Наталья Осипова: Мечтаю найти своего хореографа
Прима-балерина Королевского балета Ковент-гарден — о любви к танцу и бренности славы
Наталью Осипову даже язвительная Татьяна Кузнецова, балетный обозреватель «Коммерсанта», называет звездой без всякой иронии и считает, что она — одна из четырёх ныне живущих по-настоящему великих русских балерин. В Перми прима-балерина Королевского балета Ковент-гарден дважды — 10 и 11 декабря — станцует партию Джульетты в балете Прокофьева «Ромео и Джульетта» в хореографии Кеннета Макмиллана, которую она, по мнению критиков, чувствует и исполняет как никто в мире. Оказалось, что Наталья ещё и прекрасный собеседник, очень открытый и напрочь лишённый «звёздных» заморочек.
— В прошлый раз вы были в Перми в мае 2009 года, когда Большой театр привёз на фестиваль «Дягилевские сезоны» незабываемые балеты — «Русские сезоны» Алексея Ратманского и «В комнате наверху» Твайлы Тарп. А с чем связан ваш нынешний приезд?
— Один из моих самых любимых спектаклей — «Ромео и Джульетта», и именно в постановке Кеннета Макмиллана. Я его много танцевала, много над ним работала, с разными труппами — сначала в Нью-Йорке, потом в Лондоне, где я сейчас работаю, и в Ла Скала. У нас получился прекрасный дуэт с Дэвидом Холбергом, танцовщиком Американского балетного театра, одним из моих любимых партнёров. Недавно у него была травма, которая его вывела со сцены очень надолго — на два года. Сейчас Дэвид возвращается на сцену, и в начале сезона мы с ним говорили о том, что неплохо бы станцевать опять «Ромео и Джульетту» вместе.
Я начала искать, где это возможно сделать, и оказалось, что ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке — нигде в этом сезоне этот спектакль не идёт. Только в Пермском театре! Я об этом вспомнила, потому что в прошлом сезоне художественный руководитель пермского балета Алексей Мирошниченко приглашал меня станцевать с труппой в Петербурге на Dance Open, затем были планы танцевать это на гастролях в Лондоне… Тогда наши совместные планы не реализовались, но сейчас я об этом вспомнила и сама обратилась с просьбой об участии в спектакле. Алексей очень хорошо отреагировал, но, когда я предложила Дэвиду это сделать, он сказал, что ещё, к сожалению, не готов.
Тогда Алексей мне предложил станцевать с Никитой Четвериковым. Я видела его на конкурсе «Большой балет», и он мне очень понравился. Я вообще люблю новые партнёрства, люблю приезжать в новые труппы, встречать новых танцовщиков, учить и самой учиться. Это очень здорово, поэтому я с большой радостью приехала.
— В Перми довольно маленькая сцена. Как вы там уместитесь с вашими знаменитыми прыжками?
— Ну, в партии Джульетты ведь нет прыжков. Для меня это в первую очередь драматическая роль. У Макмиллана очень много красивых дуэтов, вообще, суть этого спектакля выражается в трёх прекрасных дуэтах — это его конёк как хореографа. Весь третий акт Джульетта стоит на сцене практически одна, она — центр притяжения, она держит на себе спектакль, она рассказывает эту трагическую историю. Я себя там чувствую абсолютно как драматическая актриса.
— Там есть знаменитая пауза, когда она просто сидит на кровати. Она должна быть неподвижной и при этом играть…
— Когда я взялась учить эту роль, для меня было очень странно: почему на самую сильную музыку она просто сидит, и ничего не происходит? Я этого не понимала, потому что была воспитана на спектакле Лавровского, видела Галину Сергеевну Уланову, которая бежала под эту музыку — такой легендарный момент… А тут она просто сидит! Но потом, когда я работала с Алессандрой Ферри, которая репетировала с самим Мамилланом и считается лучшей исполнительницей этой партии за всю историю, она мне всё объяснила, и я поняла, что это один из самых важных моментов в спектакле. Именно в этот момент через её глаза мы видим её душу, которая проходит от отчаяния к огромной силе любви, и эта сила любви сможет преодолеть все препятствия. Духовно это один из самых сильных моментов в спектакле.
— У вас поразительно огромный жизненный и творческий опыт для столь молодой женщины. У вас были и тяжёлые травмы, и высшие профессиональные награды, вы сменили несколько стран, танцевали во всех главных театрах мира… Как вам удаётся справиться с такой ношей?
— Да, было много всего — и «Золотые маски», и Benois de la danse, все возможные балетные награды… Это был первый период моей балетной жизни — до 30. Сейчас мне исполнилось 30, и я считаю, что начался второй этап моей карьеры. Тогда, в первые годы работы, я настолько любила балет и настолько фанатично ему была предана!.. Сейчас это уже не так. В моей жизни появились другие важные вещи, я уже иначе подхожу к репертуару, к выбору ролей… Но тогда, в 17-18 лет, когда я только пришла в театр, я была абсолютным фанатиком. Я грезила только о том, чтобы танцевать, не выходила из зала до 12 часов ночи и, если у меня что-то не получалось, я добивалась, чтобы получилось десять раз из десяти! Если движение получалось некрасивым, я должна была расшибиться, но придумать, как сделать его красивым! Меня ничто больше не интересовало, правда. Я этим жила, я это любила, я так переживала за каждую роль, что, наверное, это было самым главным в моей жизни.
Вот поэтому я не замечала успехов, для меня всегда это мимо проходило, и я себе говорила: «Ага, дали премию? А ведь мне дали новую партию, и сейчас все узнают, какая я плохая балерина!»
Когда я выпускалась из училища, я немножко не вписывалась в формат того, каким стал танец, потому что в тот момент как раз менялась эстетика: появились очень высокие балерины с потрясающими линями, с подъёмами, с растяжками. Все мы знаем Сильви Гиллем, в Большом театре была потрясающая Светлана Захарова, которая привнесла новый стиль в исполнительское искусство… Я себя чувствовала очень маленькой, у меня никогда не было идеальной балетной фигуры, я была неопытная, не знала, чем брать, как находить себя в этом искусстве. Поэтому к каждой партии я всегда подходила так, что знала изначально: это у меня не получится, мне это не подходит, я ужасная, какой кошмар… Но благодаря этому я научилась хорошо скрывать свои недостатки и подходить к роли с артистической точки зрения.
Я всегда думала, что если я не могу что-то сделать красиво, просто встать красиво, то я должна наполнить всё это содержанием, придумать какую-то такую историю, чтобы сделать это в два раза интереснее! Я в каждой партии искала что-то своё и делала всё абсолютно по-своему. Конечно, мне безумно повезло, что балетмейстером Большого театра был Алексей Ратманский, который в меня очень-очень поверил, сразу выдвинул на первый план и дал мне много премьер; что был репертуар, который мне очень подходил; что Ратманский что-то ставил специально на меня… Наверное, никому так в жизни не везло.
— В США вы переехали за Ратманским?
— Нет, я начала танцевать в Американском балетном театре как приглашённая артистка, а через год он принял приглашение и стал там главным балетмейстером. Я проработала там около пяти лет, а потом мне пришлось выбирать, потому что поступило предложение от Королевского балета, и я наконец-то решила где-то «устаканиться» и начать жить. Пришлось уйти из АБТ — тяжело на двух стульях сидеть.
— Трудно было осваивать чужую культуру, чужой язык, образ жизни?
— После того как я ушла из Большого театра, я около трёх лет колесила по театрам, работала и в Михайловском, и в Милане, в театре Ла Скала. Я была по жизни вечным гастролёром, и ужасно устала от этого. Поэтому, когда меня пригласили в Ковент-Гарден, я подумала, что Лондон — то место, где мне очень хотелось бы остаться. И только я об этом подумала, как директор театра вдруг предложил мне работать на постоянной основе. Я с радостью согласилась, даже не подумав о том, что начинать новую жизнь будет не очень легко и просто. После очередных гастролей откуда-то из Милана я с тремя чемоданами переехала в Лондон, вообще не понимая, как что будет: я никогда не жила самостоятельно, никогда не занималась ни хозяйством, ни бытом. Я пришла к директору театра: «Я приехала!», а он мне: «Хорошо, мы рады, Вот расписание репетиций». Я ждала, что мне сейчас дадут ключи от квартиры, а он: «А ты квартиру уже сняла?»
Я заплакала, не понимая, зачем я вообще сюда приехала. К тому же я почти не знала языка. Мне очень тяжело было, но меня поддержали в театре, помогли, я сняла квартиру, начала разбираться в каких-то бытовых вещах. Но это не самое главное в жизни! Там же другая хореография, другая публика — конечно, я на гастролях уже в Лондоне была, но всё равно вписываться нелегко было.
Теперь я обожаю Ковент-Гарден, прежде всего коллектив. Это абсолютно моя компания, я люблю всех — и артистов, и педагогов. Я нашла своё место. Там мне уютно и все ко мне хорошо относятся — никаких нервов. Я до сих пор не идеально говорю по-английски, но понимаю и умею объясниться, у меня появились друзья, и я наконец-то купила свою собственную квартиру. Теперь вряд ли что-то меня оттуда сподвигнет уйти.
— Расскажите о своём опыте общения с современной хореографией. Вы ведь редкий пример классической балерины, которой блестяще удаётся contemporary dance…
— Я вообще не зациклена на классическом балете, я люблю танец — танец вообще.
— Говорят, что вы просто потанцевать любите…
— Бывает. Сейчас меньше, а раньше я очень любила на дискотеки ходить.
Работать с современной хореографией я начала ещё в Большом театре, вот сразу как пришла. Я много танцевала хореографии Алексея Ратманского, была прекрасная работа Твайлы Тарп «В комнате наверху», прекрасная работа Уильяма Форсайта «Херман Шмерман», и у меня всё это хорошо получалось. Я много ездила, знакомилась с разной хореографией, а когда пришла в Королевский балет, была потрясающая работа с Уэйном Макгрегором. Для меня это космический хореограф, даже не хореограф, а демиург, который создаёт свой мир. Да, у него бывает одна работа удачнее, другая слабее. Но когда удача — это абсолютная фантастика.
Я поняла, что очень хочу научиться этому, овладеть этим искусством и вообще лучше танцевать. Кричат: «Зачем тебе это надо? Ты балерина!» Но мне это очень интересно. Мне кажется, что ты намного богаче, когда знаешь много языков; так же и в танце: я становлюсь богаче от этого — мой язык, моё тело, и даже к классике подхожу с другим настроением.
— С кем из современных хореографов вам интереснее всего работать?
— Их много. С продюсером Сергеем Даниляном и балеринами Большого театра у нас был проект «Отражение», где мы работали с Мауро Бигонцетти; у него есть очень хороший номер, который был у нас в репертуаре с Иваном Васильевым, «Серенада» — очень красивый дуэт. Потом мы Даниляном сделали проект, где была хореография Охада Наарина — это израильский хореограф, создатель особого танцевального стиля «гаги», Сиди Ларби Шеркауи из Бельгии и португальца Артура Питы. Это уже было совсем «контемпорари» — совсем другой жанр и стиль. Это было безумно интересно — полёт в другое!
Тот же Ларби — его хореография потрясающая и очень хорошо смотрится на классических артистах, потому что у него много красивых поддержек, пластики. Это замечательно получается и у Макгрегора, и у Форсайта. Матс Эк, Иржи Килиан — каждый из этих хореографов создаёт свой собственный язык, театр и мир. Моя задача — найти такого хореографа, который был бы близок мне, который работает на стыке жанров, когда классические танцовщики танцуют не «контемпорари», когда ты лежишь на полу и у тебя всё должно быть приземлено, а то, что подходило бы классическим танцовщикам с их линиями, с их пластикой ног.
— Сейчас, когда вы «устаканились» в Лондоне, вы строите какие-то планы?
— Вот сейчас — нет. Когда я пыталась работать по плану, обязательно что-то срывалось, у меня была куча травм. Сейчас я действую интуитивно. Сезон очень интересно начался, у меня была очень большая работа в Королевском балете — «Анастасия» Кеннета Макмиллана, очень интересная, большая роль. В конце декабря будет «Спартак», которого я никогда не танцевала, потом «Маргарита и Арман» Эштона, «Майерлинг» Макмиллана. Этот сезон — всё сплошное новое, интересное. Другого планировать не хочется.
— А в стратегическом плане?
— Я знаю, что я всегда буду в танце. Мне хочется делать свои собственные спектакли. Даже не проекты, потому что проект — это что-то для того, чтобы ездить и собирать деньги. Он может быть и очень хорошим, но хочется всё-таки заниматься настоящим искусством. Очень бы хотелось найти хореографа, с которым мы могли бы поставить «Золушку». Я её обожаю и мечтаю о ней много лет.
Хочется быть в творчестве. Хочется кому-то помогать, делать фестивали, потому что я знаю кучу интересных компаний, например, из Африки, которые очень интересно танцуют, есть прекрасные театры танго… Хочется многое, потому что я очень люблю танец. Но надо ещё потанцевать, пока ещё хорошая форма, хороший возраст и можно ещё сделать что-то в искусстве.
— Как вы себя чувствуете в Перми?
— Приятно удивляет, что всё здесь на таком высоком уровне — и труппа, и школа. Работа здесь доставляет огромное удовольствие, потому что я, конечно, уехала, но я очень люблю свою страну и рвать все связи не хочется. Для меня большое счастье познакомиться с новой труппой, и я надеюсь, что это будет небесполезный опыт для пермских танцовщиков, потому что я русская балерина, но я всё же чуть-чуть иначе танцую английскую хореографию. И зрителям, надеюсь, тоже будет интересно.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.