АРЕСТАНТСКАЯ СКАЗКА

В Ныробе прошел день памяти Михаила Романова — дяди первого царя из последней династии

По приказу Годунова зимой 1601 года в отдаленнейшую деревеньку Перми Великой привезли в цепях боярина Михаила Никитича. Почти не заботясь о пропитании узника, держали его в яме, где он и умер спустя несколько месяцев (по другой версии — был задушен начальствующим над конвойными стрельцами приставом Тушиным, который никак не мог дождаться естественного конца своей «командировки»).

Остается загадкой, как эта деревенька в шесть курных изб могла попасть в географический кругозор московских вершителей тайных дел, кто в столице вообще мог ведать о существовании Богом забытой Ныробки. По мнению доктора исторических наук Георгия Чагина, ответ может обнаружиться в государственном архиве древних актов. Да вот только никто из ученых пермяков покуда не сподвигся документально исследовать проблему.

Найдется ли загадке логическое объяснение или же выяснится, что определяющую роль в легендарном сюжете сыграл мистический случай, в любом случае можно отметить: ход Большой Истории, едва коснувшись Ныроба, сформировал вокруг него невыводимую трагическую ауру, на века определил ссыльно–лагерный статус. И в случайном несчастье, закономерно омрачившем этот скудный пропитанием и мизерный существовательным смыслом клочок северного пустынного пространства, ныробчане деловито попытались отыскать и схватить свою удачу. Похоже, поселение было настолько, говоря нынешним языком, депрессивным, что оказаться бы ему вымороченным бесследно в считанные годы — если б не вырытая на его краю яма. Вскорости внимание свое поспешил выказать ныробчанам Лжедмитрий, проявил заботу Василий Шуйский, а уж когда на царский престол воссел племянник замученного здесь боярина, то местных жителей освободили от всех податей, принялись баловать денежными ругами (если опять–таки на современный язык перевести, федеральными субвенциями) и поспособствовали возникновению традиции народного паломничества к месту фамильного царского богомолья.

В советские годы, само собой, память о романовской родне вытеснялась культом нового героического узника — Ворошилова, а когда и первого маршала поминать было не рекомендовано, историческая обоснованность здешнего бытия подпитывалась уже незыблемой пенитенциарной легендой Ныроблага и его наследника, учреждения ВК–240.

Спустя 400 лет актуальной остается географо–экономическая оценка местности: «промыслов ни которых нет и хлеб не родится», а дивиденды с вложений в арестантскую сказку всегда оказывались недостаточны для полного процветания.

Ныроб — не Ипатьевский монастырь, а пытки, которым подверглись в Казани пятеро ныробских мужиков, чьи дети тайком подкармливали Михаила Никитича, заслонены костромским мифом Ивана Сусанина. Причина одна — гиперборейская отдаленность «святого места». Шушенское и Туруханск, конечно, еще подале, так ведь и Клим Ефремыч не равноапостольный персонаж в большевистских святцах. Хоть и ждали здесь в 1913 году приезда императора, но не дождались. Зато через 85 лет у ямы пращура сфотографировалось подозрительное семейство, самозванно титулующееся «величествами»: две дородные дамы и непризнаваемый родней «цесаревич», плохо говорящий по–русски.

А нынче в далекий край удалось залучить Светлану Дружинину, кинорежиссера, с разной степенью успешности эксплуатирующую темы российской истории. Она благосклонно похвалила художественную реконструкцию летописных событий Перми Великой, подготовленную ныробским «Историческим театром на ландшафте». Собственно, постановки этого ландшафтного театра и являются основными содержательными событиями дней памяти Михаила Романова.

В эти дни гардероб местного культурно–делового центра превращается в костюмерную, вешалки заполняются экзотическими нарядами, при каждом — аккуратная табличка: «Князь Шаховской», «Персидские купцы», «Монгольский посол», «Шаманы», «Казаки», «Стрельцы» и т. п. Эвокация теней прошлого поставлена в Ныробе на постоянную и массовую основу, требующую не только значительных финансовых средств, но и непреходящего энтузиазма местных жителей. Рядиться в боярские шубы, стрелецкие кафтаны, персидские шаровары и вогульские ягушки согласны не только школьники–подростки, но и отцы семейств, и почтенные ныробские матроны. С утра по поселку борзо скачут конники с наклеенными бородами, разъезжают телеги, переполненные натюрмортами из поролоновых ананасов и бутафорских жареных поросят. В парке возводится бревенчатый тын с крепостной башенкой, устанавливается мансийский чум.

В соседней Чердыни вовсю светит солнышко, но тут, всего в 50 километрах севернее, погода преподносит свои сюрпризы, и администрирующие дамы вздыхают: «Как девчонки–то в такой холод с голыми животами станут арабский танец танцевать, им бы по сто грамм налить, да нельзя, маленькие еще».

Над ямой Романова недавно воздвигнуто что–то вроде насквозь продуваемой беседки из металлических прутьев, именно беседки, потому что, хоть она и увенчана куполом с крестом, часовней названа никак быть не может — не имеет алтаря. Именно у этого сооружения настоятель знаменитой Никольской церкви служит литию, а пермский камерный дуэт «A Libitum» (электроорган, виолончель) с экуменической толерантностью исполняет невесомую «Хоральную прелюдию» Баха. Ряженые и гримированные ныробчане изображают в лицах, как привозят и заточают боярина Михаила Никитича, хотя, признаться, трудновато разобраться, кто есть кто в затянутой статичной сценке.

Зато чуть позже, когда действие переносится в подготовленные парковые декорации, постановочный размах вбирает в себя несколько столетий впечатляющей этнической архаики, от вогульского Праздника медведя до помпезных и анекдотических эпизодов, воссозданных на основе царских грамот, направлявшихся чердынским воеводам. Тут уж весь Ныроб собирается, и затруднительно определить, предпочитает ли большинство ныробчан роль искренне расчувствовавшихся, хоть и единодушно пренебрегших алкогольным разогревом зрителей, или все–таки перевес приходится на ту половину местного народонаселения, которая со вкусом актерствует, дефилируя в костюмах китайских купцов, извиваясь в индийских плясках, лупцуя по жалобно скрипящим щитам всамделишно тяжелыми боевыми топорами.

Светлана Дружинина, конечно, не могла не одарить энтузиастов комплиментами, ну, а мы все–таки пожелаем «ландшафтному театру» литературно одаренного сценариста и опытного режиссера. Чтобы принять участие в исторических представлениях, в Ныроб наезжают фольклорная группа из Усолья, мастера славяно–горицкой борьбы из Березников — событие явно перерастает узкопоселковые рамки. Требуется в меньшей степени денежная, а в большей — именно творческая помощь, чтобы театрально–исторические реконструкции сделались событиями, ради которых не жалко отмахать несколько сотен километров, оторвавшись от телетрансляций карнавалов в Рио и Венеции.

Урожай картошки на ныробских огородах нынче вполне приличный, но не стоит забывать, что местность эта питаема прежде всего собственной увлекательной историей.