СТРИПТИЗ С ЮМОРОМ
Воспоминания Евгения Сапиро
Продолжение. Начало в №№44, 45 за 2001 год, №№1-9 за 2002 год.
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ. "ФИЗИКИ" И "ЛИРИКИ"
На фоне университета с его "разболтанными" теоретиками, яркими "филологинями" и "биологинями", демократичным ученым советом, в котором еще сохранился дореволюционный профессорский дух, политехнический чем-то напоминал воинскую часть. Продолжая военную аналогию, могу уточнить и род войск: строительные войска, стройбат. Бдительный читатель поймет, что аналогия - не самая лестная. Возникла она по следующему поводу.
В 1965 году завершалось строительство второй очереди главного корпуса ППИ на Октябрской площади. Строили "хозяйственным способом", с массовым привлечением дармовой рабочей силы - студентов (стройбат - тоже дармовая, подневольная рабочая сила). Я некоторое время был участником этой стройки в качестве прораба, ответственного за укладку паркетных полов (обеспечивал "половую жизнь"). Проработав на металлургическом заводе, я знал, что такое хорошая организация труда. Та суета, бестолковщина и неорганизованность, которые царили на этом объекте, не имели ничего общего с организацией. Но это никого не беспокоило, считалось нормой.
Политехнический постоянно и интенсивно строился. В центре (главный корпус), в Балатово (общежития), затем за Камой (комплекс). Строительство было нелегкой, но любимой ношей ректора Михаила Дедюкина. М. Дедюкин не жалел сил, чтобы ППИ был передовым советским вузом.
Передовой советский вуз - это не только научная и учебная деятельность. Это и показуха, прыть в исполнении всяческих починов. Любимцами ректора, наряду со строителями, были живчики-общественники (общественницы), корифеи выставок и асы красивой отчетности.
Ректор университета Виктор Живописцев тоже был из категории ректоров-строителей. И тоже хотел, чтобы университет был передовым советским. Глядя на него, я вспоминал анекдот, опубликованный в 1970-е годы в "Литературной газете".
Двое в ресторане обращают внимание на седовласого посетителя, показывающего характер уже взмыленному официанту.
- Это кто такой крутой?
- Вообще-то он профессор математики, но выдает себя за модного портного.
Виктор Петрович Живописцев тоже много построил, при нем университет вырос количественно и качественно. И все же, на мой взгляд, В. Живописцев не мог вытравить из себя крупного ученого, выросшего в традиционно интеллигентной и позитивно консервативной среде первого на Урале университета, не мог всерьез относиться к несерьезным делам - вроде "передовых починов". Он больше выдавал себя за ректора-строителя и ректора-передовика, чем был им. По крайней мере, по сравнению с М. Дедюкиным.
Сравнение политехнического и университета выявило еще одно существенное различие. К тому времени я уже разделял руководителей на две группы. Одни старались иметь в заместителях безынициативных, но старательных исполнителей, которые без "шефа" ни шагу. Другие подбирали ярких, энергичных, подобных себе. Два проректора университета (В. Попов, И. Печеркин) были вполне конкурентоспособны по отношению к ректору, В. Живописцеву. М. Дедюкин тяготел к первой группе.
Когда 31 декабря 1999 года Борис Ельцин назвал имя своего преемника Владимира Владимировича Путина, вспомнилась подобная процедура пермского масштаба более чем десятилетней давности - передача ректорского "жезла" из рук Виктора Петровича Живописцева молодой смене. Что общего было в этих событиях? Имя "наследника" (Владимир Владимирович Маланин). Тщательный, заблаговременный его подбор (правильность которого подтвердила плодотворная деятельность В. Маланина на ректорском посту в годы, оказавшиеся для высшей школы самыми сложными).
Особенно разительным было отличие партийных комитетов этих двух вузов. Я не был членом парткома ППИ, но представляя факультетское партбюро, довольно часто присутствовал на его заседаниях. В ПГУ трижды избирался в члены парткома.
Без доли лицемерия партийная работа была невозможна. Но если в университете эту составляющую пытались не выпячивать, а, наоборот, приглушить, то в политехе демонстрировали, зачастую с щенячьим восторгом. В первую очередь это касалось новых форм социалистического соревнования, поддержки решений ленинского ЦК, борьбы с тлетворным влиянием Запада.
Конечно, в университете тоже соблюдались общие правила партийной игры. Но наворотить такого, чтобы потом было стыдно перед людьми и собой - это случалось редко. К подобным случаям отношу разборку по поводу постановки студенческим драмкружком пьесы Петрушевской.
Все мои парткомовские "три срока" "человеческое лицо" парткому во многом придавал его секретарь Валерий Реутов - грамотный юрист, интеллигентный и порядочный человек. На роль "держиморды" он не годился по определению, в любых ситуациях не терял чувство юмора.
Как-то он пригласил меня к себе и, когда мы остались вдвоем, достал из стола письмо. Это была анонимка, в которой до парткома доводилась информация о неправильной кадровой политике заведующего кафедрой профессора Сапиро. В частности, Сапиро оставил на кафедре выпускницу Г., свою любовницу. Я прочитал "телегу" и вернул ее секретарю парткома, собираясь отвечать на наводящие вопросы. Он, взяв листок из моих рук, разорвал на клочки и выбросил в мусорную корзину. "Ты хоть бы для вида проверил, Валерий Павлович". "А чего проверять? Я же знаю Г. Совсем не в твоем вкусе".
На заседаниях парткома я обычно сидел рядом с юристом Валерием Похмелкиным - отцом ныне известного депутата Госдумы. Мы оба были убежденные марксисты, свято чтившие слова классика "ничто человеческое нам не чуждо". Когда юные филологини выступали перед парткомом, чтобы получить рекомендацию на зарубежную языковую стажировку, мы с Похмелкиным-старшим радовались за нашу великую социалистическую родину, если внешний вид претендентки соответствовал нашим (уверяю вас, неплохим) вкусам. И, наоборот, негодовали, если из-за какой-то нескладной девицы закордонное прогрессивное человечество получит ложное впечатление о самой прекрасной части советского общества. К чести деканата и партбюро филологического факультета, огорчали они нас редко. Девочки были на высоте.
Помню случай, когда заседание парткома чуть не было сорвано. Накануне я услышал анекдот.
Зарубежные СМИ распространили по всему миру жесточайшую порнографическую сцену: он и она. Был объявлен конкурс с миллионным призом за лучшую, оригинальнейшую надпись к фотографии. Когда компетентное жюри подвело итоги конкурса, выяснилось, что все первые 5 мест завоевал... простой советский человек! На вопрос: как ему это удалось, последовал ошеломляющий ответ: "Я взял первый попавшийся номер газеты "Правда" и выписал из нее подряд 5 заголовков".
Чтобы читатель представил реализм этого анекдота, я нашел в своем архиве "Социалистическую индустрию" (газета Центрального комитета КПСС) от 22 июня 1988 года. Ниже приведены 12 из 16 заголовков номера: "Совместный эксперимент", "Жизнь в полный рост", "Из кабинета - в кабинет", "Решали секунды", "За безъядерные зоны", "Когда стихают страсти", "Работа без тайн", "И вспыхнула зависть", "Трудовой рапорт Донбасса", "Переговоры сорваны", "Опять диктатура", "Сессия в прямом эфире".
А теперь представьте, что перед вами фотография пары, слившейся в экстазе. Ну и как вам любая из приведенных надписей под фотографией?
После полутора часов заседания парткома был объявлен перерыв. В коридоре напротив двери парткома, на стене всегда висела свежая "Правда". Я рассказал этот анекдот В. Реутову и подвел его к газете. Эффект был потрясающий. Как настоящий коммунист, Валерий Павлович не мог не поделиться открытием с товарищами по партии. В результате перерыв затянулся: взгляд на заголовок любого документа, лежащего на парткомовском столе, вызывал все те же ассоциации и гомерический хохот.
В ППИ и ПГУ разными были не только руководство, преподаватели, партком, но и студенты. Все-таки различная концентрация гуманитариев на один квадратный метр площади сказывалась. Если студенты-"политехи", валявшие дурака на лекциях, убивали время игрой в "морской бой", то университетские в той же ситуации читали художественную литературу. Чаще всего, приличную.
Обнаружив "читателя", я временно конфисковывал у него книгу - почитать самому. Возвращая, делился впечатлениями. Подозреваю, что потом мне кое-что интересненького подкладывали специально.
Даже туалетный юмор у "физиков" и "лириков" был качественно отличным.
ППИ:
Для царя - кабинет,
Для царицы - спальня,
Для проректора - буфет,
Для студента - сральня.
ПГУ:
Совсем иные здесь сюжеты.
Совсем другое здесь кино.
Среди говна - мы все поэты,
Среди поэтов все - говно.
Не знаю, каким я был в глазах своих студентов. Наверное, достаточно далеким. А в душе они были и остались моими детьми. Сварщики, литейщики, инженеры-экономисты - студенты политехнического. Университетские кибернетики, плановики и бухгалтеры. Никогда не выпячивал "отцовские" чувства наружу - детей так легко избаловать. Внешне это отношение проявлялось лишь в одном. Со своими студентами я всегда был на "ты". Но если они меня подводили, если на экзамене дело шло к двойке, переходил на "вы". Я и сегодня радуюсь, когда узнаю, что у кого-то из моих студентов жизнь, карьера складываются хорошо. Огорчаюсь, когда их преследуют неудачи.
Прошло 10 лет с тех пор, как я покинул университетскую аудиторию. И самым моим "младшеньким" уже за 30. Они уже большие, все понимают. Таким уже можно признаться в любви.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.