Карнавал неадекватности
Верди и анекдоты периода пермской «культурной революции»
В рамках проходившего в июне фестиваля «Мосты» состоялся круглый стол «Культурная революция: три года спустя. Ревизия всходов и последствий». Я был приглашён на это мероприятие и не пошёл. Мне казалось, что в целом там нечего обсуждать, что давным-давно всем всё понятно. Но на сайте «Звезды» прочитал отчёт госпожи Дарьи Андроповой о прошедшем круглом столе. Мне стало грустно.
Судя по отчёту, несколько умных людей пытались найти какие-то результаты и смыслы, и было это похоже на поиск чёрной кошки в чёрной комнате при условии, что её там никогда не было. А ведь просто надо было признаться, что всех нас тогда грандиозно развели. Я знаю, о чём говорю, так как всё тогда происходящее наблюдал если не изнутри, то точно — с максимально близкого расстояния.
В основе «культурной революции» не было ничего, кроме лицемерного честолюбия отцов-основателей этой акции. Вот поэтому, разбираясь в результатах, положительное приходится искать с микроскопом.
Сохранившиеся сегодня проекты, рождённые «революцией», сохраняют все её генетические болезни. Большинство из нас до сих пор считает, что чем больше раскрутки, тем больше искусства. И в этом абсурде многие живут, как зомби, неспособные протереть глаза, прочистить уши и включить голову.
Анекдот первый
Был месяц май. В Пермь прибыл известный режиссёр Х. Прибыл для работы — должен был поставить спектакль. На тот момент стойкий, резкий, неадекватный запах «культурной революции» смогом уже затянул информационное пространство Перми. В огромном пустом фойе театра я застал режиссёра Х, рассматривавшего в огромное окно эспланаду, ярко-зелёная перспектива которой упиралась в сизое здание Законодательного собрания.
— Что вы там разглядываете? — спросил я у режиссёра Х.
После небольшой паузы режиссёр Х, не отрывая глаз от Законодательного собрания, нарочито пережимая, сказал:
— Знаете, Сева, сейчас режиссёр Y водил меня на встречу с вашим губернатором.
— Ну и как вам эта встреча?
— Представляете, Сева, они хотят вырыть здесь огромный пруд, — и режиссёр Х обвёл эспланаду в окне рукой.
— Зачем? — спросил я.
— Как зачем? Неужели вы не понимаете?
— Не понимаю.
— Чтобы через пруд построить бронзовый мост! А на мосту открыть разные лавки, чтобы пермяки там друг другу продавали всякие нужные вещи. А на самом верху моста будут две бронзовые скульптуры — самого режиссёра Y и губернатора. И стоять они будут так, чтоб им оттуда была видна Москва…
Анекдот второй
Господин Z по профессии руководитель. В быту — компанейский, смешливый, улыбчивый, немного застенчивый парень. В деле — человек с острым дефицитом гуманитарных рефлексов, с весьма большим и с широко трактуемым набором допустимых средств для достижения целей. В период «культурной революции» был очень доволен своим приближением к кругу лиц, допускаемых к «ж…е императора». Он даже получил возможность посещать заседания «революционного комитета», где арт-проповедниками формировалась программа действий, где арт-проповедники возбуждали друг друга сочинением лозунгов, при этом каждый из них считал, что ловко использует всех остальных. Господин Z тоже так считал.
После одного из таких заседаний господин Z пригласил меня на «серьёзный разговор», где принялся исполнять выработанные «культурно-революционным комитетом» директивы. Ласково и вкрадчиво он начал с того, что впереди большие перемены и я должен рассмотреть свой добровольный уход с должности главного художника театра, что мне предлагается возможность возглавить столярный цех театра.
Я поблагодарил за столь лестное предложение и поинтересовался: «Почему я должен это сделать, в чём причина такого замечательного кадрового решения?» Господин Z стушевался вначале, но потом набрал воздуха в лёгкие и начал говорить: «Понимаешь, Сева, в ближайшее время в Перми искусством будут заниматься только мировые звёзды — исключительно настоящие художники. Но чтобы они могли в Перми работать, должна быть возможность предоставить им должности и места».
Я ответил, что, конечно, я не мировая величина, но я точно не отношу себя к ненастоящим художникам. На это господин Z снисходительно криво ухмыльнулся и, изображая добродетельную терпеливость, начал мне объяснять: «Сева! Не смеши меня… Проблема в том, что ты пермский художник. Пермский художник — это нонсенс, в Перми художников быть не может по определению. Пермский художник — это значит неудачник. А с неудачниками сделать из Перми культурную столицу Европы невозможно!»
К тому времени я знал господина Z с десяток лет и понимал, что придумать и сформулировать такое самостоятельно он не мог, что этого он набрался на заседаниях этого грёбаного «Якобинского клуба имени Олега Чиркунова».
Господину Z я сказал только, что процесс моего увольнения лёгким и безоблачным быть не может…
P. S. Революция иссякла, как только был отстранён от власти основной её интересант. Далее по пермской культуре поработала вялая гильотина «контрреволюции Гладнева». Но в символическом смысле несколько бронзовых опор бронзового культурно-революционного моста через так и не вырытый пруд устояли. Очевидно, что зачистка от «неудачников» под эти опоры была проведена тотальная, почему они и устояли после кончины «революции». Правда, теперь никакой мостовой настил в виде политического заказа они не держат, отчего функционеры этих опор сильно фрустрируют, ибо исчезла функция, под которую их создавали. Для власти пермской, что неудивительно, всё вернулось на круги своя: культура снова стала бессмысленной и дорогой игрушкой, которую почему-то и выбросить нельзя, и что делать с ней — абсолютно непонятно.
А теперь — Верди
Посещая заграничные театры, всегда интересуюсь, как они выглядят и устроены. К своему удивлению, я должен сказать, что никаких принципиальных различий с тем, что делается в России, до сих пор не обнаружил. Последний раз я слушал «Сказки Гофмана» Оффенбаха в мадридском Teatro Real два года тому назад. До этого слушал «Мадам Баттерфляй» Пуччини в Teatro dell’Opera di Roma. Также в последние годы повезло посмотреть балеты в Opéra Garnier, Burgtheater, в Мариинке и Михайловском театре.
Одна моя родственница, зная, что я хожу в оперу, всё время меня спрашивала, отчего же я не посещаю Пермский оперный театр. Я всё время отшучивался, но она, догадываясь о причине, упрекала меня в субъективности и предвзятости. Разумеется, справедливо упрекала. А я и не скрывал особенно своей позиции. Но родственница напоминала мне о моих предвзятости и субъективности по поводу современной пермской оперы регулярно.
И вот в прекрасной компании интеллигентных и красивых людей я пошёл на премьеру «Травиаты».
Мне кажется, что неспроста эта опера Верди — одна из самых популярных. Дело в том, что опера эта была не просто для того времени современна и актуальна, проблемы, в ней обозначенные, были актуальны и для самого композитора. И глубоко личное их переживание сказалось на яркости музыки.
Опера создана по роману Александра Дюма «Дама с камелиями» в 1853 году, действие самого романа происходит в 1847 году. На основе своего романа Александр Дюма в 1850 году создал пьесу. И пьеса эта тут же была запрещена полицией из-за своей неприличности по тогдашним стандартам. То есть Верди почти мгновенно отреагировал на актуальность книги и пьесы.
Сам Верди долго жил в гражданском браке с певицей Джузеппиной Стреппони, из-за чего он сам и тем более Джузеппина имели массу неприятностей. Однажды Верди с Джузеппиной приехали в его родной городок Буссето, а возмущённые жители, требуя, чтобы композитор с певицей покинули Буссето, закидали камнями окна дома, где пара остановилась. По понятиям земляков Верди, люди, живущие в гражданском браке, были грешниками и развратниками и одно их присутствие в городке было для жителей позором.
Верди и Джузеппина, конечно, тут же уехали.
Музыка в этой классической опере образна, а иной она быть и не может в такой опере, ведь она отражает перипетии взятого за основу не оперного для того времени сюжета. Но в «Травиате», как мне кажется, этот эффект особенно крут. И мне было интересно: а как же всё это видит раскрученный художник-постановщик и режиссёр Роберт Уилсон?
Я это увидел и понял, что опять столкнулся в сценографии с тенденцией, что чем девиантнее причинно-следственная связь между тем, что стоит на сцене, и тем, что есть в сюжете, тем лучше. Я не против такого подхода. Только если это происходит в стотысячный раз, почему это должно считаться интересным и новым?
Правда, в последнем действии мистер Уилсон не смог дотянуть идею до конца, и там всё же появилось ложе смерти Виолетты. В итоге мне показалось, что мистер Уилсон относится к искусству Верди приблизительно в том же ключе, что и Марсель Дюшан к искусству Леонардо да Винчи. Да, да! Тот самый Марсель Дюшан, который в 1919 году пририсовал усы Джоконде. Вся волшебная прелесть такого творческого метода заключается в том, что, как бы ни самореализовывались арт-активисты за счёт наследия гениальности, самым экстравагантным способом над ним стебаясь, гениальность всегда остаётся в выигрыше. Парадокс!
Я выскажу своё сугубо личное мнение, что в своём графическом языке мистер Уилсон является продолжателем традиции американского журнального art deco. И все его постановки (о которых я могу судить, конечно, только по интернету, кроме последней) — это один бесконечный фантазийный чёрно-белый комикс про Микки-Мауса.
Про остальное думаю, что трудно передать трепетную трагичность музыки «Травиаты», если твоё лицо, как стена, покрыто белилами, сверху нарисованы словно пальцем чёрные брови и алые губы, да ещё если ты, по замыслу, должен двигаться, как робот Вертер…
Говорят, что театр — добровольное рабство. Уверен, что артисты остро почувствовали себя несчастнейшими из рабов Эвтерпы (музы музыки и лирической поэзии), когда им сообщили, как именно они должны будут выглядеть на сцене.
Большое спасибо господину Теодору Курентзису. Мне было очень интересно наблюдать за этим карнавалом неадекватности. И если бы было неинтересно, я бы столько не намарал.
Источник — блог Всеволода Аверкиева на facebook.ru
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.