Борис КОНОПЛЕВ: БЫЛО ТАК, КАК Я ГОВОРЮ…

Интервью бывшего первого секретаря Пермского обкома КПСС

- Борис Всеволодович! Собирала материал о вашей жизни и почти ничего не нашла: практически нет информации. Вы были как китайские вельможи - так же закрыты, хотя задачи решали грандиозные.

- Очень скупо раньше информацию давали. Принцип был такой: о всяких руководителях писали очень скромно и немного.

Краеведческой литературы о Пермской области вообще очень мало. Объясняется это, наверное, тем, что город и область раньше были закрытыми. Писать можно было разве что о паровозоремонтном заводе имени Шпагина. Об остальных - нельзя. Секретность была серьезной.

- И фотографий хороших того времени очень мало...

- Не принято было, чтобы визиты фотографировали, а тем более - чтобы снимали для телевидения. Есть только любительские снимки, или на заводе - для многотиражки - заводской фотограф делал что-нибудь.

- Из-за недостатка информации ваше имя прочно обросло легендами. Давайте так: я буду рассказывать, что люди говорят о вас, а вы - правда это или нет.

- Хорошо-о-о.

- Рассказывают, что, когда вы учились в авиационном техникуме, то жили в одной комнате с Борисом Изгагиным, бывшим директором завода Свердлова.

- Да. Я жил в деревне, закончил семилетку. В нашей школе даже математики не было. Решил поступать в речное училище. Мне казалось, что самое интересное - быть капитаном парохода. Случайно в поезде разговорился со средних лет человеком. Он говорит: пойдем со мной сначала, авиатехникум посмотришь. Ну и кончилось тем, что я отдал документы именно туда.

В комнате, где жили абитуриенты, наши кровати с Изгагиным стояли рядом. Ему было легко, он все экзамены на пятерки сдал и не сомневался, что поступит. А я переживал. По математике получил двойку. Смотрю, а меня все равно приняли. Но стипендию не дали. Из дома помощи не было: у меня 4 брата младших и сестра. Кроме картошки - ничего. Дальше невозможно стало жить, и пошел я в ремесленное училище при заводе Свердлова узнавать, можно ли туда перевестись. Там давали и обмундирование, и стипендию, и питание было. И практику они проходили, значит - подзаработать можно. Там меня пообещали принять. Пошел я в техникум за документами.

Завуч Алексей Иванович Бобровников (потом он стал директором Очерского завода - С. Ф,) расспросил меня, в чем дело. Так и так, говорю. "Ты обедал сегодня?" - cпрашивает. "Нет". Он достал из портмоне рубль и дал мне: "Сходи сначала пообедай, потом поговорим". Пообедал я, настроение изменилось. Пообещал он мне стипендию, я и остался. Действительно, через несколько дней мой вопрос решился. Если бы не он, путь у меня был бы другой.

Изгагина распределили на завод Сталина, меня - на строящийся тогда завод Калинина (ныне АО "Инкар" - С. Ф.). Первым моим начальником был Владимир Яковлевич Далингер (технический директор завода имени Дзержинского до войны. Его и еще пятерых директоров нарком промышленности СССР Серго Орджоникидзе наградил в свое время автомобилем. В конце 1930-х годов Далингер 1,5 года пробыл в заключении. Затем стал главным контролером завода имени Калинина. В 1942 году стал директором завода имени Дзержинского, а потом - заместителем министра боеприпасов - С. Ф.).

Помню такой случай. В один из дней я остановил цех. Говорю: "Наведите порядок". Начальник цеха сказал два русских слова и пошел к Далингеру: "Уйми пацана". Далингер поддержал меня и говорит: "Иди в цех и расскажи, как надо делать". Вернулся я в цех растерянный и беспомощный - умения объяснить, как именно нужно делать, у меня не было. Говорю: "Пусть работают дальше". И на всю жизнь этот случай запомнил: не разбираешься - не командуй.

- Есть легенда, что орден Красной Звезды вы получили за то, что были лучшим начальником литейного цеха в годы войны. Там заболели туберкулезом, потому что были ужасающие условия работы - в войну об охране труда никто не думал - и потому были вынуждены перейти на партийную работу.

- Да, в цехе за 3-5 метров не видно было ничего от чада. Работали на каменноугольной смоле. Туберкулез действительно был.

- Рассказывают, что когда вы были парторгом на строительстве Камской ГЭС, то знали по имени и в лицо всех рабочих.

- Нет, это невозможно: там было около 20 тыс. человек. Но основных, конечно, знал. Это было самое крупное строительство в то время в стране. Стройка была хорошо оснащена. На ней работали много заключенных. Они меня называли не "товарищ парторг", а "гражданин парторг".

- И вы среди них организовали не социалистическое, а трудовое соревнование.

- Да. Там была большая группа так называемых "пораженцев". Те, кто, например, в войну говорил, что наши самолеты плохие, немецкие лучше, что мы проиграем. Это были хорошие люди, незлые. Они жили в отдельном лагере. У них была чистота и порядок. Во втором лагере, где Лаврова городок (Молодежный - С. Ф.) жили бандюги и шпана. Они, конечно, делали себе навесы, салоны, где некоторые отдыхали, а другие за них работали. Я в их барак без охраны заходил. Только иногда - с кем-то. Ни одного случая не было диверсии или еще чего-то. А ведь они с лопатами работали, кирками. Легко могли, если бы захотели, что-нибудь сделать. А я еще ночью любил ходить по строительству. Меня предупредили, чтобы не ходил: "Как стукнет кто-нибудь тяпкой". Я стал осмотрительнее, не так беззаботен. Перестал ночью ходить.

- Рассказывают, что вы возглавляли комиссию по спасению космонавтов Леонова и Беляева. И Леонов, когда бывает в Перми, останавливается у вас дома, а не в гостинице.

- (Смеется). Действительно, когда Леонов приезжает в Пермь, он первым делом идет в эту квартиру. Но останавливается он всегда в гостинице. Ну, если хотите знать, как все было...

Я работал председателем Пермского облисполкома и приехал домой пообедать. Звонит первый секретарь обкома Галаншин: "Немедленно приезжай. Звонил Устинов и говорит, что космонавты должны приземлиться севернее Перми". Я говорю: "Если вертолет на ходу, то я сейчас полечу в ту сторону". И полетели по той стороне Камы. Тайга, ничего не видно. Решили останавливаться в каждой деревне. В третьей по счету мальчишка говорит: "Я слышал. Там взрыв был". Полетели в ту сторону. Через 10 минут полета видим - висит на ели огромный оранжевый парашют. По нему и определили, что космонавты - там. Зависли над ними. Люк открыт. Леонов машет нам рукой. По рации, через Березники, связался с Галаншиным: "Космонавтов обнаружили, можем сейчас поднять их в вертолет". Тот связался с Устиновым. Передают мне: "Никакой самодеятельности! Их должен забрать специальный эвакуационный отряд" и категорически запретили мне что-нибудь предпринимать.

У нас с собой было 3 комплекта зимнего летного оборудования, которые мы у начальника аэропорта перед отлетом взяли. Сбросили им. У летчика сумка с продуктами была - тоже сбросили, и еще топор. Они все нашли, кроме топора, снег был глубокий. Отлетели на 7-10 км, приземлились на подходящем под площадку месте. Возникла мысль слетать в ближайший лесоучасток. Привезли оттуда 5 человек с мотопилами. Решили, что одного из них нужно командировать помогать космонавтам. А ветер был! Ну, и сказали им: кто сможет подняться и спуститься по веревочной лестнице в вертолет, тот и полетит. Вася не струсил. Васю Наседкина и отправили к космонавтам. Этот Вася здорово им помог: разгреб снег, разжег костер, там они и переночевали.

- Послушайте! Но это же очень сильно расходится с официальными версиями! В советское время было принято считать, что их спас лесоруб. У меня в детстве была книжка, там рисунок: лесоруб с мотопилой, естественно, "Дружба", смотрит, как парашют с ракетой спускается в тайгу. Якобы он тут же кинулся за 20 км в ближайший поселок и оттуда уже пришла техника и люди. Сейчас принято драматизировать те события: якобы космонавты без помощи сидели в тайге несколько суток, обернувшись в парашют.

Недавно в одной из березниковских многотиражек другую версию прочитала под заголовком "Неизвестные подробности аварийной посадки". В ней говорится, что охотник Федосеев из деревни Васькино ставил ловушки на куниц, как вдруг услышал треск сучьев и увидел железный шар, застрявший между соснами. Федосеев подошел к шару и открыл люк, а Леонов ему и говорит: "Мы - советские космонавты. Совершили вынужденную посадку. А вы спасли нам жизнь. Спасибо, товарищ". Якобы запаса воздуха в кабине оставалось на 1,5 часа, и их ждала неминуемая смерть.

- Да много чего рассказывают! Было так, как я говорю. Леонов уже и сам верит, что он 3 суток в лесу был.

- А на самом деле сколько?

- Около 14 часов они приземлились. В 16 часов мы их обнаружили. Васю им спустили около 19 часов вечера. На следующий день снарядили к ним людей с лыжами, и 7 км они шли 3 часа, потому что идти пришлось через сплошной бурелом.

Кстати, в день посадки, вечером в Березниках стали собираться самостоятельные группы - парни и девчата хотели идти на лыжах в лес спасать космонавтов. Мы им это категорически запретили: потеряются, их еще самих спасать придется.

- Еще легенда. Был такой маршал Устинов, нечеловеческой работоспособности человек. Он часто бывал в Перми. Всегда, когда его маршрут пролегал через наш город, он заезжал. Рассказывают, что на некоторые заводы вы с ним ездили даже ночью.

- Да... Огромной работоспособности был человек. Он спал часа по 4. И вот однажды приехал он, а мне надо было затащить его на кабельный завод. Он отказывался: "Не мое ведомство, я туда не поеду". А я директору кабельного завода говорю: "Не уходи домой, хоть ночуй на заводе". В 12 часов ночи мы закончили разбор ситуации и приехали-таки на кабельный. Там же решили вопрос о строительстве нового корпуса производства кабеля для космоса. В 3 часа ночи поехали по домам. Устинов всегда останавливался в деревянном доме, который принадлежал заводу имени Ленина (ныне - АО "Мотовилихинские заводы" - С. Ф.). Сейчас его снесли уже.

- Там гостиница была?

- Да нет, обычный дом, только заводу принадлежал. Ничего там особенного не было, разве что биллиард в одной из комнат стоял.

Помню, однажды сидим с ним в этом доме, времени около 5 утра было. Устинов и говорит: "Надо бы нам завтра на завод Дзержинского приехать минут за 20 до 8 часов утра, хочу посмотреть, как начинается работа". "Хорошо", - говорю. Поехал домой, душ принял, рубаху переменил и обратно. А он уже возле дома ходит: "Думал, ты уж не приедешь".

Хорошие у нас с ним отношения были, неформальные. Да и с другими членами политбюро - тоже.

- Еще легенда: каждую субботу Коноплев садился на машину и ехал на предприятия области (в будние-то дни текущими делами был занят). В год на каждом предприятии региона Коноплев бывал дважды, потому и знал всю динамику развития промышленности.

- Ну-у-у. Это преувеличено. Много ездил я по области в 1970-е годы, когда велось огромное строительство. Одну треть времени проводил за пределами Перми.

- У вас три ордена Ленина и каждый - за что-то особенное.

- Первый - за строительство Камской ГЭС. Я там был парторгом. Второй - за выполнение программы увеличения производства минеральных удобрений. Мы построили 3 калийных комбината и 2 - азотных удобрений. Мы же много строили: например, цех холодного проката в Лысьве, фталевого ангидрида на заводе имени Орджоникидзе, "Метанол" в Губахе. Почти все эти стройки были в директивах съездов.

Вообще, в годы так называемого застоя в Пермской области шла самая напряженная работа: строительство велось небывалыми темпами, и объемы были огромные. Чайковский строился, Лысьва, Добрянка, Коми-округ... Мы Кудымкар в город превратили! Я же от Коми-округа дважды депутатом Верховного Совета был...

Третий орден дали в связи с 60-летием.

- Есть легенда, что в Перми собирались построить автомобильный завод - тот, что впоследствии разместили в Ижевске.

- Было такое. Звонит Устинов: есть решение строить у вас автомобильный завод. Очень настойчив был. А у нас единодушия не было. Солдатов, тогда председатель совнархоза, был категорически против: он считал, что это отнимет много и ресурсов, и людей. Пермь, по его мнению, должна была оставаться авиационной. Он даже завод имени Октябрьской революции (ныне АО "Велта" - С. Ф.) предлагал перепрофилировать для производства вертолетных редукторов. Галаншин, тогда первый секретарь обкома, - ни "да" ни "нет", никуда не склонялся. Я был за строительство завода. Ну, и решили спустить это на тормозах. Пермь благодаря этому проекту могла бы вырасти еще тысяч на 200 жителей. Ижевск преобразился за счет этого завода.

- Есть ли еще какие-то проекты, которые не осуществились, и вы об этом жалеете?

- В Перми мы осуществили все с запасом лет на 20 вперед.

С "Пермнефтеоргсинтезом", конечно, "попали". Вначале его строительство планировалось очень небольшим - 1,5 млн тонн переработки. А потом пришлось увеличить раз в 10. Возникла угроза экологии. При мне началась реконструкция ПНОСа и строительство очистных, хотя надо было его еще дальше от города разместить. Но мы даже представить себе не могли, что это будет такой гигант.

Не полностью осуществлен проект развития Чайковского. Там тоже планировалось строительство автомобильного завода. Это был новый проект, который возник уже после осуществления Ижевского. Не закончили завод синтетического каучука. Это был огромный проект. Времени не хватило, не достроили. Пустили только первую очередь. Мы с Устиновым приезжали на этот завод. Он и говорит: "Это ты опять добился! У вас и так тут все понастроено!"

Хотя, если говорить о Чайковском, то там планировалось еще и строительство атомной станции. Нас за горло с этим брали.

- Еще легенда. Михаил Назаров, первый секретарь Чайковского горкома, получил звание Героя Соцтруда во многом благодаря вам. Это был первый случай в СССР, когда это звание было присвоено партийному работнику.

- Этот человек был достоин этого. Это правильно и это заслуженно. Он многое сделал для развития Чайковского.

- В Пермской области было еще два "нетипичных" Героя Соцтруда, полученных "под вашим руководством" - его получили директор Кишертской средней школы Леонид Дробышевский и директор Очерской спецшколы Георгий Сологуб.

- В Очерской спецшколе я всякий раз бывал, когда через те места проезжал. И учеников знаю, и воспитателей. Когда только спецшколу там строили, очерцы возмущались. А когда директор первый раз в школу приехал, то ребята собрали все матрацы и сожгли. Так его встретили... Но он порядок быстро навел. Потом некоторые из армии приезжали в отпуск не куда-нибудь, а именно к директору.

- Рассказывают, что дачу вы построили уже после того, как вышли на пенсию и машину тоже только после этого купили.

- Да, дачу в Жабреях мне трест №14 построил. Я уплатил за нее деньги. Это произошло до того, как резко изменились цены, в декабре 1989 года. Дом на 3 окна, в хорошем месте.

Машину купил старшему внуку тоже уже когда был на пенсии. Сам на ней не езжу и никогда не ездил.

Я хочу сказать, что слухи о наших высоких заработках - это миф. Например, когда я был парторгом на Камской ГЭС, моя зарплата была в 3 раза ниже, чем у начальника строительства. Был даже такой случай. У нас тяжело заболела дочь, жене нужно было везти ее на юг. Так ведь даже шторы пришлось продать - денег не было. А нагрузки были... Не все выдерживали эти требования и этот ритм.

Много было разговоров о "золоте партии". Я же знал, как живут секретари ЦК КПСС и министры. Разве можно сравнить современные дачи "новых русских" и дачи министров тех лет? Никакого сравнения. У последних - обычно скромный домик и все.

- Есть легенда, что когда Солдатов (директор завода имени Свердлова в годы войны) уже жил в Москве, то перед его смертью вы оказали ему одну очень важную услугу. Он уже очень болел. И когда вы ему позвонили и спросили, не нужно ли ему чего, он попросил машину. Ему сложно было передвигаться. И вы ему помогли.

- Да. Ему предоставили возможность купить за свои деньги "Волгу".

- В Перми никогда не перекрывали движение, как это происходило в других регионах, когда ехал первый секретарь. По легенде, вы обычно ходили на работу пешком и без охраны.

- Это действительно так. Те, кто знал и хотел какой-то вопрос решить, пристраивались и шли рядом. Но я маршрут иногда менял.

- А об этом нет даже легенд. Никто не знает, как именно состоялось ваше назначение в, скажем так, высшие эшелоны Пермской власти?

- После строительства Камской ГЭС мне предложили стать первым секретарем горкома. Я отказался, так как был к этому не готов. Закончилась городская партийная конференция. Обычно сразу же после нее проходит первый пленум, который и избирает первого секретаря. (Это примерно соответствует собранию акционеров, которое избирает совет директоров, а уже тот - председателя совета директоров - С. Ф.) А тут - пленум перенесли на следующий день. Все смекнули: что-то не так. На следующее утро вызывают меня вновь, опять предлагают стать первым секретарем. Я, неожиданно даже для самого себя, говорю: "Пусть Ястребов (лауреат Сталинской премии за лучшую в мире солдатскую каску - С. Ф.) станет первым, а я - вторым". И - избрали. Но поработать нам удалось немного. Ястребов через несколько месяцев заболел и был переведен в ЦК. И все равно пришлось первым секретарем стать мне. 7 лет был я на этой должности. Потом стал вторым секретарем обкома, председателем облисполкома.

Так что я ступенек не перескакивал. Когда встал вопрос о первом секретаре обкома вместо Бориса Короткова...

- Говорят, он ушел по болезни.

- Да, он очень болел. У него был инсульт, и область почти год оставалась без первого секретаря. Я знал, что кроме моей, других фамилий-кандидатур на эту должность не называлось. Была беседа в ЦК КПСС у Брежнева.

Я хорошо знал аппарат. И без труда вошел в эту должность. Пришлось непросто. 3 секретаря находились уже в предпенсионном возрасте, нужно было их сокращать, но все прошло нормально.

Окончание в следующем номере.