Игорь МАКАРИХИН:
НАЦПРОЕКТ ПОТРЕБУЕТ ОТ НАС ЖЕРТВ
Проректор Пермского госуниверситета рассказал читателям «Нового компаньона» из чего складывается стоимость обучения в вузе, как повлияет на нее получение учреждением гранта на реализацию инновационн
Игорь Юрьевич Макарихин
Администратор
newsko.ru
— Игорь Юрьевич, региональные власти давно говорят о том, что вузы должны превратиться в некие бизнес-структуры и зарабатывать деньги на предоставлении услуг по обучению студентов. Есть ли у вас собственное видение того, как выполнить эту задачу?
— Прежде всего, я бы не сказал, что это задача или указание. Дело в том, что в соответствии с существующим законодательством об образовании практически все государственные вузы, действующие на территории Пермского края, находятся в федеральном подчинении. Поэтому, вообще говоря, независимостью и автономностью мы обладаем.
Другой разговор, что руководство вузов и их учредители, которые представлены соответствующими министерствами Правительства РФ, понимают, что развитие учебного учреждения без привлечения внебюджетных студентов, то есть тех, которые платят за свое обучение, несколько проблематично.
Учитывая этот факт, мое личное отношение к вопросам коммерциализации образования выглядит, может быть, достаточно жестко, недемократично и не отвечает общим тенденциям в среде руководителей образования. Но, тем не менее, я считаю, что профессиональное образование — это то качество, которое человек приобретает и которое позволяет ему получать деньги. Это — инструмент, с помощью которого он зарабатывает средства на жизнь.
Никому не приходит в голову получить бесплатно такие инструменты, как, к примеру, молоток, рубанок или пила. По моему мнению, совершенно нормальным будет подход, когда человек оплачивает этот интеллектуальный инструмент, а его окупаемость происходит в дальнейшей профессиональной деятельности.
Схема, конечно, несколько абсолютизирована, но если ее выстроить, то все встает на свои места. Человек должен заплатить за свое высшее образование, поскольку затем оно принесет ему прибыль.
В этом случае вузы можно будет рассматривать не как источники неких социальных благ, которые бесконтрольно раздаются от имени государства, а как в какой-то мере предприятия, позволяющие повысить конкурентоспособность людей. Тогда никому не придет в голову прийти в высшее учебное заведение, для того чтобы «отсидеться» от армии, успешно выйти замуж или еще что-нибудь в этом роде. Все будут понимать, что перед ними стоит совершенно конкретная цель — получить инструмент, позволяющий успешно реализовать себя в жизни.
Поэтому не все ринутся на востребованные сейчас, но необязательно популярные в будущем специальности и профессии. Абитуриенты будут выбирать, может быть, и редкие профессии, но профессии, которые в перспективе могут стать доходными.
Скажем, сейчас не очень большой спрос, условно говоря, на геологов. Но нет никаких гарантий, что он останется таковым в ближайшие годы. Все равно общее развитие — мировое и российское — идет к тому, что поиски и добыча полезных ископаемых будут усложняться, их стоимость будет расти, а значит, будут повышаться затраты, в том числе и зарплатные, на эту сферу деятельности. Следовательно, потребность в геологах будет только возрастать.
Я думаю, что профессии экономиста и юриста на определенном временном этапе выйдут на насыщение. Далее хорошее адекватное место будет найти достаточно сложно.
Эта ниша будет, конечно, всегда, но она годится для людей, которые обладают ярко выраженными лидерскими качествами и независимым характером. Не все обладают такими особенностями. Есть люди, которые могут всю жизнь проработать профессионалами высокой марки и при этом вовсе не в бизнесе и не в праве, а в конкретном производстве или конкретной отрасли экономики.
— Велись ли какие-либо переговоры в направлении коммерциализации высшего образования с руководством Пермского края?
— Еще раз подчеркну, поскольку мы вуз федеральный, мы не можем вести какие-либо юридические переговоры о создании совместных программ без согласования с нашим учредителем. Так устроен федеральный закон.
Но, тем не менее, мы, конечно же, готовы сотрудничать на уровне так называемого регионального заказа. Сейчас он сохранился в виде некоего атавизма советской системы, когда по целевой контрактной подготовке из проблемных территорий тогда еще Пермской области к нам приезжали абитуриенты, поступавшие по отдельному конкурсу с существенно заниженным проходным баллом. Предполагалось, что, отучившись, ребята уезжают в те территории, от которых они были направлены, и работают там по своим конкретным профессиям.
В этом году мы наберем порядка 100 человек по этому принципу. Если вспомнить, что общее число мест для поступления составляет 1050, порядка 10% мы отдаем для взаимодействия с региональной властью.
— Есть ли сегодня договоры между ПГУ и промышленными компаниями на обучение студентов?
— К сожалению, в настоящее время у нас нет прямых договоров на распределение выпускников на предприятия. Здесь есть законодательные проблемы. Тех студентов, которых мы учим за деньги государства, мы не можем, условно говоря, поставлять в рамках какого-либо договора. Человек совершенно свободен в выборе своего места работы. Мы, конечно, оказываем через разные формы содействие в трудоустройстве: посредством нашего кадрового агентства, путем рекомендаций преподавателей и заведующих кафедрами. Пока это несистемная и неформальная работа, но мне представляется, что в той или иной мере нам надо к ней двигаться.
— По вашему мнению, какие проблемы могут возникнуть в процессе подготовки специалистов для бизнес-структур по договорам?
— Прежде всего, есть противоречие между интересами потребителя наших кадров, то есть конкретных представителей бизнеса, предприятий и так далее, и нашими интересами как учебного заведения. Проявляются они в следующем.
Заказчик, конечно же, хотел бы получить работника, который без дополнительной переподготовки и технологической обработки сразу же встроился в производственный процесс и приносил бы пользу компании. В то же время, как мы понимаем, у каждого — свой корпоративный цикл, свое представление о производственных и бизнес-процессах. И поэтому для того, чтобы удовлетворить такое требование, мы должны фактически заниматься «штучным» выпуском студентов, подстраивая учебные планы под каждый конкретный заказ. Для нас, как вуза, этот подход неприемлем по финансовым параметрам.
В настоящее время та оплата, которую мы получаем даже от коммерческих студентов, даже по самым дорогим специальностям, является адекватной только при групповом обучении по 25-30 человек. В противном случае мы просто будем работать себе в убыток.
За бюджетных студентов нам государство платит еще меньше — примерно в три раза, по сравнению с коммерческими. По этому направлению мы уж точно не можем себе позволить «штучное» производство.
Всегда есть противоречие между нашими ограниченными возможностями по специализации студентов и желанием конкретных предприятий по их привлечению. Более того, в Пермской области нет потребителей наших выпускников и нет организаций, которые готовы принимать к себе работников целыми группами. Это связано с тем, что нет таких уж гигантских производств, а с другой стороны, даже крупные предприятия не нуждаются в массовой смене сотрудников. Так или иначе, смена персонала происходит с определенной цикличностью, по определенным параметрам и так далее. То есть если мы выпускаем группу в 30 одинаково обученных ребят по одной и той же специальности, никто не возьмет эту группу целиком.
Но, с другой стороны, и мы не имеем возможности обучать одного-двух человек по индивидуальным программам. То есть возможности-то у нас есть, но нет адекватной оплаты.
Грубо говоря, для реализации этого подхода нам необходимо, во-первых, разработать эти программы. А во-вторых, мы должны увеличить штат преподавателей, которые будут читать лекции не потоку в 50-100 человек, а троим слушателям. Это повлечет за собой пропорциональное увеличение аудиторного фонда, фонда заработной платы и т. д. Соответственно, резко вырастут затраты на обучение.
В рамках бюджетного финансирования мы это точно не потянем. По внебюджетному списку нам придется поднять плату, в моем представлении, в три-четыре раза. Исходя из того обстоятельства, что у нас и сейчас максимальная плата составляет 60 тыс. руб. в год, то подъем в три-четыре раза означает, что она будет составлять порядка 200 тыс. руб. в год. Вряд ли в регионе найдется абитуриент и, я даже думаю, предприятие, которое готово будет заплатить 1 млн руб. за пятилетнее обучение студента, тем более, не зная, доучится он или нет, точно ли он придет на предприятие и принесет ли он отдачу, совместимую со вложенными в него средствами.
— А как сегодня рассчитывается плата за обучение?
— Есть несколько факторов. С одной стороны, мы исходим из сметы расходов, то есть закладываем расходы на коммунальные услуги, на капремонты, строительство, некоторые средства на оплату преподавателей, обслуживающего и управленческого персонала.
С другой стороны, мы вынуждены ориентироваться на некоторые рыночные параметры. Например, на ценовые расценки ближайших конкурентов.
Понятно, что если за обучение по экономическим специальностям большинство учебных заведений Перми берут плату от 20 до 40 тыс. руб. в год (в зависимости от формы обучения), мы не сможем брать 100 тыс. руб. К нам просто никто не пойдет.
Поэтому соотношение цена — качество должно быть примерно одинаковым у всех. Учитывая, что качество у нас, конечно, получше, мы можем взять больше, но не в разы. К тому же покупательская способность населения пока не настолько высока, чтоб народ мог платить за образование так же, как за него платят на Западе. Хотя замечу, что за автомобили мы уже привыкли платить по западным расценкам.
Просто пока не сменилась парадигма мышления. Наши люди сегодня уже привыкли к тому, что очень многие товары стоят столько же, сколько и во всем мире. А вот образование до сих пор является некой ущербной отраслью, в которой цены могут быть почему-то существенно ниже.
— Поспособствует ли коммерциализации получение университетом статуса инновационного?
— Я думаю, что нет. Здесь несколько разные подходы. Собственно говоря, мы не получили статуса инновационного: мы победили в конкурсе на реализацию инновационных образовательных программ. То есть речь идет о смене технологий образования, смене некоторых научных подходов и некоторого оборудования, что позволит нам повысить качество преподавания. Но это не имеет прямого отношения к коммерциализации образования.
Я бы даже сказал, наоборот. Если раньше для того, чтобы купить прибор, мы вынуждены были расширять внебюджетный прием, то теперь государство выделило нам очень серьезные деньги на обновление своего парка, без привлечения дополнительных финансовых источников.
Это повысит наши показатели, в том числе и экономические. Может быть, этот грант стоит рассматривать как базу на будущее в этом процессе, но только в случае перехода университета в другой статус: скажем, из государственного в автономный.
— Учитывая выигранный грант, изменятся ли цены на обучение для студентов «внебюджетников»?
— Это несвязанные вещи. Национальный проект — это проект, который существенным образом улучшает техническое оснащение и заставляет вуз переходить к новым или, по крайней мере, улучшенным технологиям. Мы не видим прямой связи с изменением цен.
Никакого кардинального изменения в уровне доходов и зарплате преподавателей не будет, поскольку из этих денег ни копейки не запланировано на эти цели. Изменятся условия их работы.
— Но, тем не менее, возрастает престиж, соответственно, вырастает стоимость?
— Еще раз обращу внимание на условия рынка. Мы не можем поднять цены. Просто потому, что народ посетует: «Ну, не удалось поучиться в инновационном университете, поучусь, в каком есть». Рынок есть рынок.
— Соотношение бюджетных и внебюджетных мест также не изменится?
— Количество внебюджетных мест определяется желающими поступить к нам. Планы, которые мы пытаемся верстать по этой статье, очень условны, все зависит от ситуации в каждом конкретном году. Сегодня соотношение по приему составляет где-то 1:1, но мы не гонимся специально за какими-то конкретными рамками. По крайней мере, пока.
— Есть ли у университета какая-то политика по привлечению иностранных студентов? Или все это действительно крайне хаотично и не систематизировано?
— Пока нет. Есть отдельные контакты. Но это действительно одна из задач на будущее.
На этом пути нас ограничивает одна серьезная проблема — нехватка общежитий. Наши общежития сегодня перегружены: мы уже не можем обеспечить даже российских студентов местами полностью.
Соответственно, приглашая иностранных студентов, мы должны либо решить вопрос об их расселении, либо ущемить российских студентов. Я полагаю, что второй путь неуместен.
В принципе, проработка вопроса, связанного со строительством общежитий, в университете есть. Университет готов к этой работе системно, на уровне проектов. В частности, эти вопросы обсуждались в переговорах ректора с руководством края. Есть проекты, есть обсуждение смет. Другой вопрос, в чьей собственности они будут находиться.
Более того, в докладе губернатора было заявлено, что образовательный комплекс становится точкой роста по привлечению инвестиций.
— А вообще, считает ли себя ПГУ конкурентоспособным на общероссийском и мировом уровне?
— Вопрос конкурентоспособности предполагает определение критериев. Поскольку большая часть этих критериев носит частный, а не интегральный характер, говорить можно много. Например, о том, что Пермский университет один из двух нецентральных вузов — не московских и не питерских, который отмечен в рейтинге агентства «Рейтер» как вуз, подготовивший наибольшее количество руководителей федерального уровня. То, что среди депутатов Федерального собрания, членов Конституционного, Высшего арбитражного судов России есть и выпускники Пермского госуниверситета — показатель!
То, что наши выпускники успешно работают в учебных и научных заведениях Европы, — тоже показатель. Можно обсуждать, каково процентное соотношение по этому критерию, но это есть.
Я бы сказал так: по определенному набору признаков мы достаточно конкурентоспособны.
— В продолжение темы. Каким образом осуществляется маркетинговая политика ПГУ и осуществляется ли она вообще?
— Эту сферу у нас курируют два подразделения: отдел маркетинга и предпринимательской деятельности и отдел по связям с общественностью. Последний был учрежден примерно год назад, но тем не менее плановые мероприятия, участие в выставках — то есть обычная деятельность такого рода структур — проводится.
— Одно время активно муссировалась тема формирования университетских комплексов. Насколько актуальна сегодня эта идея?
— Дело в том, что университетские комплексы пока не определены законодательно. Есть только разговоры о разных их видах. Скажем, комплексы, объединяющие вуз и академию, комплексы, объединяющие учебные заведения разных уровней, комплексы, объединяющие несколько вузов разных типов и направлений.
Мы присматриваемся (и ведется работа) ко второму направлению. К примеру, при университете действуют три колледжа: юридический, экономический и колледж информационных технологий. Это отдельные юридические лица, независимые от университета, но нам кажется, что вместе с ними мы можем создать независимый университетский комплекс с едиными сквозными учебными программами, с едиными учебными целями и задачами. Но этим мы не ограничиваемся. То есть здесь определенная проработка вопроса ведется.
— На реализацию инвестиционного проекта выделена достаточно крупная сумма — 500 млн руб. из федерального центра и 100 млн руб. от региона...
— Не совсем так. Во-первых, вся сумма первоначально предполагалась в 530 млн руб. — и федеральная, и софинансирование. Потом было принято решение о сокращении финансирования всех проектов. В итоге нам было выделено 495 млн руб.
— В начале июня ректор обозначил приоритетные траты: закупка дорогостоящего программного обеспечения, внедрение системы Wi-Fi, модернизация ряда университетских лабораторий, повышение квалификации преподавателей и т. д. Определены ли подрядчики по этим мероприятиям?
— Не подрядчики, а поставщики по всем проектам будут определяться в результате конкурсов. Поскольку со стороны Рособразования последовала юридическая задержка, мы совсем недавно получили первый транш. Сейчас готовится документация по определению торгов в рамках федерального закона «О госзакупках».
— Ректор Владимир Маланин заявил, что ПГУ готов сам вкладываться в реализацию программы. Сколько вуз готов потратить?
— Собственно говоря, это происходит постоянно. Этим проектом не предусмотрен никакой ремонт: он может проводиться только за счет средств университета или за счет спонсорских средств. Мы понимаем, что если мы будем размещать серьезное оборудование в обшарпанных аудиториях, это будет, конечно, приемлемо, но некрасиво. Поэтому университет будет вкладываться в эти расходные статьи.
— Посредством привлечения инвесторов?
— По-всякому.
— А как же хроническое недофинансирование образовательной сферы?
— Нацпроект все равно потребует от нас жертв. Как это ни странно, но для университета это определенное напряжение: и сил, и финансовых возможностей. Тут уж, как ни крути, хочется выглядеть достойно. Ресурсы вуза, так или иначе, будут использованы.
Значит, они в какой-то мере будут отвлечены от других направлений.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.