Олег Чиркунов:
Я уже исправился...

— Олег Анатольевич, вас совсем недавно обвинили, казалось бы, в абсолютно несвойственной штуке — в закрытости. Правозащитники, представители СМИ сказали, что за «Вордпрессом», за «Лайфджорналом», за «Твиттером» вы практически перестали общаться с общественностью вживую. Это так?

— Возможно, и да. Потому что всегда ведь надо понимать этот баланс. Мы недавно разговаривали внутри у себя в команде и признали, что нам точно надо общаться больше.

Я уже исправился, хочу доложить вам. Я начал общаться сейчас, в первую очередь с педагогами. Тоже объяснимо, почему. Для развития города очень важно, чтобы постепенно, постепенно у нас были очень умные дети, потом — очень умные взрослые, те, которые будут что-то делать для Пермского края. И всё это — в руках педагогов. Вот я начал с ними общаться на тему, каким я вижу город и что нужно сделать для того, чтобы он был городом нашей мечты.

— Какие-то регулярные брифинги с представителями СМИ планируются?

— Ну разве в этом вопрос? Пожалуйста! Давайте договоримся о том, что это вам необходимо. Но кто и когда из вас говорил?

Давайте встречаться, давайте называть тему какую-то и её обсуждать. К сожалению, у нас ведь средства массовой информации, обменяемся «камнями в огороды», достаточно такие… инфантильные.

Ну, извините, это вам должно быть интересно общаться со мной, а мне — с вами. Я готов. Вот что я могу гарантировать, это то, что я редко отказываю в общении, если эта инициатива есть. Может быть, я мало проявляю собственной инициативы для этого. Так создайте площадку и пригласите меня туда. Почему вы ждёте, что губернатор пригласит средства массовой информации обязательно в официальный кабинет? Нужно общение? Скажите: мы собрались, приходи. Я пришёл.

— Ну что ж, хорошо. Была площадка! На эту площадку пришли примерно 1,5 тыс. людей, по разным оценкам. Кто-то говорит — 500-600 (представители МВД). Кто-то говорит — 3 тыс. (некоторые особо рьяные активисты). Ну где-то тысячи полторы, по нашим подсчётам, было. Вы на эту площадку не пришли. Я имею в виду митинг с лозунгом «За отставку губернатора». Не приглашали?

— Наверное, приглашали. А в какой роли я мог туда прийти? Я не поддерживаю этот лозунг.

— Как минимум в роли губернатора, отставки которого требуют собравшиеся.

— Знаете, наверно, есть форматы, когда люди эти вопросы могут обсуждать. Но это точно не формат митингов. Ведь этот митинг был с определённой целью организован. Там кашу людям обещали, там ещё что-то организовывали. Для чего?

— Кашу не довезли, кстати.

— Возможно. Но по крайней мере разговоры про это были… Знаете, каждый вправе куда-то приходить, а куда-то не приходить.

Я глубоко не уважаю тех, кто организовывал этот митинг. Но, как там говорится в известной фразе, право организовывать подобного рода митинги я готов защищать.

— Но вы не отреагировали ни в «Твиттере», ни в «Вордпрессе».

— А на что?

— На сам факт митинга. Или это незначительно?

— Это нормально. А потом, для того чтобы отвечать, я, может быть, вынужден буду перейти на личности и рассказать, почему люди это организовывают. Я вот пока не готов перейти на личности. Иначе это превратится в какую-то склоку.

Люди хотели что-то высказать. Они высказали? Замечательно. Если у этих людей есть какой-то вопрос ко мне, они могут его задать. В том числе они могут задать в Законодательном собрании, потому что инициаторами этого митинга были некоторые депутаты Законодательного собрания. Пусть они зададут эти вопросы. Я никогда не отказывался на них отвечать. Но выходить на площадку, где более прав тот, кто громче кричит, — в этой ситуации, наверно, не самая правильная моя позиция.

— У вас была возможность отреагировать на достаточно острые реплики в Кудымкаре, в частности, когда вы вместе с Юрием Трутневым выслушивали не самые приятные эпитеты в свой адрес от господина Савельева. Так?

— Да.

— Отреагировали? Просто ролик, который распространился в интернете, как-то очень быстро обрывается.

— Я был очень удивлён. Я был очень удивлён реакцией моего бывшего коллеги. Ведь вместе с Геннадием Савельевым, собственно говоря, мы и проводили объединение округа. И никогда после этого он не высказывал каких-либо претензий, несмотря на то что мы с ним встречались. Первое — я был удивлён.

Второе. Я убеждён, что для округа это точно позитив. Если ещё жители области могут говорить как-то на тему того, что, слушайте, ну мы же, в общем, взяли на себя расходы по дотационной территории, то в Коми округе таких аргументов нет. Они получили приличное хорошее финансирование. Когда мы говорим про цифры, все это признают.

Я был удивлён позицией Геннадия Савельева, которого, к слову сказать, уважаю. Если бы он занимал иную позицию в период объединения, пришлось бы очень тяжело. Он во всём этот процесс поддерживал. В том числе он был его инициатором в какой-то мере.

Я думаю, что пройдёт сейчас этап предвыборный, и всё встанет на свои места. Я думаю, что мы спокойно будем говорить с Геннадием Петровичем, глядя друг другу в глаза, и не будет никаких проблем между нами.

— То есть проблема только в предвыборности этапа? А в целом сегодня, в день рождения Пермского края, вы оцениваете происходящее тогда крайне позитивно и происходящее потом — тоже?

— А вообще не было другого пути. Посмотрите, после этого стали объединяться многие другие субъекты Федерации. Просто есть территории, которые являются очень маленькими, и они не могут самостоятельно выстраивать взаимоотношения с федеральным центром. Либо они находятся там на полном иждивении. Ну в любом случае они тоже недополучают. Потому это был неизбежный процесс. Мы могли быть не первыми, а вторыми, третьими или пятыми. Но это всё равно бы произошло. К этому подталкивает смысл государственного устройства.

— Вот смотрите, у меня в руках распечаточка документов, как обычно, анонимных, как обычно, опубликованных в интернете в одном из блогов, созданных специально для того, чтобы вас критиковать, antichirkunоv.livejournal.com. Не знаю, смотрели, не смотрели. Здесь открыто человек, который эти документы публикует, эти сканы, обвиняет вас в том, что вы написали докладную записку на имя Суркова, обвиняющую Марата Гельмана в неприглядном поведении и так далее. Фейк?

— Ну вы как считаете, это что?

— Я вас спросил.

— Я видел этот документ. С интересом его прочитал. Это полная подделка. То есть в принципе такого документа не существовало. И там много таких интересных вещей. Стиля общения такого не бывает, шрифта такого не бывает. В общем, это… Но написал кто-то не совсем бездарный. Значит, кому-то нужно, выгодно какие-то интриги здесь плести.

Я очень плохо отношусь к интригам. И вот всё это не очень приятно и не очень нравится. И хочу сказать честно, вот я не понимаю, кто это сделал. Я не понимаю. Но бог ему судья.

— Вас просят поздравить с рождением первой девочки в перинатальном центре. Я вас поздравляю.

— А у меня будет возможность поздравить маму через пару часов, маму этой девочки.

— Ну и прекрасно. Олег Анатольевич, давайте по перинатальному центру, раз уж начали за здравие, так и продолжим по нему же. Работает, открыт, функционирует, всё стопроцентно, всё готово? 1 декабря ведь всё-таки сегодня.

— Работает, функционирует. Сегодня (1 декабря — ред.) в 6.30 утра были первые роды. Они, насколько я понимаю, уже сейчас не единственные. Постепенно, постепенно он выйдет на проектную мощность. Но без спешки.

Понимаете, ведь тоже страшно. Новое здание, огромное. Понимаете, это такая фабрика высокотехнологичная. Это вот уже больницей не назовешь. Там столько техники, столько технологии, столько систем различных, что надо, чтобы это постепенно запустилось и всё тихонечко работало как часы. Работает.

Тяжело всё это на каком-то этапе было. Тяжело строилось. Были серьёзные проблемы с подрядчиками. Но тем не менее сейчас эта задачка решена.

— Неоднократно ходили и слухи, и сообщения в медиапространстве, и домыслы о ваших общениях с Владимиром Путиным насчёт этого перинатального центра. Скажите, там хоть что-то соответствует действительности? Правда, что у нас премьер вызывает губернаторов, разносит и так далее и тому подобное?

— Правда. Именно по перинатальному центру была такая ситуация, когда там, где были сорваны сроки, мы объяснялись с Владимиром Владимировичем на эту тему. Это было один раз в прямом эфире. А один раз была встреча — не помню, с присутствием прессы или нет него в кабинете. Но вот во втором случае мы, к счастью, уже были на вполне достойной позиции. У нас всё практически было готово. И мы просто уже запускали в этот момент центр.

— Продолжая тему медицины, сейчас ряд вопросов ещё задам, пришедших к нам на сайт. Мы очень скоро будем вспоминать про годовщину пожара в «Хромой лошади», пожара, который вскрыл все огрехи в пермской медицине, пожара, который заставил федеральные власти нас жёстко критиковать. Насколько обоснованной была критика тогда? И изменилось ли что-нибудь сейчас?

— По прошествии времени хочу сказать, что многие вещи пермская медицина отработала очень хорошо. Первое — это работа службы скорой помощи. В общем, люди были своевременно доставлены и оказались в стационарах.

То, что в стационарах было неидеально, это правда. По многим причинам. Первая и основная — в том, что… Ну, такой поток пострадавших отработать не смог бы никто. Это очевидно. Наряду с этим были там какие-то сбои. Но нас после этого серьёзно так проверяли. И прямых ошибок медицинского персонала выявлено не было.

Мы под огнём критики не сделали главного. Мы не сказали спасибо медикам, которые во всём этом работали. Может быть, настала пора сказать? Вот они-то отработали честно — и в поликлиниках, и в стационарах.

— На текущий момент у нас по-прежнему остался открытым вопрос о том, кто же в конце концов виноват. Продолжается суд. И, наверно, вердикт будет вынесен. Но вы на себя, как губернатор, хотя бы какую-то часть ответственности за этот пожар взяли?

— Вы задаёте такой сложный жизненный философский вопрос. Человек должен брать на себя ответственность за всё, что вокруг него происходит, особенно когда человек занимает такой пост и руководит субъектом Федерации.

Да, я несу моральную ответственность за то, что произошло. Хотя бы, может быть, за то, что мало молился. Что иное вы хотите от меня услышать? Понимаете, я по прошествии времени могу сказать и о другом. На какой-то момент мне вообще было очень страшно. Страшно, оттого что очень быстро это сгрузили на власть и на меня.

То, как оцениваю я это сам для себя, — это одна история. А то, как общество очень быстро нашло крайнего, — это другая история.

— А почему общество нашло крайнего?

— А потому что, наверно, характерно… Всегда характерно для общества пытаться найти единственного виновного для того, чтобы считать, что всё остальное вокруг по-другому. Не знаю. На эту тему надо подумать. Но хочу вам сказать, что эти дни были одни из самых тяжёлых в моей жизни.

Сформулирую так: с точки зрения вообще внутреннего состояния души. Я бы никому не пожелал оказаться в такой ситуации. Не боязнь чего-то там, наказания или чего другого. От внутреннего состояния того: а как ты дальше со всем этим будешь жить? Но вряд ли я готов сегодня этим делиться.

— Вы популярный губернатор?

— Это вопрос не ко мне.

— Ну как вы сами оцениваете свои взаимоотношения с обществом? Вы же наверняка пытаетесь понять, как минимум по оценкам в СМИ, по оценкам в блогах, на форумах, вас вот здесь, в Пермском крае, любят, уважают?

— Кто-то — да, кто-то — нет. И вопрос соотношения. Это ведь такая вещь очень хрупкая. Например, если взять социологию, то там, сколько — три или четыре передачи в июле-августе — отняли, по социологии, у меня где-то 15-18% доверяющих. Представляете? Так много ли стоит это доверие, если три передачи, которые не сообщили ничего нового, полностью уронили рейтинг губернатора? Вот в этой ситуации я там… Ну не полностью, но это очень большая часть рейтинга. Ведь всё равно там в целом всегда делится примерно 50 на 50, так или иначе. Даже убрать неопределившихся. Половина одобряет, половина не одобряет. Половина доверяет, половина… Но когда из тех людей, кто тебе доверяет, по каким-то сигналам, которые они видят из «ящика» (страшный инструмент — телевизионный «ящик»), они полностью меняют мнение, вот это заставляет задуматься. Это заставляет задуматься о том, что важно-то даже не то, сколько людей тебе в данный момент доверяют, а какой процесс у тебя у устойчивых сторонников, тех, которые не отвернутся от тебя, даже если что-то произойдёт. И попробуют понять, разобраться.

Ещё одну вещь скажу. Никогда об этом не говорил. Я в интернете увидел на Youtube, по-моему, запись по поводу того, как я подхожу к мужчине с ребёнком на руках, разговариваю при этом по телефону, как бы отталкиваю его и ухожу. Мне самому было жутко смотреть эту запись. Что было на самом деле? Я действительно говорил по телефону, я увидел этого человека — я его знаю в лицо, я его вижу не первый раз. Я подошёл к нему, взял ребёнка за руку и сказал отцу: «Я сейчас договорю и подойду к тебе». И начал отходить.

Я не знаю, как это делают телевизионщики. И думаю, что у них это получилось случайно. Но, видимо, камера была зафиксирована на мне, а не на мужчине. И когда я отходил, получалось, что я стою, отталкиваю. Слушайте, я посмотрел на это. Если бы я увидел своего коллегу в таком виде и с такими комментариями, я тоже бы счёл (употреблю это слово), что он — полный урод. И вот такими инструментами… я не знаю. Ключевой-то ведь вопрос не в телевизоре. Ключевой вопрос в том, что люди как-то должны уметь оценивать всё это. Вот моя мама, например, считает, что всё, что написано в газетах, правда. Ну и должно быть правдой. И я не могу её ни в чём убедить. Это к вопросу о доверии.

— Скажите, сколько должен находиться на должности губернатор, по вашему мнению, чтобы выполнить то, что хотел?

— 7-10 лет. Максимум 10 лет.

— У вас срок заканчивается.

— Я знаю.

— А планы?

— Я ж сказал — 10 лет.

— Вот смотрите, вас в течение только последних месяцев шести «увольняли» как минимум три раза. Причём сначала это были абсолютно откровенные оппоненты, а потом, например, когда вас начали «сватать» на полпредство, создалось ощущение, что это уже действительно похоже на правду.

— Понимаете, если кому-то надо создать иллюзию, что человек уходит, то всегда надо попытаться его сначала «уволить». Потом, когда это не получается, надо его «повысить». Вот, собственно говоря, это тактика информационной войны. Но давайте про эти вещи забудем. Сколько раз меня «увольняли». Если мы начнём считать, мы насчитаем не один десяток раз.

— Это правда.

— Я про другое. Про свою внутреннюю позицию. Я убеждён, что десятилетний срок — это точно предел. И в той ситуации, когда общество развивается нормально, когда у общества есть стратегия, когда вот уже есть какое-то движение, нужны только корректировки, этот срок ещё меньше. И тогда за счёт конкуренции и изменения позиций руководителя будет лучше развиваться регион. Я думаю, что мы с точки зрения стратегии заложили какие-то основы. Совсем не обязательно, чтобы мы старались всё довести до конца.

— Год и сезон можете назвать, когда вы сами возьмёте и скажете: Дмитрий Анатольевич, или, допустим, Владимир Владимирович, не важно, господин президент, мне надо уходить?

— Я не смогу сейчас назвать дат. Но я вам с уверенностью могу сказать, что на следующий срок я идти не планирую.

Полная версия интервью с Олегом Чиркуновым опубликована на сайте echoperm.ru