Всеобщность недовольства

«Надо сказать правду, в России в наше время очень редко можно встретить довольного человека (конечно, я разумею исключительно культурный класс, так как некультурным людям нет времени быть недовольными). Кого ни послушаешь, все на что-то негодуют, жалуются, вопиют. Один говорит, что слишком мало свобод дают, другой, что слишком много; один ропщет на то, что власть бездействует, другой — на то, что власть чересчур достаточно действует; одни находят, что глупость нас одолела, другие — что слишком мы умны стали; третьи, наконец, участвуют во всех пакостях и, хохоча, приговаривают: ну где такое безобразие видано?! Даже расхитители казённого имущества — и те недовольны, что скоро нечего расхищать будет. И всякий требует лично для себя конституции: мне, говорит, подай конституцию, а прочие пусть по-прежнему довольствуются ранами и скорпионами.

Эта всеобщность недовольства, сопряжённая с пожеланием самых приятных проектов лично для себя и с полнейшим равнодушием относительно жизненной обстановки соседа, представляется для меня фактом тем более замечательным, что фрондёрство, по-видимому, заползает в сердце самых твердынь. И вдобавок фрондёрство до того разношерстное, что уловить оттенки его (а стало быть, и удовлетворить капризные требования этих оттенков) нет никакой возможности».

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин 150 лет назад описал российскую политическую действительность. Что ж, менталитет российского горожанина не изменили ни военно-полевые суды при царях, ни большевистские комиссары, ни особые тройки, ни советские генсеки, ни Горбачёв и Ельцин, ни Путин с Медведевым. Эта склонность к фрондёрству иногда человечно загонялась в дворянскую гостиную или на интеллигентскую кухню, иногда, бесчеловечно, — в лагеря. С заслуживающей сожаления частотой выплескивалась на улицы. Естественно, недовольство властью обычно усиливалось казнокрадством или никчемностью, жестокостью, самодержавием или самовлюбленностью самой власти.

Митинги и пикеты, прошедшие с 5 по 11 декабря, санкционированные и несанкционированные, прокатились по городам России и имели гораздо больше причин, чем объявленное требование оградить выборы от фальсификаций. Объективно — усталость от кризиса, проблемы коммуникации власти с народом, отсутствие «своей» партии у состоятельной части горожан, слабость модернизационного и антикоррупционного проектов власти. Субъективно — беспрецедентная по агрессивности и беспредельная по цинизму, знатно профинансированная PR-атака на партию власти, неудачная попытка «сплюсовать» рейтинги Медведева и Путина. Всё это заложило фундамент недоверия большой части жителей крупных городов. Спусковым крючком, «выстрелом в эрцгерцога» стали результаты голосования, а точнее, результаты наблюдения за голосованием.

Наблюдение наблюдению рознь. Оппозиция — и системная, и несистемная — выдвинула два тезиса: «всё равно результат нарисуют» и «наблюдение покажет истинную картину». К моему потрясению, лидеры парламентских партий обращались к единороссам: «Дайте нам столько-то процентов». К моему ещё большему потрясению, им не ответил никто ни из высшей власти страны, партии власти, Центризбиркома: «Как?! Как вы себе это представляете? Где те люди, ресурсы, система, что может вам «дать» проценты?». Это было сочтено стандартным предвыборным (и предпроигрышным) нытьём будущих пораженцев. К моему огорчению специалиста-пиарщика, ни власть, ни система избиркомов не подхватили тезис «наблюдение покажет истинную картину» и не помогли в максимальной организации подлинно народного (общественного, гражданского) контроля. Все мы сочли, что наличие в каждой комиссии коммуниста, эсера, либерал-демократа и право каждой партии назначить наблюдателя в каждую комиссию достаточным для доверия системе. К моему возмущению, «несистемная» оппозиция в рамках общего плана делегитимизации власти в стране и выборов, в частности, в рамках подготовки «оранжевой» революции по типу киевского майдана (а термин «снежная» революция появился настолько заранее, что не учли даже тёплую зиму в Москве) начала подготовку провоцирования фальсификаций и подделки фальсификаций.

В итоге слухи нарастали снежным комом, и общим местом стало утверждение, что «все знают» о фальсификациях. И мало кого интересовало, как ролик о вбросе бюллетеней 4 декабря появился в интернете 29 ноября; почему на «компрометирующих» роликах про мало что можно увидеть; почему на ролике о «ручке с исчезающими чернилами» прямо в процессе съёмки эту ручку кладёт «обличитель». Мало кого интересовало, что сайт «Карта нарушений» Ассоциации «Голос» не отвечает(!) за достоверность информации о нарушениях и не проверяет её. Мало кого интересовало, что у главных «специалистов по наблюдению» оплата зависела сдельно от количества зафиксированных нарушений (не доказанных, а зафиксированных!). Мало кого интересовало, что эксперты по честным выборам вели в интернете открытую пропаганду против лидирующей партии, включая рекомендации портить щиты «Единой России». Это и сейчас мало кого интересует. Ведь «все знают — нарисовали».

Сошлись в едином порыве мальчики, верящие интернету, реально обиженные люди, проигравшие кандидаты и освоившие бюджет штабы, профессиональные технологи, оппозиционеры, фальсифицирующие число сторонников, оплаченная массовка и несгибаемые лидеры гражданского общества — и дали заключение: фальсификации. Разные, но в большинстве своём честные и неравнодушные люди. И мало кого волнует, что всего 50 предполагаемых расхождений протоколов назвала оппозиция. 50 из 95 тыс. участков! Ни одного в Пермском крае. Мало кого волнует, что около 1 тыс. крупных нарушений по стране выявлены системой избиркомов, и результаты по ним были отменены сразу, 5 декабря. Ни одного в Пермском крае.

Я спрашивал каждого пермяка, кто мне так говорил — «все знают»: твоя сестра, бабушка, школьная учительница участвовала в уголовном преступлении, подписывая липовый протокол? Расписываясь за несуществующего избирателя при вбросе? 10-12 человек на каждом участке должны быть преступниками ради липовых 200 подписей? В масштабе Пермского края 20 тыс. человек — и ни одного свидетельства? Но те 400 граждан с плакатами «У меня украли голос» и те 10 тыс. реальных пермяков и ботов в группе «Вконтакте» точно знают — «нарисовали». Знают, но не несут данные в суд, в прокуратуру, в крайизбирком. Нет данных.

Я благодарю тех блогеров из числа политических противников, кто подтвердил — в Пермском крае «не рисуют». Я перестал обращать внимание на тех неудачников, кто прикрывает поражение «вбросом». В Перми — «не рисуют»!

Три дня с коллегами я дежурил на «прямой линии» Общественной палаты. Вот это — 300 звонков по существу. Вот там — нервы, обида, вопросы, советы. Словом, конкретика! Многим успели помочь. Жалобы обобщим, изучим. Выборов без нарушений не бывает, но крайизбирком очень много работает над тем, чтоб их было меньше.

Выполняю обещание, данное избирательнице в ходе «прямой линии». Публично прошу прощения, что Вы не получили открепительное удостоверение, несмотря на заявление. Несколько участков в Перми не справились с активностью граждан, и случаи, когда избиратель не смог получить открепительное удостоверение были. Причины — Центризбирком выдал нормальное число открепительных, но внутрипартийная конкуренция по новому краевому закону внутри всех крупнейших партий привела к такому «движению» внутри Перми.

До 2 декабря нас критиковали, что открепительных много, с 1 декабря — что мало. Названная причина не снимает ответственности с комиссий, и будет сделано всё, чтобы ситуация не повторилась. Я приношу извинения тем трём дамам, которые пожаловались мне, что до них и членов семьи не доехали с выносной урной. Случай неприятный, я потом каждой лично позвоню ещё с результатом проверки. К счастью, две из них сумели перед закрытием сами добраться до участка и стали невольными контролёрами в проверке слуха, что за пожилых «могут расписаться». Проголосовали без эксцессов, спасибо им за активность и информацию.

Много  ещё можно сказать, но важное: что делать?

Я уверен — надо демократизировать избирательный закон. Ещё год назад я предлагал 5%-ный барьер в крае вместо 7%-ного; восемь, а не 30 региональных групп в партсписках по выборам в краевое Законодательное собрание; сохранить самовыдвижение и одномандатные округа; вернуть самовыдвижение и одномандатные округа на выборах в Госдуму; запретить «плавающие» мандаты в первый год после избрания краевого парламента; отбирать у партии мандат, освободившийся в результате непринятия его №1 из партсписка.

Сегодня: все заявления о фальсификации должны быть изучены судом, все случаи неверного подсчета — посчитаны достоверно, по закону, тоже через суд. Все случаи, когда «с достоверностью невозможно установить результаты» — результаты по участку должны быть отменены. Только по закону, только через суд, только с доказательствами и, по возможности, без вранья неудачников и паранойи.

И — молодёжь, главная сила недоверия и протеста. Проигнорировавшая или нет выборы — но не верящая. Искренне желающая лучшего. К кому претензия? К нам, к избиркомам. Нам надо идти к людям, рассказывать, показывать, радоваться количеству наблюдателей. Приглашать ещё. Увеличивать количество наблюдателей. Приглашать «звёзд» гражданского общества. Объяснять. Спорить. Обижаться. Слушать и слышать. Добиваться, чтоб слышали нас. Быть людьми, а не только частью коллегиального органа. И напоминать этим ребятам, что избиркомы — не чиновники. Это их мамы, бабушки, школьные учителя, студенты, соседи.