Культуртрегеры-пермофобы

На днях расстроил меня один московский коллега. Хороший человек. Просто у него так получилось. Он приехал в Пермь по своим делам и, естественно, проходя по центру, не мог не заметить наш театральный ледяной город и, естественно, как все, был поражён «его размахом, красотой и креативностью». Походив по ледяной достопримечательности в разгар воскресных гуляний и несколько ошалев от «тотального народного веселья» на фоне «ледяных итальянских дворцов и концептуальных лесов с чашами «детоуловителей» внутри», мой московский коллега долго крепился, но всё-таки не выдержал и по-товарищески укорил меня: «Зря вы всё-таки, Игорь Валерьевич, так непримиримы к гельмановской команде. Смотрите, какую они красоту для пермяков соорудили…» Я обалдел.

Месяц назад другой москвич, первый раз попав в Пермь, причислил к результатам «пермской культурной революции» не только бревенчатую арку Николая Полисского и «красных человечков» Андрея Люблинского, но и... памятник доктору Фёдору Гралю Алексея Залазаева (2005 год), и композицию «Пермяк — солёные уши» Рустама Исмагилова (2006 год). Причислил, видимо, потому, что они тоже «какие-то необычные».

А один кинодокументалист высказался недавно в том духе, что как это здорово, что «новые культурные власти вытащили, наконец, пермских богов из запасников и выставили в городской галерее на всеобщее обозрение».

Как все выдающиеся авантюристы, Марат Гельман — виртуозный мифотворец. Мифы формируются в разряжённых пространствах коллективного бессознательного, где по каким-то причинам возникшая ментальная пустота формирует массовое ожидание чуда. Любая яркая чушь, вовремя и прицельно попавшая в эту лакуну, моментально уплотняется до мифа и обрастает нелепыми подробностями со скоростью распространения анекдота...

Автор ледяного театрального города — мой брат Всеволод Аверкиев, чем я по-братски горжусь. Исполнитель всего этого снежно-ледяного великолепия — Российский фонд скульпторов «Единение», созданный пермяками и базирующийся в Перми (руководитель Алексей Тютнев). Заказ и политическое прикрытие — Владимир Гурфинкель, российский театральный режиссёр из Санкт-Петербурга... История создания пермского «ледяного театрального города» выглядит примерно так.

Кто-то то ли в краевой, то ли в городской администрации (я не разобрался) принял решение, что ледовый городок в Перми будет посвящён Году театра. Городская администрация привычно заказала «ледовый городок» привычным подрядчикам — получился привычный новогодний ширпотреб. Проект «ширпотреба» каким-то образом увидел Борис Мильграм, возмутился и отменил (у нас это легко: регионалы отменяют у муниципалов всё что угодно, бьют хоть посуду, хоть морды, те знай подставляют, но в данном случае нет худа без добра). «Возмутившись и отменив», краевой вице-премьер попросил Владимира Гурфинкеля взяться за пермское новогоднее увеселение.

Подгоняемый сроками, относительно небольшим бюджетом, не позволяющим привлечь столичных художников, и не страдая пермофобией, режиссёр Владимир Гурфинкель попросил пермского художника Всеволода Аверкиева придумать, как может выглядеть ледяной город, посвящённый Году театра. Художник согласился и придумал. Режиссёру Владимиру Гурфинкелю проект понравился, а вице-премьер Борис Мильграм и вовсе пришёл в восторг. Причём вице-премьер был почему-то убеждён, что автором проекта был их общий с Гурфинкелем не пермский знакомый. Только когда проект был уже запущен, вовсю кипела работа и осваивались средства, Борис Мильграм узнал, что автором проекта является ненавидимый им художник Аверкиев — но было уже поздно, сроки становились уже совсем безжалостными для того, чтобы в очередной раз всё поменять...

В результате в Перми впервые со времени «культуртрегерского вторжения» был реализован масштабный культурный проект непосредственно пермского происхождения и, в значительной степени, пермского исполнения. И так получилось, что именно этот «собственно пермский ледяной театральный город» по посещаемости и доставленному пермякам удовольствию превзошёл все прочие культурные проекты последних лет, включая «Белые ночи». Получился этакий нежданно-негаданный прорыв сквозь пермофобскую культурную политику Чиркунова-Гельмана-Мильграма...

Творческие пермяки в самой Перми имеют очень мало шансов на самореализацию просто потому, что они пермяки. Скотство ситуации заключается в том, что шанс, конечно, есть, но чтобы он сработал, жаждущему признания пермскому художнику мало иметь талант и достойный проект, ему надо ещё найти «поручителя» из непермяков, приближённых к Марату Гельману и/или к Борису Мильграму...

Всякая творческая среда всегда перенасыщена клановостью, групповщиной, жанровой, стилевой, этнической и прочей ксенофобией. Но в Перми ситуация усугублена, поскольку пермофобия культуртрегеров политизируется компрадорским по сути политическим курсом губернатора Олега Чиркунова и радикализируется агрессивной прогрессорской идеологией Марата Гельмана и личными счётами с Пермью Бориса Мильграма, который как может мстит городу за прошлое забвение и за непризнание при возвращении.

Всем троим Пермь не дорога, они её не жалеют, они в неё не вкладываются — они Пермь вкладывают в себя.

Одним словом, коррупция симпатий, административный произвол и нелюбовь ко всему пермскому среди пермских культурных начальников доходит до абсурда, до эстетического греха. Но, к радости пермяков, с ледяным театральным городом у Бориса Мильграма случилась промашка, и жизнь тут же забила ключом. Искрящийся ледяной город-театр стал глотком чистой ключевой воды в пермской «пустыне актуального»...

Среди сегодняшних пермских художников действительно не очень много «больших и настоящих», но они есть — пять-шесть имён, чьи произведения возбуждают в людях восторг и «томление сопереживания». Но мне при этом всегда казалось, что культурная политика, помимо прочего, для того и существует, чтобы выращивать и продвигать новые талантливые имена на подведомственной территории. Пермская же культурная политика занимается в Пермском крае продвижением и социальным обеспечением исключительно чужих имён, причём по преимуществу старых — «заслуженных мастеров актуального искусства». Модные сюсюканья над рисующими детишками в «творческих группах» при мэтрах и музеях не в счёт.

За три года культуртрегерской оккупации в Перми не появилось ни одной новой пермской звезды и даже звёздочки в театре, литературе, музыке, изобразительном искусстве. Всё, что было нового выдающегося, — всё завезённое. Что касается немногих собственно пермских звёзд, то все они: от Сергея Федотова и Алексея Залазаева до Сявы и Александра Жунёва — завоевали место под солнцем до «нашествия» или помимо него и сейчас как могут выживают: у кого-то это получается лучше, у кого-то — хуже. С приходом культуртрегеров пространство пермского творческого роста было просто забетонировано московским гастрольным «чёсом», закупленными «легионерами» и фестивальным конвейером...

Вместо того чтобы настроить и перезапустить конвейер производства пермских талантов, насытить образовательные учреждения культуры новыми кадрами и технологиями, они закрывают художественные школы и самодовольно подкармливают пермские местечковые архаику и невежество, свившие себе гнёзда в некоторых наших «культурных учреждениях». «Пермское мракобесие» для них — манна небесная и оправдание «миссии». Они нужны друг другу. Крайности, как всегда, смыкаются...

В новый пермский творческий класс нужно вкладываться, им нужно заниматься, ему нужно отдаваться. Если культуртрегеры всерьёз будут относиться к строительству «новой пермской культуры», то волей-неволей они будут выращивать бюджетных конкурентов своим клиентам. Зачем им всё это, когда пермский бюджет можно просто трясти и трясти, привозя и привозя своих.

 Прирученной, лишённой альтернативы публикой можно легитимировать любую хрень. Социальные эффекты «пермской культурной революции» с большой помпой высасываются даже не из пальца — благо, начальство не проверяет, откуда (чего стоит много раз разоблачённое «открытие» Марата Гельмана о том, что в Перми благодаря «культурной революции» остановилась убыль населения).

Но они, конечно, доигрались: пермская аллергия на «Гельмана-Мильграма» политизировалась до митингов, перекинулась на губернатора, а во многих головах — и дальше: на Кремль, Суркова, единороссов, Путина-Медведева. Губернатор уже и не рад, что связался с культурреволюционерами. Марат Гельман извёлся, сочиняя способ, как бы так исчезнуть из Перми, сохранив лицо. Борис Мильграм из последних сил играет в неоценённого реформатора и мстит по мелочам недоброжелателям.

Даже если новый президент не отправит Олега Чиркунова в отставку (оставить его он может разве что в наказание для Перми, что тоже не очень умно), новый закон о выборах губернаторов чётко обозначит конец этого наваждения, поскольку переизбрание Олега Чиркунова на прямых выборах (хоть с президентским фильтром, хоть без него) по определению невозможно. Да Олег Анатольевич и сам на это не пойдёт.

Так или иначе «Карфаген должен быть разрушен» — Гельман-Мильграм должен быть изгнан.

Полностью эссе опубликовано на сайте pgpalata.ru 25 января