Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

«Богема» без героя

Премьера оперы Пуччини «Богема» в Пермском театре оперы и балета стала прологом к Международному Дягилевскому фестивалю

Поделиться

Резкое похолодание 4 мая и настоящая метель 7 мая отметили начало и конец премьерных показов «Богемы» Пуччини в Пермском театре оперы и балета. Шутки на тему совпадения погоды на сцене и в реальном мире заполнили социальные сети. Снег и «Богема» — нераздельные понятия; режиссёр новой постановки Филипп Химмельман решил ещё раз закрепить этот стереотип: в его спектакле снег сыплет непрерывно все два с половиной часа.

Богема

Красная шаль Мими (Зарина Абаева) и фиолетовые клёши Мюзетты (Надежда Павлова)
  Антон Завьялов

В этом же ключе выдержана вся постановка: здесь всё понятно, логично и ничуть не радикально. Легко можно определить не только время года — зима, но и сам год — 1968-й. В Париже — молодёжные выступления; социальные лозунги соседствуют с призывами к свободе творчества; в моде брюки клёш, бархатные пиджаки и цветастые «хипповские» жилетки. Настроение — пьяное: опьянение от свободы, от любви, от молодости.

Это тот случай, когда вряд ли найдутся пуристы, которые запричитают: «Где же фраки? Где кринолины?» «Богема» — демократичная опера, она написана не о египетских царях, друидских жрецах или итальянских аристократах; её герои — современники автора, люди молодые и небогатые. Тут вся красота — не в костюмах, а в чувствах. Перенос во времени прошёл гладко, без осложнений: как тут и было.

Богема

  Антон Завьялов

Трактовка характеров соответствует предлагаемой реальности: перед нами четверо бездельников-дауншифтеров разного возраста, живущих сегодняшним днём. Типаж, характерный скорее для XXI века, когда представители подрастающего поколения разделились на два лагеря с противоположной жизненной стратегией: ранних карьеристов, которые года в 23 уже топ-менеджеры, и не желающих взрослеть инфантилов. Герои «Богемы» — из последних. Собственно, героями их назвать сложно: даже чувственный Рудольф в трактовке Химмельмана — никто и действует никак.

Бледноватая, хотя и развесёлая компания выступает на столь же блёклом фоне. На сцене — подчёркнуто «никакие» интерьеры. Латинский квартал представляет собой несколько столиков уличного кафе, между которыми снуют официанты во главе с колоритной буфетчицей (яркий перформанс артистки миманса Светланы Мишлановой, более известной пермякам в качестве педагога и пиарщицы); комната героев — собрание безликой функциональной мебели образца ранних 1970-х годов, её главные украшения — большое полукруглое окно в морозных узорах да батарея пустых бутылок (художник-постановщик — Раймунд Бауэр).

Богема

  Антон Завьялов

Наряды героев выглядят так, будто собирались по секонд-хендам (художник по костюмам — Кати Маурер). Мими одета настолько никак (белый верх — тёмный низ), что специально была придумана ярко-красная вязаная шаль, наверное, чтобы девушка была видна на сцене.

Тем не менее финал первого действия (в которое постановщики объединили первое и второе) получился весёлым и пёстрым: тут и дети, и ветераны, и духовой оркестр, и здоровенный трансвестит, и барышни разнообразного поведения… Приподнятое настроение создаёт и прекрасный хор MusicAeterna, поющий в полном согласии с умилительным детским хором. Всё это — бравурный фон для взлёта чувств, для любовного опьянения.

Богема

  Антон Завьялов

Тем сильнее контраст с тем, что зрители видят, когда занавес открывается после перерыва. После революционного веселья наступает реакционное похмелье. Толпа разогнана, силовые структуры одержали верх и хозяйничают — очень двусмысленно шмонают уличных девушек, избивают бедолагу-трансвестита. Всё это — большая рифма к охлаждению между героями: пока любовь цвела — цвела и окружающая реальность, увядают они тоже синхронно.

Визуализация этого «увядания реальности» между тем вызывает большие вопросы. На сцене — нечто вроде инсталляции из дощатых ящиков для фруктов, вызывающей мысли об овощебазе, причём овощебазе какой-то советской. В обстановке тотального вторсырья кажется, что даже падающий непрерывно снег — какой-то прошлогодний. Очень в тему звучит признание Рудольфа: оказывается, он оставил Мими, потому что узнал о её смертельном недуге и у него нет сил это пережить. Очень логично для безвольного инфантила — пусть сама уж как-нибудь переживает. Но когда больная буквально приползает из-за кулис и полчаса лежит на голом полу (по логике сценического пространства — в сугробе), это вызывает внутренний зрительский протест: ведь рядом парни расстилают в мансарде перины, да ещё и выпевают что-то вроде «приляг вот здесь». Разумеется, после получаса в снегу несчастная умерла бы и без чахотки.

Богема

  Антон Завьялов

Правда, когда обитаемая мансарда возносится под колосники и обнажается чистая сцена, где нет ничего, кроме сугробов и света, становится понятно, что выпадение героини из вещного мира — это буквально прелюдия к преосуществлению. Герои отстранённо стоят в пустом пространстве, образуя подобие магриттовских минималистических «пейзажей с фигурами». Живой, сочувствующей и действующей до самого конца остаётся лишь Мюзетта, которая на протяжении всего спектакля выделялась эмоциональностью и активностью. Режиссёр придумал для Надежды Павловой весьма эксцентричный рисунок роли: так, в некий прекрасный момент она поддаёт коленом между ног влюблённому Марселю.

В первом составе, выступавшем в день премьеры, персонажам присуща некая индивидуальность: так, Шонар в исполнении баса-баритона Эдвина Кроссли-Мерсера (Франция/Германия) не только учитель музыки, но и танцор, постоянно выкидывающий почти балетные коленца; но во втором составе герои лишены подобных «чудинок».

Богема

  Антон Завьялов

Музыкальный руководитель постановки Теодор Курентзис работал с Химмельманом не в первый раз и, судя по всему, в полном согласии. Он тоже старательно лишает героев излишне ярких красок, изо всех сил пресекает любые попытки доминирования, но у него получается принципиально иной результат: там, где исчезают личности, появляется ансамбль. Именно он стал главным героем оперы. Из слияния старательно приглушённых голосов возникает дивное гармоническое единство; даже Мюзетта — Надежда Павлова свой бенефисный вальс исполняет не как сольный номер, а как одну из мелодий разноголосого Латинского квартала, демонстрируя блистательное пиано, как и Мими — Зарина Абаева.

Возлюбленный Мюзетты Марсель в исполнении Константина Сучкова из Молодёжной программы Большого театра стал достойным партнёром Надежды Павловой и в вокальном, и в актёрском плане; пожалуй, он единственный из солистов не боится полного звука с богатыми и разнообразными обертонами. Четвёртый из квартета друзей — болгарин Деян Вачков — Коллен прекрасно спел трогательную арию о прощании с плащом, продаваемым ради того, чтобы купить лекарство для Мими. Как ни странно, меньше всего эпитетов заслужил Рудольф — итальянский тенор Давиде Джусти, который на премьере уж так старался петь пианиссимо, что позволил оркестру себя заглушать.

Богема

  Антон Завьялов

Впрочем, оркестр в этой компании по определению главный: именно в нём — вся лирика и вся страсть «Богемы». Ведущий его Курентзис старательно вычленяет из инструментальной многоголосицы отдельные сюжеты, то драматические, то забавные, то пронзительно грустные.

В очередной раз зрители убедились, что театральные постановки Курентзиса бывают двух типов: либо с конгениальными режиссёрами — такими как Роберт Уилсон или Питер Селларс, либо режиссура решительно проигрывает музыкальному исполнению. «Богема» — из второй категории. Тем не менее это — событие и главная пермская оперная премьера сезона. Вынесенная за рамки Дягилевского фестиваля, она аккуратно создала эмоциональный настрой подготовки к кульминационному моменту пермского музыкально-театрального сезона.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться