У, КАРМЕН!

Даже в благосклонной к авангардным театральным поискам Перми премьере супероперы Жоржа Бизе в постановке Георгия Исаакяна предшествовал некий ажиотаж. Нездоровое любопытство вызвали просочившиеся в прессу слухи о появлении на сцене предметов сантехники, о том, как в казарменной душевой моются солдаты, разумеется, нагишом: И вот на премьере постановщик продемонстрировал зрителю умение рисковать и ходить по краю, показал, насколько точно должны быть подогнаны друг к другу все детали, если речь идет о постмодернистском переосмыслении хрестоматийной, обросшей стереотипами классики.

Жорж Бизе и Проспер Мериме, думается, в гробах не перевернулись. «Кармен» на протяжении XX века неоднократно выдерживала эстетический волюнтаризм постановщиков, а самое начало века XXI принесло новый всплеск интереса к вечной истории цыганки и солдата. За неполных пять лет нового тысячелетия снято около 10 фильмов о Кармен, в том числе отметился и россиянин Александр Хван, превративший «Кармен» в криминальную драму новорусского стиля.

На последнем Берлинском международном кинофестивале Гран-при получил южноафриканский фильм U-Carmen e-Khayelitsha, где опера Бизе пропета на языке ксоза в «декорациях» черного южноафриканского пригорода. А стокилограммовая красотка Паулин Малефане, исполнительница титульной роли, получила еще и Серебряного берлинского медведя как лучшая актриса фестиваля. Фильм Марка Дорнфорд-Мэя, как и пермская постановка Георгия Исаакяна, доказывает, что «Кармен» не отягощена этнографической привязкой к Испании. Более того, освобожденная от этой этнографичности, она становится еще выразительнее.

С ними полемизирует испанский киноклассик Висенте Аранда, в 2003 году снявший свою, ультраиспанскую «Кармен». «Нет, она наша и только наша!» - утверждает он вслед за Карлосом Саурой, который еще в 1983 году снял «Кармен» в стиле фламенко.

Словом, любой эксперимент имеет право на существование, если речь идет о «Кармен». Она не терпит заскорузлости. Законов всех она сильней.

Георгий Исаакян и музыкальный руководитель постановки, дирижер Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко Ара Карапетян принципиально отвергают испанскую версию. Карапетян считает, что в музыкальном отношении опера Бизе - типичный представитель французского романтизма, предтечи импрессионизма. Это не испанская музыка. По мнению Исаакяна, «ссохшаяся корка» бутафорской Испании сужает смысл произведения, в котором речь идет не о какой-то стране или о каком-то народе, а о своего рода «Звездных войнах», о столкновении планет - мужской и женской.

Авторским манифестом постановщика можно считать оригинальное танцевальное вступление: пока оркестр играет знаменитую увертюру, сцена не пустует, на ней появляется тореадор с классическим красным плащом, будто эмигрировавший из балета «Дон Кихот». Проделав несколько хрестоматийно-испанских па, он исчезает, но из двух черных матерчатых цилиндров появляются Он и Она - мужчина и женщина, изгибающиеся в трагически дисгармоничных движениях современной хореографии (постановщик танцев - Юлия Трестер). Тореадора больше не будет, а вот Он и Она будут появляться перед каждым из четырех действий оперы, и их отношения будут причудливо соотноситься с отношениями главных героев. Message постановщика абсолютно ясен: мы перевели эту историю с языка «плаща и шпаги» на язык современности.

Для «перевода» Георгий Исаакян воспользовался стилистикой европейского неореализма 1960-х годов. Именно тогда в театральное и киноискусство проникла эстетика быта, именно оттуда прибыли на сцену детали интерьеров санузлов, и хотя постановщики пытаются подчеркнуть французское происхождение оперы, ее героини напоминают Софи Лорен и прочих киноитальянок XX века - размашистых, резковатых, полных собственного достоинства, несмотря на принадлежность к самым что ни на есть социальным низам.

«Перевод» привнес в старый сюжет множество новых мотивов. Каждая деталь сценической бутафории кажется символичной, полной аллюзий. «Школьный» костюмчик невесты Хозе Микаэлы с белым фартучком и ее трогательные бантики кажутся лукавой отсылкой к Набокову, а также к одной из самых рискованных постановок Исаакяна - «Лолите» Родиона Щедрина. Костюмы контрабандистов напоминают о «новых русских», на них же указывает и бильярдный стол, поверхность которого, а также шары и кий становятся атрибутами эротических упражнений на грани вульгарности. Все это требует от актеров особой стилистики, особого такта и вкуса, а от постановщика - умения подобрать идеальный ансамбль.

К счастью, в театре нашлась Кармен именно для этого спектакля - Надежда Бабинцева великолепно смотрится в костюмах и декорациях Вячеслава Окунева, исполненных в духе геометрического и колористического минимализма.

Хозе в исполнении солиста Нижегородского театра оперы и балета Сергея Перминова - трагическая фигура, вызывающая особенно острое сочувствие в эпизоде в притоне контрабандистов, когда, покорный воле роковой красотки, он, облачившись в длинный фартук, моет посуду и чистит картошку.

Роль Мануэлы тонко исполнила Наталья Князева, чем-то неуловимо напоминающая кинозвезду Ингеборгу Дапкунайте.

Некая традиционность осталась разве что в тореадоре Эскамильо в исполнении картинно красивого Владимира Тайсаева. Но ему очень «помогли» постановщики, снабдив эскортом из «надувных» культуристов и физкультурниц с ленточками. В таком обрамлении тореадор, который в новой версии стал популярным спортсменом, воспринимается как фигура комическая.

Вообще, именно в образе Эскамильо и во всем, что с ним связано, наиболее явно выразилась исаакяновская ирония. Ернический привет всем фанатам, всем тем, кто склонен к преувеличенной серьезности, драматизации - словом, приговор ходульному драматизму, картонным страстям.

Вот так, рискованно балансируя между истинной драмой и ироническим парафразом, проходит по сцене «Кармен» в постановке Георгия Исаакяна. Еще один спектакль, в котором мужчина пытается понять загадку женщины. И, может быть, уже почти понимает.