Эдуард Бояков:
Пермский культурный проект еще только начинается

Лично я ехал в Пермь, потому что было интересно. Да, я действительно не бедный человек, я быстро сделал карьеру в нефтяном бизнесе в начале 1990-х. Об этом так часто спрашивают, что, получается, я уже делаю PR на собственной карьере. Сейчас не о себе хочу сказать, а о поколении. О людях, которые закончили институты в середине-конце 1980-х, которых не успел поглотить «совок». Именно они на своих нервах, на своих плечах перетащили страну, как бурлаки — баржу, подняли ее вверх, против течения и изменили. Ходорковский, Абрамович, Вексельберг... Я сейчас называю олигархов. Наверное, парадоксально и не модно сегодня их чествовать, но они, безусловно, герои — в смысле греческой трагедии, когда героем может быть человек, совершивший преступление. Они — герои, потому что их биографическая траектория пересекается с траекторией страны.

Но еще есть люди, которые важнее олигархов. Те, кто начинал в провинции «с нуля», строил свой маленький бизнес и добился успеха. Таких примеров в России — тысячи, десятки тысяч, и ужасно, что мы не осознаем, насколько обязаны этим людям.

Про поколение — это важно. Теперь принято говорить обратное, плевать в горбачевские реформы, равно как и ельцинские, противопоставлять тот период нынешней «стабильности». А на самом деле сейчас — стагнация, жирование на макроэкономических показателях. В 1998 году нефть стоила $8, а сейчас — $75 и уже дефицит бюджета. Получается, в 1998-м экономика здоровее была…

После бизнеса я возвратился в театр. Делал «Золотую маску» в Москве, организовывал другие фестивали, работал с Гергиевым и «Мариинкой». Мы постоянно смотрели на регионы. Предлагали сотрудничество, общались с губернаторами, министрами культуры. Однажды откликнулся Борис Мильграм, которого до этого я знал как режиссера, а не как министра. Он пришел. Кожаное пальто, огромная меховая шапка. Мильграм выглядел нетипично для министра и этим зацепил меня.

Я сразу сказал коллегам, что надо что-то сделать в Перми. Мы придумали фестиваль «Новая драма в Перми», и провели его успешно. Марат Гельман в ту пору вовсю строил музей. Я попал на последний день выставки «Русское бедное», она уже была закрыта для посетителей, но все оставалось на своих местах. У меня снесло голову! Это лучшая выставка, которую я видел в этой стране за многие годы.

Потом я встретился с Олегом Чиркуновым. Было интересное общение. Спустя некоторое время он пришел ко мне в театр в Москве.

Я не девушка, за которой надо ухаживать, но я художник, и в этом смысле для меня важно, как власть позиционирует себя по отношению к художнику. Если она обращается: «Але, ты там выполни заказ», это один подход, он точно не для меня. Есть люди, которые готовы реализовывать чьи-то программы, ставить пьесы кремлевских политиков и подписывать подметные письма. Они справляются со всем этим блестяще. Такую позицию избрали для себя руководители многих творческих союзов России. Союз театральных деятелей, например, перестал для меня существовать после того, как его председатель подписал письмо в поддержку тюремного заключения Ходорковского.

Чиркунов не стал указывать, что я должен делать. Он посмотрел спектакль, потом мы сели в нашем буфете, налили зеленого чая, и он неожиданно спросил: «Ну? Что вы можете предложить краю?» Я много общался с губернаторами, и никто из них не ставил передо мной вопросы в таком ракурсе. Я откровенно сказал, что у нас успешный, востребованный театр, но есть желание создать площадку новой драмы в российском регионе. Хочется показать, что героями современной драматургии являются не только проститутки и наркоманы, но и вполне обычные люди. В ответ на это губернатор говорит: «Делайте, создавайте такую территорию в Перми».

Меня не покидала мысль: «В чем же подвох?» Все это очень тонкая материя, но именно в такие моменты человек принимает решения, связываться ему с чем-то или нет. От меня тогда мгновенного решения не требовалось. А через пару дней я полез в интернет и прочитал, что Чиркунов голосовал против советского гимна, будучи сенатором. А в его блоге я увидел интервью трех-четырехлетней давности, которые он давал на своей даче. В одной из бесед губернатор заявил, что главная ценность в жизни — это человеческая свобода. Просто и редко — для сегодняшнего политика. Эта фраза определила мое отношение к нему. Поэтому сейчас я здесь.

Я это не про Чиркунова говорю сейчас, про себя. Либо человек занимается социально-политическими практиками (вы — редактор газеты, я — публичный человек, даю интервью), либо уходит из них: в хоспис, в детский сад, в больницу. Третий вариант — постриг. Для кого-то, чтобы быть честным с самим собой, нужно уйти в монастырь и разбираться там со своими демонами. Работы — море.

Если ты все же решаешь оставаться в обществе, ты должен учитывать это поле, где мы все даем взятки, врем, лукавим. Но ты должен иметь стержень и точно знать, ради чего все это. Не врать себе, прежде всего.

Осознайте — мы живем в самой свободной стране в истории России.

Мне 46 лет. В моей жизни наступает момент, когда нужно отдавать людям больше, чем брать. Прежде всего, я могу и хочу строить площадки для самореализации, творчества других людей. Я не пророк, не мастер, не гуру. И может, когда-нибудь заработаю право называться учителем.

Мне, кстати, доставляет удовольствие работать с ним не только как с министром, но и как с режиссером. Наверное, даже не столько… Это зона творчества. Конечно, у Мильграма есть и другой статус, он занимает государственную должность, и от него во многом зависит успех того, что мы сейчас все вместе делаем. Он отвечает за создание системы, при которой государственное финансирование будет нацелено уже не на отдельное событие, а на человека, на его развитие.

Что касается вашего вопроса, то я уважаю Марата как куратора современного искусства, но никогда не присоединюсь к работе на Суркова или «Единую Россию», чем занимаются сейчас Гельман и Кирилл Серебренников. О своем отношении к такого рода заданиям я уже говорил.

Но сегодняшняя ситуация такова, что нельзя ничего добиться, работая с каким-то одним жанром. Наступил момент, когда я серьезно начинаю думать о том, как пространство расширить.

Новых больших проектов несколько. Два уникальных даже по российским меркам фестиваля. Ничего подобного «Большой перемене», которую мы провели в мае, нет в стране. Если говорить о программе, это фестиваль высокого европейского качества. Это спектакли из Дании, Эстонии, Болгарии, России. Но еще это фестиваль для нашего края. Я старался заглянуть на каждый спектакль театров из Березников, Губахи, других городов. «Большая перемена» должна дать сильный толчок развитию детского театра. Будет развиваться театр для детей — будет воспитываться зритель, будут появляться молодые режиссеры, готовые экспериментировать.

Если «Сцена Молот», благодаря, в том числе, «Большой перемене», станет зоной творческой свободы, тогда все, кому это нужно, ее найдут. Главное, чтобы такая площадка была!

Второй фестиваль — «Текстура» — уникален по своим программным параметрам. Впервые на одной территории равноправно будут существовать театр и кино. Театр и кино про современность. Про нашу с вами жизнь, про нашу с вами совесть.

Я вот только что посмотрел бельгийский фильм про белорусскую женщину с ребенком, которая попала в Бельгию и делает все, чтобы остаться там. Она берет утюг и обжигает пальцы, чтобы стереть свои отпечатки, свое прошлое. Эта женщина символизирует нашу нацию: мы так же, как она, пытаемся сжечь свое прошлое. Но понимаем, что карма все-таки существует.

Владимир Сорокин четко подметил: в Германии для человека, у которого предок был штурмбанфюрером SS, это большая травма, он переживает по этому поводу, мучается, кается. Лидеры страны каялись у стены плача, на коленях просили прощения у евреев! И это залог национального здоровья. А у нас сидят, бухают за столом и хвастаются: «Да у меня дед вообще был крутой, полковник, работал начальником в лагере!»

Только искусство может дать импульс покаяния. И только на его территории должен произойти этот ритуал, а потом он придет в политику.

«Текстуру» мы готовим с Ингеборгой Дапкунайте. Очень интересная компания собирается в совете фестиваля. У нас есть намерение делать его не бюрократическим, а таким, чтобы все решал круг честных, ярких художников, который, увы, как шагреневая кожа, сужается. Людей, с которыми можно работать, становится все меньше. Мы счастливы, что отозвались Катя Деготь, Олег Кулик, Филипп Бахтин, Павел Бардин, Лена Фанайлова, Гермес Зайготт, Марина и Владимир Абашевы, многие другие достойные люди.

Есть и другой момент. Растерянность из-за того, что размылся образ врага. Раньше все было понятно: враг — коммунисты. Сейчас не разберешь, кто с кем, куда? Очень много возможностей и очень мало определенности. «Пермь-36» — теперь музей, и на его территории ставят оперу «Фиделио». Но тебя окружают потерянные люди, которые верят не в свободу, а в то, что искусство может быть приложением к рекламе майонеза. Надеюсь, мы на фестивале покажем других…

Если политики подключатся, думаю, мы дадим городу очень мощный импульс! Киностудия даст сотням людей в этом городе не просто рабочие места, а серьезные возможности для творческой реализации.

Мое видение проблематики таково. В пермском культурном проекте наступил момент, когда концепт уже сформирован, теперь наступает время реализации. Для этого нужна энергия, воля, четкие намерения. Нужны институции.

Теперь нужно сделать так, чтобы культура перестала быть инородным телом по отношению к городу. Она должна пронизывать все пространство. Если культура будет чем-то отдельным, все превратится в бесконечные просьбы о дополнительном финансировании к губернатору, к Законодательному собранию. Бюджет в 2011-2012 годах не может увеличиваться в разы, все — у нас и так до фига фестивалей! И так есть новые театры. Теперь нужно воспроизводить не только артефакты, это само собой. Теперь дизайн продукции должен измениться, вывески, а вслед за вывесками — и сама работа. И не только ресторанов, но и торговых компаний, заводов, банков.

Культура должна прийти в экономику и сделать ее конкурентоспособной. Культура должна проявить человеческий фактор, о котором наша технократическая власть забывает. Человек — это и субъект, и объект экономики. Если воспитывать творческого человека, экономика станет конкурентоспособной. Вот куда надо вкладывать. Но вкладывать, имея четкую программу.

Ехал недавно с товарищем-куратором на Рублевку, и возле дымовского завода он рассказал, что Дымов заказал ему всю бетонную коробку разукрасить. Там тысячи квадратных метров!

Галерист может дать художнику всего лишь стенку в музее. Реальные заказы сегодня идут не от музеев и не от кураторов, а от сильных мира сего. От людей, владеющих бизнесом.

Власть говорит о необходимости модернизации. У всех от этого слова уже скулы сводит, но давайте разберемся. В этом слове звучит приговор сегодняшней политике и сегодняшней экономике. Если вы что-то хотите модернизировать, значит, вы соглашаетесь, что это не работает. Если не перестроить базис, не модернизировать, то все рухнет, и мы вообще окажемся на обочине.

Нужно понимать, что модернизация экономики невозможна без модернизации идеологического базиса. Рубцов из Института философии предложил очень простую схему этапов и аспектов модернизации: технологии — экономика — институты — политика — идеология. Это пирамида. Нельзя изменить технологии (это к разговору об инновациях), не изменив экономику. Нельзя изменить экономику, не изменив институты. И так далее. До идеологии, которая в основе всего. Которая формирует культурные коды, определяющие и политические решения, и экономические показатели.

У нашей страны идеологии нет. Сплошные эрзацы, фантомы. Посмотрите на символы. Флаг — либеральный. Герб — царский. Гимн — советский. Как же так можно? Надо всей страной начать обсуждать повестку культурной политики, и не надо думать, что все будут по Сталину скучать. Нужно просвещать народ, а не зомбировать, в чем преуспевает наше телевидение.

Если правильно выстроить культурную политику, то идеология родится. И она будет действительно национальной, а не придуманной в кабинетах на Старой площади.

Чиркунов в прошлом году предлагал мне посмотреть место для творческих резиденций — не то пансионат, не то дачу, принадлежавшую, кажется, милиции. Километрах в 50 от Перми. Я туда съездил. Двухэтажный дом с шестью-семью спальнями наверху, баня, озеро, на первом этаже — зал с диванчиками, караоке и круглым подиумом-«таблеткой» в центре. Моя спутница увидела на потолке над подиумом дырку и задала вопрос о ней мужику, который нам помещение показывал. Тот глаза потупил и сообщил, что дырка для шеста была предназначена. В общем, все атрибуты для отдыха тех людей, которые тем домом раньше владели. О таких, как они, мы сейчас, ставим спектакль «Коммуниканты». Действие происходит в сауне, участие в нем принимают депутат, две проститутки, милиционер и гастарбайтер. В сентябре премьера.

Так вот наше пространство здесь, в загородной гостинице администрации губернатора меняется. Сперва люди, а потом и до картин, надеюсь, дело дойдет.

Наступило время ежедневной, рутинной работы по созданию системы, основ новой культурной политики. И в этом процессе между участниками возникают естественные противоречия, конфликты. Это очень сложный процесс.

Коллеги не дадут соврать, редко когда они слышат от меня высокие оценки того, что мы сами сделали. Я так устроен — дай возможность покритиковать. Меня надо использовать правильно. Я говорю, как есть, а не как надо.

Хороший фестиваль «Живая Пермь»? Идея отличная. Совмещение с Днем города — здорово. Офигенно, что пьяных меньше на улицах. Но как фестиваль он был организован плохо, практически все участники ругали организацию. Спросите у них. И я об этом открыто заявил.

Мы очень мало пока сделали. По-моему, еще не пришло время для победных рапортов и передачи опыта. Я считаю, что пока система не работает, пока слишком много зависит от персоналий и воли отдельных политиков. Это опасно. Опасно не сформулировать повестку и четкие планы на 2011 год. Опасно не понимать, что чиновники могут очень быстро приспособиться к новой риторике и дальше играть в свои игры.Опасно не понимать, что реальные результаты пермского культурного проекта проявятся только через 10 лет, когда вырастет поколение, воспитанное новыми спектаклями, новыми выставками, новыми фильмами и новыми учебными программами, новой средой. Пермский культурный проект еще только начинается.

В этом смысле я говорю, что эйфория прошла.

Наверное, со мной тяжело политикам, некоторые меня не понимают. Наверное, надо просто осознать, что мы в разных пространствах и разные практики у нас. Но так ведь интереснее.