ИВАНОВСКИЕ КАРАВАНЫ

Не исключено, что с легкой руки Алексея Иванова «малахитовая» уральская мифология вскоре получит общероссийское, а затем и мировое признание

Особого повода для встречи с писателем не было. Разве что недавно вышедший в свет в пермском издательстве «Книжный мир» его очерк «Железные караваны», представляющий собой культурологическое эссе о горнозаводской цивилизации, да ранний роман «Общага-на-крови», повествующий о жизни студенческой молодежи в 1992 году. Но эти издательские события, как было ясно из реплик самого Иванова, и событиями-то для признанного в обеих столицах автора не являются. Так, издательский бисер, не принесший ему в первом случае ни гонорара, ни общероссийского читателя.

Алексей Иванов встретился со студентами Пермского госуниверситета в небольшой аудитории с отваливающейся со стен штукатуркой. Несмотря на такую «интимность» обстановки, нельзя сказать, что эта неофициально-спонтанная встреча в рамках одного из филологических лекционных курсов носила доверительный характер. Отчасти, видимо, потому, что студенты, несмотря на специальную подготовку, в большинстве своем не задавали оригинальных вопросов и вели себя скорее по-читательски, то есть сконфуженно и робко. Так, будто на вопросы отвечал сам Лев Николаевич или Александр Сергеевич...

Алексей Иванов, несмотря на свою сдержанную герметичность, по-видимому, что называется, давил авторитетом: столичная признанность, предстоящие экранизации его романов, бурные споры в критике почти академического масштаба — все это, как кажется, вертелось в головах аудитории, которая, впрочем, обнаружила себя как не очень-то осведомленная о творческих перипетиях пермской знаменитости.

И начали хрестоматийно: с вопроса о традициях русской литературы, воплотившейся в прозе Алексея Иванова. Трудно сказать, сколько раз приходилось отвечать на этот вопрос самому Иванову, и сколько раз еще предстоит. Это уже издержки профессии, которых бояться — «в лес не ходить».

Надо сказать, тиражирование шаблонов общения было преодолено Ивановым если не стоически, то скучающе-индифферентно. «Продолжатель традиций классической русской литературы» поделился своей личной точкой зрения на русскую литературу последних десятилетий.

По мнению Иванова, с Владимира Сорокина началась деструктуризация мифов соцреализма. Далее, в прозе Виктора Пелевина эти мифы виртуализировались. После чего, по Иванову, наступил третий этап постсоветского развития русской литературы: произошло наполнение новым языком виртуальных реалий прошлого.

Маркером начала нового этапа стали как раз, по словам самого Алексея Викторовича, его романы. «Если сам о себе этого не скажешь, то никто не скажет», — самоиронично, но без ложной скромности говорит писатель, связывая, таким образом, стратегические пути развития русской литературы со своим именем. Хотя и добавляет, что не притязает ни на какую роль в литературном процессе в целом, а лишь претендует на определенное место в сегодняшнем раскладе литературных сил. И похоже, что с дальним прицелом, который сулит выход на международную литературную арену.

Когда-то начав с книги «Чердынь — княгиня гор», выпущенной Пермским книжным издательством, сегодня Алексей Иванов — популярный автор с традиционным набором писательской успешности: литературный агент, постоянный издатель, солидные гонорары, масса престижных проектов. Хотя сам Иванов, похоже, несколько иронично относится к своим успехам. Иронично и, вместе с тем, с достоинством, которое не позволяет иронизировать над ним окружающим: «То издательство, которое меня хотело поиметь, меня и поимело».

Сегодня Иванов признается, что хочет, чтобы его романы звучали на всю Россию и, вместе с тем, «кормили». Сочетание для подчеркнуто некоммерческого контекста (во всяком случае, до недавнего времени) русской литературы — почти немыслимое. Однако в случае с Ивановым, похоже, возможное.

Нынче Иванов работает над двумя престижнейшими проектами. Это, во-первых, мировой проект «Мифы», в котором из российских авторов участвовал пока что только Пелевин. Стараниями Иванова традиционный, еще бажовский миф о каменном цветке будет «переведен» на язык современности. А уже этот современный перевод мифической древности будет транслирован по миру в виде книги на нескольких европейских языках. А там, глядишь, и мировое признание не за горами. Впрочем, поживем — увидим.

Во-вторых, проект более скромного, российского, масштаба. По заказу Комитета по культуре и массовым коммуникациям РФ Алексей Иванов пишет сценарий для трехсерийного фильма по сказам Павла Бажова. Должно получиться нечто вроде российского «Гарри Поттера».

Известно, что филологи — самые благодарные и, вместе с тем, самые неблагодарные читатели. С одной стороны, они вскрывают авторский текст и, добираясь до его «скелета», обнаруживают в нем смыслы, которые писатель для себя подчас и не формулировал, но постоянно держал на заднем плане подсознания. А с другой стороны, филолог часто будто превращается в критика, соавторство которого избыточно, и в своей фантазийной интерпретации чужих текстов часто приписывает внутритекстуальным смыслам то, чего там и в помине нет.

К слову, наиболее адекватными своему замыслу критиками-интерпретаторами Иванов считает Галину Ребель и Льва Данилкина. На встрече же Иванова с университетскими студентами было продемонстрировано нечто третье, встречающееся крайне редко: совместная интерпретация текстов как филологически-читательская, так и авторско-писательская, что выражалось в многочисленных вопросах о сути романных образов, процессе творчества. Так, например, Алексей Иванов поделился, если можно так сказать, своим творческим методом. Собственные произведения писатель видит как фильм с реальными лицами и реальными характерами. К примеру, герой «Золота бунта» Колыван Бугрин в воображении Иванова — с лицом Ахмада Кадырова. Кстати, реальным воплощением такой кинематографичности авторского мышления станут готовящиеся экранизации всех трех его нашумевших романов.

По банальности с вопросом о творческих планах вряд ли может спорить какой-либо другой вопрос. Однако ответ, несмотря на регулярную повторяемость, звучал из уст Иванова деликатно-естественно: если мысль народная воплощена у Иванова в «Золоте бунта», то мысль семейная будет в романе, написанном до половины с несколько неблагозвучным названием «Блуда и МУДО» (где «МУДО» — это муниципальное учреждение дополнительного образования). Роман, по словам автора, дает представление о том, насколько в современном обществе семья утратила свои функции: уродливая современная «ячейка общества» нежизнеспособна, она не может себя обеспечить из-за доминирования комплекса успешности, внедренного в массовое сознание в начале 1990-х годов. Проецируя такую локально-семейную разруху на жизнь государства в целом, Алексей Иванов заключает: «Мы летим в пропасть и еще долго будем лететь, потому что пропасть — глубокая».

На вопрос о хобби-увлечениях Иванов отвечал довольно занятно. Кроме своего традиционного ответа о том, что Иванов-писатель ничем не увлекается: сидит дома, лежит на диване и пишет романы — у счастливого человека ведь нет хобби, если его работа приносит ему радость и к тому же неплохо «кормит», Алексей Викторович поделился и своими музыкальными предпочтениями. Все они родом из его юности, это — инструментальная музыка и советский рок: «Исключительно уважаю Алексея Рыбникова. Хотя и Мадонну с Патрисией Каас не спутаю. Кого предпочту? Никого: обе дуры». На этом выход за литературно-творческие темы и закончился.

Творчество Алексея Иванова началось, в сущности, с создания проектов авторских экскурсий по диким уральским просторам, где языческое прошлое туземцев, экзотические реалии их существования обретают плоть в неповторимых скупых красках суровой природы Пармы. Парма, живая и пульсирующая, из романов Иванова постепенно стала проникать за пределы Перми. И так, последовательно раздвигая свои границы, кодифицируясь в разных языковых средах, Парма Иванова, похоже, превращается в миф, постепенно уподобляясь тому, что стало для него основой. И наверное, не случайно поэтому, что мифологическое пространство Иванова сам писатель планирует разместить в Сети, где мифы, как известно, обретают жизнь абсолютно самостоятельную и абсолютно свободную. Возможно, поэтому особенно уместно звучало пожелание студентов Алексею Викторовичу после встречи: чтобы ни нервно, ни эстетически Иванов не растратил себя на предстоящих путях.