Анастасия Кожевникова

корреспондент

---

Лаборатория «Флаэртианы»

24 июля 2016 г.

Поделиться

Твитнуть

Перед тем как международный фестиваль «Флаэртиана» откроет двери своих залов в 16-й раз, мы решили выяснить, как формируется его программа. Главных героев этого процесса пятеро: кинокритик и программный директор фестиваля «Артдокфест» Виктория Белопольская, кинокритик, режиссёр и сценарист Марина Дроздова, режиссёр Борис Караджев, президент фестиваля и режиссёр Павел Печёнкин, координатор Алина Стабровская. У них разные вкусы, они часто спорят, бывает, до крика, но неизменно отбирают лучшее документальное кино из присылаемого им «самотёка».

Польская сентиментальность, израильская заразительность и французская катастрофа

Чтобы каждый год заново «конструировать сюжет «Флаэртианы», отборщики посещают ключевые события сезона. Не только с целью отобрать два-три-пять фильмов, но видеть всю панораму, весь контекст, знать лучшие образцы флаэртиановского, или, используя литературный термин, «романного» стиля.

Каннами документалистики считается международный фестиваль в Амстердаме IDFA. Вторым по значимости, размаху презентации документалистики наблюдения является швейцарский Cinéma du Réel, проходящий в Ньоне. Он состоит из пяти конкурсных программ, и это всегда достаточно решительный, альтернативный, неформатный взгляд на кино. Panorama document на Berlinale отличает более узкий и «своенравный» подход к созданию панорамы, но именно там возникают интересные фильмы и именно туда приезжают серьёзные авторы, говорят члены команды пермского фестиваля.

Особое внимание они уделяют национальным конкурсам. Павел Печёнкин традиционно ездит в Краков, откуда в прошлом году в Пермь прибыли целых две программы документального кино «со знаменитой польской документальной сентиментальностью». Виктория Белопольская любит израильское кино. И вот почему: «Принято считать, что документальное кино интересно в тех странах, где активен исторический процесс. В этом смысле есть американское кино, израильское, которое как бы на передовой столкновения цивилизаций. Израильтяне снимают заразительное кино».

Присутствует также фактор национальной киношколы — кинематографической культуры страны. «И в этом смысле вполне провинциальная Польша не меньший лидер в документалистике, чем Израиль. В Польше кинематограф в силу исторических причин был передовой культурой, именно там в противостоянии тоталитаризму сформировался сильный киномускул», — поясняет Белопольская.

Очень важен фактор поддержки национального кинематографа, причём как со стороны государственных институций, так и со стороны разных независимых фондов. «Когда эти факторы сходятся, — продолжает наша собеседница, — финансирование производится целесообразным образом, а не так, как в России Минкультом, — совершенно порочно, с нулевым КПД, ориентиром на откаты и идеологическими требованиями. Всё главное российское кино сделано за пределами господдержки».

В качестве примера «понижения качества» некогда великого национального кинематографа Виктория Белопольская привела Францию: «В этой стране документальное кино находится в катастрофическом состоянии, за исключением буквально двух режиссёров — Николя Филибера и Томаса Бальмеса. Но Николя съела его болтливость, детальность французской ментальности. Бальмес ещё держится, но снимает редко. Я не объясняю это ничем другим, кроме того, что стареет сама французская культура. Отношения французов с культурой ушли в образ жизни, еду по часам, гламур и борьбу за дополнительные 2% зарплаты полумесячной забастовкой. Культура растворилась во Франции как в бренде и перестала быть чувствительной к чему-то болезненному». А документальное кино, по мнению Белопольской, именно об этом — о болезненном, о конфликтах.

Режиссёры vs кинокритики

Создание программы «Флаэртианы» для фестивальной команды — это всё время как бы продолжение исследовательского процесса, расширения рамок знания и понимания кино, чтобы давать зрителям самый актуальный результат. «Это отчасти и перманентная лаборатория, фигурально выражаясь», — говорит Марина Дроздова.

Разобраться, флаэртианский перед отборщиками фильм или нет, особых сложностей не составляет, а вот потом начинаются разночтения. Для Бориса Караджева важно не только «про что», но и «как это сделано», то есть профессиональный уровень создания фильма. Момент существенный настолько, что несколько лет назад на «Флаэртиане» стали отдельно вручать «Серебряного Нанука» за открытие новых героев и тем и за оригинальное художественное решение.

Виктория Белопольская объясняет это по-другому. У неё — взгляд кинокритика, а у Бориса Караджева и Павла Печёнкина — режиссёрский: «Я люблю неожиданные решения, кино, которое вызывает какую-то эмоциональную реакцию. Я человек Голливуда. Объясняю: из Европы Голливуд инкорпорировал в себя одного креативного продюсера — Тимура Бекмамбетова, потому что он продуцирует формально-визуальные решения, а Голливуд одержим этим. Например, фильм «Хардкор», который снят полностью субъективной камерой (мы видим мир глазами героя). Он мне совсем не нравится, и идея не новая — такой эксперимент проводился ещё в 1920-е в США, но на современном уровне он предъявил это первым. А русский критический реалист Павел Печёнкин любит подлинность и гуманизм, подробность и описательность — детальную честность. Я иногда посмотрю какой-нибудь фильм и думаю: вот бадяга страшная, но Печёнкин же влюбится в него. И точно!»

Есть ситуации, когда по поводу картин, которые окажутся в программе, возникают жаркие споры. «Один раз для меня это было просто катастрофой. Я знала, что вижу шедевр. Это был болгарский фильм «Последняя скорая помощь Софии», — рассказывает Виктория Белопольская. — Час мы следим за работой скорой и при этом не видим ни одного пациента. Фильм полностью сосредоточен на врачах, их судьбах, разговорах с детьми, как они пробираются через какие-то трущобы, потому что их там ждёт больной. Уже в конце мы узнаём, что это одна из последних скорых, потому что все сокращены. И в финальном кадре они выезжают в никуда. Это грандиозная трагическая картина. А Павел Печёнкин мне говорил: «Это какой-то смешной фильм, там вообще ни один пациент не показан». Потому что он хочет реальности, а я хочу креативности. В этом смысле у нас разные позиции, но мне довольно часто удаётся его не убедить, а «убить» — криками, воплями, когда со мной лучше не связываться, а просто согласиться. Между прочим, иногда в таких случаях фильмы призы получают! Например, в прошлом году «Виолетта, жизнь моя» Ор Синая получила главный приз».

В такие моменты на помощь коллегам приходит Борис Караджев. Он совершенно не против споров внутри команды: «На самом деле, правильно, когда отбором занимаются люди, смотрящие с разных точек зрения. Это не внутреннее противоречие, а дополнение одного мнения другим. Само собой, кинокритики в силу своей профессии больше смотрят новых фильмов, им интереснее анализировать возникающие тенденции. Режиссёр же всегда смотрит более избирательно, сопоставляет со своей индивидуальностью. Хотя, конечно, мы стараемся отрешиться от собственной вкусовщины. Павел Печёнкин и Алина Стабровская смотрят на будущую программу с учётом запросов и уровня подготовки пермского зрителя, и это правильно…»

Так какой же он, пермский зритель?

«Прежде всего надо признать, что зрительская аудитория документалистики в Перми была в основном сформирована именно «Флаэртианой», — отмечает Борис Караджев. — Когда я начал интересоваться кино (а это было примерно 50 лет назад), что я видел на экранах Перми? Репертуар был какой-то случайный, подлинным хитом была лента «Индийские йоги. Кто они?». Были удлинённые программы, на которых вместе с художественным фильмом показывали две короткометражки. Вот и весь документальный кинопрокат времён моей пермской юности. Зрителю было неоткуда взяться. А теперь документальное кино только за неделю «Флаэртианы» приходит посмотреть 10 тыс. человек. Что это за люди? Смею надеяться, что всё это люди, имеющие вполне сформированный культурный запрос».

Марина Дроздова видит пермского любителя документалистики ярко мыслящим, открытым новой информации и открывающим для себя «новое в кино как искусство и как то, что умеет фиксировать нечто, что у нас в жизни между слов, между строк, между действий, — атмосферу бытия». «Насколько я чувствую, от фестиваля к фестивалю наш зритель охватывает всё новые и новые «регистры» понимания документалистики», — добавляет Дроздова.

Виктория Белопольская определяет немосковского зрителя так: «Он не смотрит спекулятивные «золушкинские» телемувики на телевидении. Я вижу разницу в зрителе московском и региональном, и мне кажется, что в Москве более политизированная аудитория. В Перми публика не так однобока. По всей видимости, она смотрит продвинутые сериалы, например «Любовники» или «Манхэттен», куда ушёл настоящий кинематограф эмоций, переживания, «внутреннего путешествия». И эта же публика ходит на брендовое кино в кинотеатры, на большие картины, которые давно стали аттракционом, даже если это не экранизации комиксов Марвела».

Игровая реальность и фильмы-селфи

Последнее замечание накладывает отпечаток и на индустрию документалистики. От неё зритель тоже невольно начинает требовать аттракциона. Это показывает и фильм «Дон Жуан» Ежи Слядковского, который будет показан на «Флаэртиане» в этом году. Кусочки реальности смонтированы в нём так, что из них получилась совсем другая реальность, которой, возможно, и не было. «Степень «игровизма» в драматургии монтажа повышена, и сейчас много такого кино. Раньше в доке зрелищность располагалась в зоне научно-популярного фильма. Сейчас она стала драматургической частью. Находится зрелищность в обыденности», — говорит Виктория Белопольская.

С другой стороны, влияние «игровизма» сказывается и в том, что малая форма в документальном кино уходит на второй план. Борис Караджев рассказывает, что на «Флаэртиане» даже был отменён приз за лучший короткометражный фильм международной программы — просто не удавалось найти достаточное количество качественных короткометражек для полноценной и корректной конкуренции. В основном это кино сейчас снимают студенты киношкол или начинающие режиссёры, собственно, отсюда и появление на «Флаэртиане» отдельного конкурса студенческих фильмов. Сегодня документальные фильмы встраиваются в медийную и прокатную индустрию и вынуждены соревноваться с игровым кино, а значит, тоже должны удерживать внимание зрителя на протяжении более длительного времени.

Лёгкость и доступность средств съёмки тоже накладывает достаточно серьёзный отпечаток на индустрию. Тенденция развивается не первый год. Уже особо никого не удивишь фильмом, снятым на «айфон», но говорить о пресыщении, как считает Караджев, пока рано: «Сейчас мы ещё находимся в стадии простого освоения нового инструментария. Но со временем возникнут и более сложные, и эстетически осмысленные формы…»

А пока возникают так называемые I-film, или фильмы о самих себе. Например, режиссёр Татьяна Божич снимала фильм «И жили они долго и счастливо» о себе и своих бывших мужчинах. «Я как-то спросила её, почему именно так? Она ответила, что только в этом она настоящий специалист. С одной стороны, во многом это влияние интернет-дневниковости, блогерства, а с другой — это потребность эпохи в самоанализе», — отмечает программный директор «Артдокфеста».

Потребность зрителей в развлекательном элементе кино «Флаэртианой» тоже поддерживается. В прошлом году на фестивале были показаны фильмы «Цирковая династия» и «Балетные мальчики» про юных норвежских болеро (слово «болеро» не употребляется по отношению к людям. Возможный вариант: про норвежских подростков, мечтающих стать профессиональными артистами балета). В этом году Виктория Белопольская отобрала фильм про женщин — дрессировщиц хищников. Этот элемент, когда фактура проявляется агрессивно как содержательная часть фильма, тоже можно считать очевидной тенденцией. При том что главное для этих фильмов — всё-таки герои.

Конечно, на «Флаэртиану» зритель идёт не за интертейнментом прежде всего, но прошлый год показал, что смотреть, например, фильмы о балете он явно не против — билетов не было уже за неделю до показа. «Город-то балетный», — напоминает Виктория Белопольская.

Если говорить максимально объективно, то полная уникальность программы «Флаэртианы» — вопрос спорный. Некоторые фильмы повторяются, например с «Артдокфестом», но не потому, что Виктория Белопольская отбирает фильмы для обоих фестивалей, а потому, что фестиваль идёт в то время, когда многие фильмы ещё только закончены режиссёрами. «Я как предотборщик фестиваля в Амстердаме собираю картины в августе—сентябре, в последний момент перед дедлайном. Месяц май, в который когда-то проходила «Флаэртиана», был гораздо лучше в этом смысле», — отмечает кинокритик.

Тем не менее Борис Караджев вспоминает, что бывали и случаи, когда именно «Флаэртиану» режиссёры выбирали в качестве площадки для мировой премьеры своих фильмов, а значит, они не могли появиться на многих других фестивалях, настаивающих на премьерных показах: «Нам удалось занять свою нишу. Понятно, что по масштабу и ресурсам «Флаэртиана» не соревнуется с амстердамским и лейпцигским фестивалями, но собирает важные фильмы, снятые в своей, пусть и не самой распространённой, стилистике. Стоит приехать в Амстердам в дни проведения IDFA, как к нам подходят наши коллеги из разных стран и благодарят за «Флаэртиану», хотят участвовать ещё... Она вполне встроилась в мировую фестивальную карту».

Марина Дроздова тоже говорит об узнаваемости фестиваля: «В европейском документальном сообществе «Флаэртиану» хорошо знают, стремятся к нам попасть. В России, ну, собственно, это международный документальный кинофестиваль №1. Потому что на «Послании к человеку» лишь часть программы принадлежит документалистике. На ММКФ — тоже только одна панорама. «Флаэртиана» действительно получается главным и самым представительным по программе и участникам международным докфестивалем в России».

В прошлом году ходили слухи, что фестиваль может переехать в Екатеринбург. Все отборщики категорически отвергли эту версию по разным причинам — киноманов Перми можно поздравить. «Фестиваль — это не только фильмы, показанные в определённое время в определённом месте. Это прежде всего люди, которые его делают, и люди, которые заполняют его залы. И этот человеческий фактор естественным образом связан с географией, энергетикой места, его историей, его культурным ландшафтом…» — резюмирует Борис Караджев.