ОРЛЫ И КУРОПАТКИ

"Никто не имеет основания отделять дух от материи, так как, быть может, самый дух есть совокупность материальных атомов".

Семен Медведенко.

На русской сцене с 1896 года жила пьеса, жила счастливо и свободно. Но случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил ее. Пиф-паф.

Нынешние постмодернисты, должно быть, претендуют на ту же роль, что и декаденты в чеховскую эпоху. "Тут претензии на новые формы, на новую эру в искусстве. А по-моему, никаких тут новых форм нет, а просто дурной характер", - 100 лет назад подвела безжалостный итог Аркадина.

Нынешние новаторы дурным характером отнюдь не отличаются, напротив, они чрезвычайно приятны и усладительны. Потому как, сколько ни привлекай для идейных обоснований своего метода изощренные умствования Деррида и Делеза, эпигонский паразитизм на классике ставит эрудированных и не лишенных внешнего литературного блеска авторов в один ряд с сочинителями продолжений "Унесенных ветром" и "Войны и мира" для чувствительных домохозяек. Ведь у более образованной публики коммерческого успеха дурным характером и запахом сценической серы нынче тоже не добьешься. Этой публике подавай иного рода стереотипы - но обязательно стереотипы. Столичным интеллектуалам скармливают аллюзии со средневековой китайской прозой, а для провинциальных эстетов сойдет хрестоматийный Чехов с привоем Агаты Кристи.

Вот Борис Акунин и свел полифоничную и сквозную жанрово "Чайку" к затасканной детективной ситуации: совершено преступление, злодей затаился в ограниченном кружке постоянно присутствующих на сцене персонажей, и детектив-дилетант, воскликнув: "Убийца - один из нас, господа!", берется за расследование.

Нюансы психологии и лабиринты тупиковых версий, коими Агата Кристи так ловко умела провоцировать читательские интеллектуальные амбиции и претензии на "знание людей", впрочем, отсутствуют начисто. Убийцей поочередно оказывается каждый из 8-ми персонажей. Для чего пьеса разбивается на 8 вероятностных "дублей", предоставляющих персонажам возможности с разной степенью убедительности претендовать на роль злодея. Причем если Медведенко, Заречная, Шамраев и даже Сорин обнаруживают хоть какие-нибудь логичные причины жаждать смерти Треплева, то в случаях с Тригориным и Дорном детектив оборачивается примитивной клоунадой самого дурного вкуса.

Тригорин, оказывается, испытывал к Треплеву гомосексуальные чувства и предавался им с таким декадентским пылом, что даже восклицал, жеманясь: "Я - чайка!" (публике в этом месте предлагается реготать). Дорн же прикончил неудачливого беллетриста из экологических побуждений. Треплев, сперва бесцельно подстреливший чайку, взялся за последовательное истребление прочих братьев наших меньших, срывая злость за собственную художественную несостоятельность на петухах и охотничьих собаках своего дяди. А доктор оказался активистом общества охраны животных, этаким гринписовским экстремистом конца XIX века.

Привой Агаты Кристи выродился, таким образом, в имбецильного мутантика. А отделение "духа от материи" в чеховском ресурсе пьесы выразилось в деградации классических персонажей до примитива масок. Материальные атомы Аркадиной, Маши, Полины Андреевны и К°, уцелевшие в версии Акунина, не соединяются в сколько-нибудь цельные духовные сущности. Если Чехов по каким-то ведомым ему причинам обозначил жанр "Чайки", как комедию, то Акунин настаивает на балагане.

"В вашей пьесе мало действия, одна только читка".

Нина Заречная.

Спектакль "Люди, львы, орлы и куропатки" поставил в театре "У Моста" режиссер Виктор Ильев, художник - Юрий Жарков. Сценография решена в тонах, встречающихся на мерзостных запустениях пожарищ. Видимо, погорелая сущность усадьбы Сорина, в которой разворачивается действие, символизирует классовую несостоятельность идеологии русской образованной публики, оторвавшейся от народа, от читателей продолжений "Унесенных ветром". Чеховских персонажей Акунин низвел до масок, поэтому актеры агрессивно размалеваны даже не театральным, а цирковым гримом. Однако подобное режиссерское решение вызывает немедленную ассоциацию с "Персонажами" по пьесе Луиджи Пиранделло, поставленной несколько лет назад в ТЮЗе.

Главным коверным почему-то представлен Тригорин. Но черная круглая шапочка и печальный грим Пьеро дополнены у него веселенькими ромбиками костюма Арлекина. Так что эмблемная сущность этой маски оказывается не по делу амбивалентной.

В дополнение к 8-ми авторским кандидатам на роль убийцы режиссура настойчиво предлагает еще двоих. Безгласный работник Яков что-то уж слишком рьяно в финале спектакля начинает уничтожать улики места преступления, затирая пол пролетарски кумачовой тряпкой. А у чучела пресловутой чайки при этом красным огнем загораются гляделки - вспоминаются "страшные, багровые глаза" приближающегося дьявола из провалившейся пьесы Треплева.

Музыкально-звуковой "подкладке" постановки уделено немалое внимание. Тут и патетический "Dies irae", и назойливая капель с протекающей крыши. Но, честно говоря, чем самодостаточнее звук в театре, тем яснее это свидетельствует о стремлении акустически замаскировать скудную содержательную партитуру драматургического "исходника".

"Пала сцена!.. Прежде были могучие дубы, а теперь мы видим одни только пни".

Петр Сорин.

Будь ты хоть Элеонорой Дузе, хоть Верой Комиссаржевской, хоть Натальей Катаевой, все равно - прочитать один и тот же монолог 8 раз за вечер, повторяя на разные лады одни и те же слова в разных "дублях" - значит, замучить публику до нервных смешков.

Примитивные маски не дают актерам "У Моста" возможности предъявить свои таланты. Потому что элементарно-рефлекторные побудительные мотивы, по прихоти Акунина движущие поступками персонажей, никак не совпадают с одномерной эмблематикой балаганных харь. "Голубой" Тригорин и "гринписовец" Дорн - все равно, что Панталоне-интеллектуал или Петрушка-полицейский. Единственное исключение: Маша в исполнении Марины Шиловой, которой материал акунинской пьесы предоставляет возможность соответствовать эстетике гиньоля и фарса. Да еще привлекает игра опытного Ивана Маленьких (Петр Сорин). Похоже, актер, не увлекшись акунинщиной, просто сыграл незлого и несчастного старика, каким тот выведен в оригинальной "Чайке" Чехова.

...Вот пришлось поругать "У Моста". А все из-за того, что хороший театральный коллектив на этот раз не учел единственное обстоятельство: вторая свежесть противопоказана не одной лишь осетрине.