Геннадий ИГОШИН:
ЭСКИЗ ДОМА СОВЕТОВ Я РИСОВАЛ УГЛЕМ...
Администратор
newsko.ru
— Геннадий Михайлович, у вас репутация самого принципиального руководителя в истории пермского градостроительства. Каким именно принципам вы следовали?
— Градостроительством я занимаюсь с 1958 года. Мои профессиональные желания, увы, не всегда совпадали с возможностями — в провинциальных городах, даже таких крупных, как Пермь, их было не очень много. Но статус главного архитектора действительно обязывал к принципиальности. Нужно было четко выстраивать отношения с проектировщиками и с начальством, которое, случалось, проявляло излишнюю жесткость и самонадеянность. Видимо, эта позиция уже тогда, несмотря на юный возраст и небольшой опыт работы, сработала на мой авторитет. Кроме того, я всегда старался организовать рабочий процесс так, чтобы моя команда жила дружно, без подковерных игр, чтобы проектировщики друг друга не «кушали». Ну и, наконец, главный архитектор не должен все грести под себя, хотя в некоторых городах такое бывало.
— Есть ли у Перми «анатомические» особенности, которые нужно было учесть при генеральном планировании?
— Конечно, у нашего города есть свой образ и свой статус. Есть и характеристика в части планировки — Пермь имеет приречную структуру. Что-то подобное — в Омске, в Новосибирске и в некоторых городах на Волге, где важным градостроительным фактором стал достойный масштабный водоем. Я изъездил всю Сибирь и весь Урал, был на Кубани и в Прибалтике, видел столицы многих советских республик — знакомился, впитывал, сравнивал, смотрел, что можно перенять. В советское время наш город был крупным и авторитетным за счет промышленности, но заводы решали свои задачи — производственные и социальные. Поэтому Пермь представляла собой агломерацию: там Закамск, тут Гайва, Кислотные дачи, Голованово и другие автономные поселки, оторванные от центра. В силу объективно-исторических причин промышленные зоны в Перми всегда располагались на берегу Камы. Это началось непосредственно с закладки города, когда Татищев в 1723 году выбирал место для Егошихинского завода. В 1736-м эта тенденция продолжилась закладкой завода Мотовилихинского.
— За что вы, вступив в должность краевого архитектора, взялись в первую очередь?
— Когда я начал работать, в городе было 700 бараков. Речь не о тех деревянных многоквартирных домах в два этажа, которые журналисты любят называть бараками. Временные одноэтажные сооружения чуть ли не из фанеры — вот что такое настоящие бараки. Как правило, они появлялись рядом с заводами — в качестве копеечного жилья для приезжих рабочих. Другая часть бараков досталась в наследство от зон, где жили и работали заключенные — такие были в микрорайоне Краснова, в Ераничах и Осенцах, на Гайве. Мы все это фотографировали с вертолета и везли снимки в Москву, говорили: посмотрите, мы заросли бараками! Какая там архитектура? Какие ансамбли? И вот, начиная с 1970 года, Москва давала деньги, и мы ежегодно сносили по 70-80 бараков. Параллельно в городе шел процесс расселения подвалов. Новому поколению, наверное, трудно оценить эти результаты, его больше волнуют другие проблемы — что некрасиво построено, например. А тогда, прежде чем строить, мы должны были осуществить расчистку. И вся энергия была направлена на это.
— Теперь, когда на первый план вышел эстетический аспект, Перми часто пеняют на архитектурное однообразие и серость, сравнивая ее с Екатеринбургом в пользу последнего. Почему?
— Пермь очень активно застраивалась в 1960-1970-е годы. Тогда как раз появились программы массового жилищного строительства, и убогость облика новых типовых домов не принесла архитекторам особой радости. «Сталинский ампир» Хрущев придушил: развернулась борьба с архитектурными излишествами. Поступил приказ: для Перми — только две серии жилых домов — №447 («кирпич») и №464 («панель»), не выше и не ниже пяти этажей. У нас, как у провинции, не было возможности делать индивидуальные проекты, все строилось под копирку. Хрущев потребовал снизить потолки, сжать квартиры, уменьшить окна. Увидев первый дом с 2,5-метровыми потолками, председатель Совнархоза Анатолий Солдатов, человек прогрессивных взглядов, сказал: «Я такие дома строить не буду!» Но даже ему было не по зубам спорить с Москвой. В Перми по улице Ленина ходил трамвай: торф под рельсами, развалюхи по обочинам — их было много, и город они не украшали. А в Екатеринбурге в это время с вокзала пробивали новую широкую улицу, отодвинув от старой застройки на новые красные линии, что ни дом — то индивидуальный проект. Екатеринбург находился в другой весовой категории: и амбиции, и авторитет там всегда были выше, чем у нас. Их первый секретарь обкома КПСС Кириленко не больно-то боялся Хрущева, а мы с нашим председателем облисполкома ездили в Москву, чтобы получить разрешение на то, чтобы — не поверите! — в порядке исключения у кинотеатра «Мир» в Балатово сделать фасад в штукатурке.
— То есть оригинальные здания в Перми вообще не строились?
— До прихода к власти Хрущева, в 1950-е, было реализовано несколько авторских проектов. Гостиница на улице Сибирской у Театра оперы и балета и пятиэтажный жилой дом на углу улиц Большевистской и 25-го Октября (в народе — «семиэтажка» и «пятиэтажка»). Дом чекистов. Фабрика-кухня академика Голосова в Рабочем поселке. На Комсомольском проспекте — строительный техникум и два здания рядом с ним. Дом на пересечении улицы Революции и Комсомольского проспекта, здание «Пермэнерго» и Дом научных работников напротив. Кинотеатр «Кристалл» — когда появилась возможность спроектировать его, это был настоящий праздник для архитекторов. Позже, в 1980-х, москвичи разработали проекты Драмтеатра, Дома советов, Дома политпросвещения, пермский архитектор Старков — проект гостиницы «Урал»… А в целом приходилось искать лазейки, компромиссы. Анатолий Солдатов, например, использовал проект красноярского политехнического института для нового здания Совнархоза на Октябрьской площади.
— Наверное, центр города тоже был обречен стать типовым. В таком случае, откуда взялась эспланада — элемент, мягко говоря, необычный?
— В 1957 году был опубликован проект реконструкции центра, согласно которому вся улица Ленина представляла собой длинный коридор из «пятиэтажек». Может быть, даже такая композиция приобрела бы законченность за счет удачных архитектурных решений, но в пермской застройке уже появилась опасная «хрущевская нота», из-за которой был бы неминуемо потерян масштаб центра. Чтобы предотвратить утрату масштаба, я предложил организовать зеленое пространство, которое уже тогда назвали эспланадой. Тем временем территорию от ЦУМа в направлении железнодорожного вокзала уже решили отдать под застройку «пятиэтажками». Мы с главным архитектором Николаем Бойченко испугались и пошли с макетом к Солдатову. Он нас поддержал. В это же время власти рассматривали варианты размещения Дома советов и склонялись к тому, чтобы возвести его рядом с гостиницей «Прикамье», с фасадом на Комсомольский проспект. Мы предложили построить объект параллельно улице Куйбышева с фасадом в сторону Перми-II. Реализация проекта требовала сноса корпусов тетрадной фабрики, поэтому власти противились этому решению. Тогда я взял черный соус, уголь и нарисовал огромные планшеты, чтобы доказать: Дом советов должен был в центре! Так мы получим крупномасштабный архитектурный ансамбль. Я до сих пор говорю: руки прочь от эспланады! Даже опубликовал как-то статью с таким названием.
— В 1972 году был принят Генеральный план Перми, который стал «долгожителем». Насколько он себя оправдал?
— Генплан — это документ стратегического планирования развития территории. Он рассчитан на 20-25 лет, в нем все должно быть учтено: количество жилья, население, транспортная инфраструктура. По всем этим позициям генплан 1972 года получился неплохим. Он позволил решить вопросы, связанные с инженерным обеспечением: газификация, водопровод, канализация — все было по генплану. Но мы очень переживали, что по сравнению с другими городами — европейскими и нашими — в Перми всегда отставало строительство дорог. Кто знает, что канализацию строили 10 лет? Кому это интересно? Зато отсутствие дорог сразу бросается в глаза. Город-миллионник смотрится провинциально, если в нем нет серьезных автомагистралей и транспортных развязок. То, что сейчас строят новые дороги, очень радует душу. Раньше между микрорайонами были «козьи тропы» — наконец-то на их месте начали появляться хорошие современные трассы. И это, кстати, предусмотрено все тем же генпланом 1972 года — там улица Стахановская как раз выходит на улицу Чкалова, а улица Чкалова — на улицу Старцева. При планировании мы старались сохранить коридоры для будущих дорог. Мне до сих пор действующие руководители говорят: «Мы тебя часто вспоминаем добрым словом. Куда ни придем — никаких проблем». В частности, переход со Стахановской на Чкалова был осуществлен безболезненно, потому что там нет препятствий в виде законных коллективных садов и гаражей.
— Как по-вашему, сегодня город развивается гармонично? К 2010 году должен быть утвержден новый генплан…
— Хотелось бы привести такой пример. Приехали мы как-то с пермскими коллегами в Финляндию, в город Лахти. Смотрим — несколько «девятиэтажек» на горке стоят, третья часть придомовой территории занята машинами, под горкой — частная земля, пашет трактор типа «Беларусь», на горизонте виднеются коттеджики. Чересполосица! Транспортная инфраструктура превыше всего — вот главный принцип зарубежного планирования. Надеюсь, в новом генплане транспортной инфраструктуре будет уделено приоритетное внимание. Лозунг, который я пронес через всю жизнь: градостроительство — это сумма ошибок. Задача городской власти и архитектурной общественности — крупных ошибок не допускать или, по крайней мере, свести их количество к минимуму.
— Были ли свои плюсы у градостроительства советского образца? Есть ли свои минусы у «демократического» подхода?
— В каком-то смысле в советское время было больше демократии, чем в начале 2000-х годов. При СССР минимум два раза в год собирались «отцы» города и области, оценивали проекты, было стратегическое планирование. Скажем, начнет управление капитального строительства разрабатывать проект 25-этажной гостиницы на берегу Камы, а потом его секретарь обкома «воспитывает». Кто инвестор? Зачем нужен отель? Не лучше ли вам сначала помочь профсоюзу достроить гостиницу «Урал»? Порядок в столе и порядок в голове — это еще один принцип, которого я держусь. Мы делали серьезные проработки центра, подготовили макет пространства от цирка до Перми-II, все время обсуждали его с общественностью, с краеведами (было 17 согласований!), какие памятники сохраняем, какие дома строим. На макете все было видно даже непрофессионалу. В конце 1990-х, когда я ушел на пенсию, макеты выбросили на свалку. Новая команда сочла, что это свяжет ей руки. Решения стали принимать келейно. Градостроительные советы, которые мы раньше проводили до восьми раз в год, упразднили. Начали появляться странные объекты — то «Пирамида» за Драмтеатром, то «Айсберг» якобы в качестве временного павильона. Ясно, что под видом «временных павильонов» кто-то «пилил» землю. К счастью, это пресек Анатолий Темкин, заместитель мэра города Юрия Трутнева. Темкин тогда сказал: все, кончаем это дело, возобновляем советы, обсуждаем, чтоб все было прозрачно. Сейчас, к большому моему удовлетворению и к не меньшей радости моих коллег-архитекторов, градостроительными делами занимается глава Перми Игорь Шубин — занимается серьезно, как положено, проводит совет, учитывает мнение архитектурной общественности. По-моему, так и должно быть в уважающем себя городе.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.