Первая октябрьская революция

О первой русской революции 1905 года написано и сказано, казалось бы, исчерпывающе. Но что осталось в голове у большинства после школьного курса истории? «Кровавое воскресенье», восстание на броненосце «Потёмкин», декабрьское вооружённое восстание. При этом традиционно выпадает главный элемент — ответ на вопрос: за что боролись? Без этого события 1905 года — никакая не революция, а просто маловразумительная смута, набор всевозможных эксцессов. Главный же результат и, следовательно, главное событие той революции — царский манифест от 17 октября по старому стилю. Одна из политических партий, сыгравших немалую роль в последующих событиях, даже назвалась в честь этого «Союзом 17 октября».

Верхи не могут 

Ещё до 1905 года заговорили, что Россия «беременна революцией». Причин тому было много, но все они сводились к главной: остро встала проблема модернизации буквально всех отраслей внутренней жизни страны.

На фоне бурного развития западных (и не только) стран в наступившем XX веке со всей очевидностью оказалось, что общественно-экономическая структура России не соответствует времени. Это была страна, полная дремучих феодальных пережитков и изжившей себя патриархальности. Система управления не менялась со времен реформ Александра II (то есть отмены крепостного права), в то время как сложились совершенно иные экономика и социальный расклад.

Российская империя худо-бедно осваивала современные ей технологии. Но управленческие элиты представляли из себя рудименты чуть ли не крепостнических врёмен. Типичного представителя власти в центре, и уж тем более на местах, можно было охарактеризовать ёмким словом «барин». Принимались не соответствующие текущим обстоятельствам решения в рамках менталитета ушедшей эпохи. Среди таких роковых шагов — вступление в войну с Японией, которая привела (в силу некомпетентной стратегии и неумелого военного руководства) к оглушительному поражению, всколыхнувшему всё российское общество.

Столь же роковым оказалось чудовищное решение января 1905 года открыть стрельбу по многотысячной колонне питерских рабочих, нёсших царю список своих проблем. Среди прочего царя просили размещать военные заказы в отечественной «оборонке», а не за рубежом. Но никто из властей не смог хотя бы формально выслушать эти требования.

Страна оказалась в управленческом тупике. Это заставило царя выпустить после январского расстрела рескрипт о подаче предложений по улучшению госаппарата.

После поражения в войне с Японией, которая вступила на путь буржуазного развития одновременно с Россией, в 1860-х, но сумела продвинуться куда дальше, на самых верхах Российской империи стали задумываться: не является ли тому причиной дарование японским императором конституции в 1889 году? К слову, конституцию предполагал дать народу и Александр II, но был убит нетерпеливыми народовольцами в 1883-м.

Низы не хотят 

XX век начался стремительно: автомобиль, самолёт, радио… Всё это быстро появлялось в России, средства на закупки имелись. Но с автомобилями в Петербурге возникали характерные происшествия — и именитые князья, и простые поручики были убеждены, что должны повсюду проезжать первыми, поскольку являются дворянами. Этот полукомедийный штрих многое даёт для понимания тогдашней ситуации.

Засилье дворян и царедворцев становилось всё более нетерпимым. В 1900-1903 годах разразился очередной мировой экономический кризис. В России (как всегда) он оказался наиболее глубоким и затяжным. Долгая стагнация экономики обострила трудовые конфликты. Официальных профсоюзов не было, и агитация нелегальных революционных партий пользовалась успехом.

Господдержка бизнеса в условиях кризиса если и оказывалась, то крайне избирательно. Коммерческие проекты могли меняться в угоду какому-нибудь дворянскому клану или небескорыстным царским родственникам.

Всё это не могло не раздражать российских промышленников. Многие из них, в том числе известный пермский пароходчик и меценат Николай Мешков, даже субсидировали революционеров. Власть, в свою очередь, раздражённо преследовала не только экстремистов, но и вполне умеренных либералов, толкая тех в антиправительственный лагерь.

27 (14) мая в Перми, далекой от столичной политической жизни, вдруг произошли массовые волнения. Участие в них приняли не рабочие и не революционеры, а учителя и старшеклассники. Началом послужил запрет губернатором Наумовым организационного собрания Пермского отделения Всероссийского учительского союза в доме Мешкова. Власти имели информацию, что мероприятие будет использовано оппозицией, но принятые полицейские меры в итоге привели к массовым шествиям по пермским улицам с красными флагами, революционными песнями и револьверной стрельбой по стенам губернаторского дома. К шествию обиженных учителей и гимназистов охотно присоединялись пермяки разных сословий. Неумелые действия полиции лишь вызывали издёвки и смех манифестантов. Протестное настроение после целой серии крайне неудачных действий императорских военных и гражданских начальников было всеобщим. В те самые дни — 14-15 (27-28) мая — совершился полный разгром русского флота под Цусимой.

Губернатор Наумов после майских событий в Перми оказался меж двух огней. Хотя предпринятыми им действиями (вызов казаков) удалось восстановить порядок, пермская интеллигенция обвинила его в ненужной жесткости, а столичное руководство — в нерешительности и попустительстве толпе.

Между тем стремление решать даже бытовые конфликты силовым методом приводило к масштабным вооружённым выступлениям, самым ярким из которых стало восстание на броненосце «Потёмкин» в июне 1905 года. Подавление казаками в июле сходки рабочих на Вышке в Мотовилихе тоже привело лишь к человеческим жертвам и эскалации конфликта.

Нетерпимость и жестокость проявлялись далеко не только в политике. В том же июле в Чермозе произошло ограбление и немотивированное осквернение церкви, сопровождавшееся убийством нескольких служителей «с исключительным зверством и жестокостью». Сообщения о диких нравах и бытовой агрессии печатались местной прессой почти ежедневно.  

«Настало время» 

О создании представительского органа госвласти (впервые после Земских соборов трёхсотлетней давности!) в царском окружении заговорили ещё в 1904 году, а в феврале 1905-го вышел указ о проекте совещательной Думы. В августе был издан манифест о её созыве (т. н. «Булыгинская дума»). В нём говорилось:

«Ныне настало время… призвать выборных людей от всей земли Русской к постоянному и деятельному участию в составлении законов, включая для сего в состав высших государственных учреждений особое законосовещательное установление, коему предоставляется разработка и обсуждение государственных доходов и расходов».

Манифест 17 октября оказался, тем не менее, неожиданным. Он принимался в чрезвычайных обстоятельствах, когда ситуация в стране уже грозила выйти из-под контроля. Начинался манифест величавыми царскими словами:

«Смуты и волнения в столице и во многих местностях Империи великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным, и печаль народная — Его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству Державы Нашей…» 

Манифест обещал даровать населению основные гражданские свободы (неприкосновенность личности, свободы совести, слова, собрания и союзов); открыть путь в Думу «тем классам населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав», и «установить как незыблемое правило», что никакой закон не может быть принят без утверждения Государственной думой.

Общественность увидела в тексте манифеста 17 октября дарование конституции, коль скоро царь устанавливает «незыблемое правило» ограничить свое самодержавное принятие решений. В действительности манифест был средством экстренного пожаротушения. Последующие законодательные акты обставили его большим числом оговорок и препятствий. И всё же власть впервые шагнула с позиции решать все вопросы силой к предложению диалога с обществом. Далеко не всё общество оказалось готовым к этому, привыкнув к состоянию жёсткой конфронтации.

Уже в ноябре произошёл ряд крупных столкновений под лозунгом создания Учредительного собрания и всеобщего избирательного права. Более радикальные партии продолжали настаивать на полном свержении царизма, организовав в декабре вооружённые восстания по всей стране.

Но это было потом. А сразу после выхода манифеста 17 октября во всех городах империи началось массовое ликование. Как правило, губернаторы об этом важном документе узнавали далеко не первыми. Поэтому события развивались стихийно, в ряде городов вылившись в крупные эксцессы. m Стр. 22-23.

Пермская революция

В Перми как раз накануне началась забастовка железнодорожных служащих. Они и узнали первыми о манифесте по телеграфу. Тут же забастовку было решено прекратить и направиться в собор отслужить молебен в честь дарованной царём милости. Но помощник городского пристава Иванов ничего о манифесте не слышал, а может, и слышать не желал. Во главе отряда казаков он самочинно ворвался на лошадях в толпу, подошедшую к углу улиц Сибирской и Покровской (Ленина), принявшись избивать нагайками шествие, в котором были дети и женщины. Городской театр стал импровизированным госпиталем для десятков раненых и помятых в давке.

Весть о произошедшем быстро распространилась по городу. Очевидцем события стал городской голова и другие уважаемые лица. Все они прибыли к дому губернатора на улице Сибирской, где уже собралась возмущённая толпа жителей. Губернатор Наумов выразил своё сожаление и пообещал наказать виновных в превышении полномочий. К Сибирской тем временем подходили всё новые колонны, появились красные флаги, раздалась «Марсельеза», шли выступления ораторов.

Губернатор, справедливо опасаясь ещё более масштабных эксцессов, приказал полиции и казакам не вмешиваться. Толпа манифестантов, увеличиваясь, направилась к губернской тюрьме, чтобы освободить политзаключённых. Там она натолкнулась на вооружённую охрану, которую наиболее горячие головы требовали смять штурмом.

Посовещавшись, манифестанты решили отправиться к губернатору, чтобы тот дал приказ тюремной администрации. Вообще-то официальной амнистии политзаключённым не было. Тем не менее губернатор Наумов отдал по телефону приказание об освобождении политических. Манифестанты этим не удовлетворились и заставили губернатора, вытащив его из кабинета без шапки, идти к тюрьме лично, помня об утреннем эксцессе с полицией.

После хождения до самого вечера в колонне с красными флагами и революционными песнями Наумов подал в отставку.

А возбуждённое революционное настроение витало на пермских улицах ещё неделю. Особенно активно вели себя учащиеся, включая семинаристов. Увы, не обошлось и без столкновений со сторонниками монархии. Но эти эксцессы не шли ни в какое сравнение с тем, что произошло в соседней «столице Урала».

Екатеринбургский погром 

Всё советское время Екатеринбург было принято считать городом революционным, а Пермь — консервативной и даже реакционной. События октября 1905 года решительно не вписываются в эту надуманную схему. Если в Перми всё закончилось более или менее демократично, то в Екатеринбурге случился кровавый черносотенный погром.

Старые газеты упоминают «толпу хулиганов под предводительством какого-то громадного рыжего мужика». Группы погромщиков, вооружённых дубинами, дисциплинированно, по свистку, нападали в разных частях города на отдельные известные левыми взглядами личности и целые шествия гимназистов. Избивали жестоко, насмерть, причём забегали даже в храмы, где жертвы пытались найти защиту.

В течение трех часов 19 октября (1 ноября) Екатеринбург пребывал в полной власти организованных убийц при полном равнодушии полиции. Лишь полицмейстер своим личным участием пытался прекратить случаи расправы в центре города.

Кровавую вакханалию удалось прекратить, введя, наконец, в город казаков с обнажёнными шашками. Толпа погромщиков быстро рассеялась.

Есть основания полагать, что идейным вдохновителем погрома стал Екатеринбургский архиерей Владимир. В своих проповедях в последующие дни он не осуждал расправу, а наоборот, крайне резко высказывался против учащихся, их родителей и интеллигенции вообще.

Лишь недавно это тёмное пятно в истории Екатеринбурга стало освещаться зауральскими историками. На сайте http://www.m-i-e.ru/library/ochevidcev/ словами охранников выступавшего на митинге Свердлова нарисована картина разнузданного триллера:

«Я поддержал Ивана. Кинжал направил куда нужно. И мы стали отступать. У него был револьвер. На нас наступали пьяные с дубинками, ножами… Нас с Иваном осадили, прижали к стене. Мы отбивались с честью: Иван ухлопал человека два-три, я, орудуя кинжалом, был залит кровью…»

Свобода по-русски

В стране, где на центральных улицах крупных городов могла запросто случиться самая дикая резня, где в избытке хватало маргинальных общественных групп и не было никакого опыта социального партнёрства, провозглашение пакета гражданских свобод являлось очень смелым шагом. Неудивительно, что манифест 17 октября был вырван у царя «под дулом пистолета».

Сбив манифестом революционную волну (и обнаружив новые сложности), царские чиновники получили время для тщательного конструирования будущей Государственной думы и основ избирательного права. К негодованию «общественности», выборы оказались ни всеобщими, ни равными. Они строились на логическом посыле, что бюджет могут распределять лишь те, кто платит налоги, пропорционально своему вкладу. Поэтому отсекались военнослужащие, женщины (в массе тогда не работавшие), ряд народностей, молодёжь. Система выборов была достаточно сложной и многоступенчатой, чтобы обеспечить в Думе большинство за крупными землевладельцами.

Всё это немедленно назвали «анахронизмом» и «пережитком самодержавия». Лишь в последнее время, после осмысления новейшего исторического опыта, появились иные мнения. Ведь несмотря на все технические ухищрения и широкое использование административного ресурса, состав первой Государственной думы оказался сильно революционизированным. Сотрудничать государству с таким органом власти оказалось почти невозможно.

Новоиспечённые партии, пришедшие во власть, оказались не готовыми перейти к конструктивной фазе. Всего через полтора месяца Дума была распущена царским указом, поскольку «не успокаивала народ, а ещё более разжигала смуту». Тут царь был прав — через два дня после роспуска депутаты обратились к народу с воззванием, где призывали не платить налоги и не служить в армии, пока нет парламента.

Не интеллигентное дело  

Только с третьей попытки, ещё более ужесточив выборную систему, удалось получить действительно работоспособную Думу, единственную, проработавшую полный срок — с 1907 по 1912 год. Это было время наивысшего экономического развития и внутреннего успокоения империи.

Как раз в середине этого периода, связанного с именем премьера Столыпина, несколько выдающихся теоретиков демократического лагеря выпустили нашумевший сборник эссе под названием «Вехи». Сборник стал сенсацией: за два первых дня после выхода было продано почти 3 тыс. экземпляров, в течение года осуществлено четыре переиздания. Он вызвал множество откликов в интеллигентной среде, в основном критических (а от Ленина получил определение «энциклопедия либерального ренегатства»).

Авторы «Вех» подводили черту или ставили веху под всем прежним революционным движением в России со времён нигилизма и более ранних времен. Отдав должное мужеству и бесстрашию героев того времени, они заключали, что после 17 октября 1905 года наступает новая эра общественного движения, требующая не жертв, а кропотливой созидательной работы с использованием новых легальных возможностей. Они же констатировали, что русская интеллигенция ещё не осознала новый вызов и не готова к нему.

«Самый тяжёлый удар русской интеллигенции нанесло не поражение освободительного движения, а победа младотурок, которые смогли организовать национальную революцию и победить почти без пролития крови» (А. С. Изгоев).

«Интеллигентская доктрина служения народу не предполагала никаких обязанностей у народа и не ставила ему самому никаких воспитательных задач… Интеллигенции необходимо пересмотреть всё своё миросозерцание и в том числе подвергнуть коренному пересмотру его главный устой — социалистическое отрицание личной ответственности» (Петр Струве, пермяк по рождению).

Как сказано в одном академическом издании последних лет, «только в «веховском исполнении» 1909 года появилось осознание угроз и ловушек, заложенных в идеях и практиках массовой электоральной демократии».