Она же вместе с баритоном Флорианом Бёшем в первом отделении концерта солировала в вокальном цикле того же автора «Волшебный рог мальчика», что логично: финал симфонии цитирует одну из его песен.

Концерт был длинный, но без «биса» не обошлось: сыграли Ghb/Tanzaggregat Марко Никодиевича из «заводской» программы, и даже та музыка, которая, казалось бы, самой своей природой предназначена для исполнения в индустриальном антураже, прозвучала гораздо эффектнее в театральном зале. Звуковая гармония, помноженная на бешеную энергию дирижёра и его музыкантов, создала образ искусства, которое сносит горы. Фестиваль завершился не точкой, а восклицательным знаком.