«ГИГАНТ ХИМИИ»

Так называлась газета, которая в 1930-е годы издавалась на азотно-туковом комбинате имени Ворошилова. Газета правильно отражала положение вещей: в химической отрасли СССР тогда не было ничего более грандиозного, чем новый завод на севере Пермской области, который дал начало и городу Березники, и всей советской азотной промышленности, и передовым методам земледелия одной шестой части суши, и даже сделал оборону Страны Советов по-настоящему неуязвимой.

Даже не верится, что это все о нем - об акционерном обществе "Азот".

Решение строить завод в Верхнекамье было чистой воды авантюрой. На это могли пойти только люди, не имевшие опыта больших строек. В тайге, где большинство населения продолжало жить в средневековье, носило зипуны, и, зевнув, крестило рот, предполагалось выстроить огромное, сложное, дорогостоящее сооружение, которое должно было обслуживать большое количество только высококлассных специалистов. Иначе все взлетит в воздух, потому что производство, которое предполагалось здесь разместить, было еще и опасным. Смертельно опасным.

Впрочем, выходов у молодого, авантюрного советского правительства было немного, по большому счету, всего два: или строить, или нет. В первом случае была надежда еще продержаться. Во втором такой возможности не было. Дело в том, что все пороха в то время, а значит, и боеприпасы, производили с помощью так называемой чилийской селитры, встречающейся только в Чили, которая была главным и единственным экспортером природного нитрата натрия. В первую мировую войну ученые Германии изобрели ее заменитель - синтетический аммиак. Благодаря этому война продолжалась не несколько месяцев, а несколько лет: блокада, прекращение поставок селитры из Чили ни к чему не привели. У Германии были свои компоненты для пороха, поэтому надежды союзников на то, что скоро у врагов иссякнут снаряды, не оправдались.

В СССР, находящемся, как тогда говорили, <в капиталистическом окружении>, прекрасно понимали: или у них будет свой синтетический аммиак или первый же вооруженный конфликт кончится поражением. Достаточно прекратить в страну экспорт этого химического продукта, чтобы замолчали <красные> пушки, пулеметы и винтовки.

Был и еще один аспект - мирный, но тоже очень важный в то время. Синтетический аммиак является одним из компонентов при производстве азотных удобрений, применение которых в сельском хозяйстве позволяет резко повышать урожайность. Когда в повседневном употреблении находятся слова <продразверстка> и <продналог>, а голод становится важным внутриполитическим фактором, решение этой проблемы становится политическим вопросом.

Удобрения тогда называли <туки>, поэтому уже в проекте завод назывался <азотно-туковым>. Впоследствии ему присвоили имя Клима Ворошилова, что недвусмысленно указывало на военную миссию предприятия, а также на то, что осуществлять проект пришлось по сути <с саблей наголо>. Это была настоящая война: с природой, со стихиями, с техникой, с людьми, и, конечно, с интригами. На первом этапе главной интригой была такая: в каком месте строить завод.

ГДЕ БУДЕТ ГОРОД ЗАЛОЖЕН?

Были люди, которые выступали против строительства химического комбината на севере Пермской области. Они хотели, чтобы этот завод был расположен в Перми.

Это были влиятельные лица - городские власти Перми, и аргументы у них были серьезные. <Где взять столько людей в такой малонаселенной местности для строительства завода?> - спрашивали они и сами отвечали: <Только в Усолье. Значит, придется строить дорогостоящий мост через Каму>.

Но главным было другое: площадка, которую отвели под завод в Березниках, находилась на месте старых соляных варниц и была буквально <исколота> скважинами. <Подземные пустоты приведут к усадке грунта, а значит, к неизбежной аварии>, - говорили пермяки.

И еще - весной то место, где должны построить завод, сильно затапливало. Причем раз в 100 лет паводок бывал очень большим. Аргументом служили данные за 1914 год, которые свидетельствовали: комбинат на этом месте строить нельзя.

Против строительства на утвержденном Главхимом, Химстроем и Северохимтрестом месте выступил начальник, как тогда называли, <построечного> управления В. Петров: <Это вредительство, - говорил он, - исследовательские работы, по всей видимости, проводились наспех. Завод должен стоять на возвышенности>.

Приехала комиссия из Всехимпрома и... оставила все как есть. Петров строить отказался и, по официальным данным, уехал. Шел 1929 год, и тогда еще можно было просто уехать. Вместо него руководить стройкой назначили Михаила Грановского. Того самого, который за пределами Березников известен главным образом тем, что был начальником лагеря на Колыме, в котором отбывал срок писатель Варлам Шаламов.

Итак, завод стали строить в Березниках. Рядом были две транспортные артерии: река и железная дорога. Уголь возили из Кизела, что в 90 км, кокс - из Губахи, это в 120 км. Вода, так необходимая в технологическом процессе, была рядом, в Каме, а люди... Люди на стройку ехали отовсюду.

ПЕРВОСТРОИТЕЛИ

Слухи о том, что рядом с Усольем будут строить новый завод и новый город, большой, как Пермь, разлетелись быстро. Первыми на заработки потянулись те, кого позже стали называть <шабашниками>. Тогда они были объединены в артели. Особенно много было курганских и казанских артелей. В числе последних приехал и Мирсаид Ардуанов, который в Березниках чтим чуть меньше Ленина: рядом с заводоуправлением АО <Азот> находится его бюст, в местном краеведческом музее - его орден Ленина, а его именем названа улица.

<Все наши мечты были о заработке - как бы побольше домой послать>, - простодушно пишет он о том времени в своих воспоминаниях. Платили на стройке хорошо. Артель, состоявшая из татар, многие из которых не то что читать-писать - говорить по-русски не могли, работала как заведенная: ни прогулов, ни пьянства, только перевыполнение нормы. Они были на редкость выносливы и безотказны. В результате пришел к ним в барак однажды председатель постройкома и сказал: <Мы решили считать вашу артель не артелью, а бригадой ударников>. Так и вовлекли их в социалистическое строительство.

На стройках и заводах ударников тогда не особенно любили: из-за них всем нормы повышали, а заработки - нет. Вот и ардуановскую бригаду некоторые так ненавидели, что, подкараулив их однажды, убили лучшего ударника Мустафу, а нескольких человек ранили. Нападавших нашли: они думали, что им дадут <по пьяному делу>, а их судили <за контрреволюцию>.

О быте того времени говорит такая деталь: когда нарком Орджоникидзе, будучи на стройке, решил посетить прославленного бригадира Ардуанова, то, придя к нему неожиданно в гости, увидел, как семья пьет чай, сидя на полу. <А где же у тебя, Ардуанов, дети уроки готовят?> - спросил потрясенный нарком. <На подоконнике, товарищ Серго>, - честно ответил первостроитель. <Неужели вы не могли изготовить полдюжины стульев и пару столов для лучшего строителя?> - строго спросил нарком у директора завода. И, уходя, обратился к Ардуанову: <Приедешь в Москву, заходи ко мне - гостем будешь>.

К слову сказать, тогда в магазинах Березников не было ни мебели, ни носков, ни стаканов, ни носовых платков.

Через год Ардуанов поехал в Москву отчитываться о досрочном выполнении заводом плана 1934 года. Орджоникидзе узнал его. <А, Ардуанов, здравствуй! Стулья купил или все еще чай пьешь на полу?> <Купил, товарищ Серго, купил>.

Впоследствии Ардуанова избирали членом ЦИК СССР, делегатом VII и VIII съездов Советов. Для него сказка стала былью: <Лег я на койку, гляжу на орден, на изображение Ленина и никак не могу поверить себе, что был в Кремле, только что говорил с главой государства, я - бывший батрак, малограмотный грузчик и землекоп>.

Бригаду Ардуанова никто не мог победить. Рассказывают, что только однажды их превзошли две комсомольско-молодежные бригады.

Комсомольцы (два эшелона) прибыли по путевке ЦК, и встречали их с оркестром. <Нет, это неплохо - брать с боем века, ведь зреет эпоха в Березниках!> - было написано на одном из вагонов. <Зима. Январь, - вспоминает один из них. - Когда в Москве давали путевку, предупреждали: Верхнекамье - глушь. Между прочим, туда ссылают. Из Москвы выехал щеголем, в ботиночках, в пальто, перешитом из солдатской шинели, и в фуражке ленинградской одежды. В Москве - 27 градусов, в Перми - 40. Рука сквозь перчатку пристает к ручке двери вагона>.

Чтобы верно отразить пафос великой стройки, приехал и большой писатель Константин Паустовский. <Разве в Москве можно понять, что значит индустриализация или овладение передовой западной техникой, - писал он. - Никогда! (...) Это надо видеть, надо глупеть от недоумения, надо болеть от масштабов и контрастов. Только тогда вы поймете, что происходит в СССР. Происходят вещи, перед которыми мировая история не заслуживает внимания и вызывает зевоту>.

Речь в этом отрывке идет о строительстве ТЭЦ для химкомбината, которая в настоящее время известна как ТЭЦ-4 АО <Пермэнерго>.

А вот что Паустовский пишет о строителях химзавода: <Их нельзя поразить ничем. Скажите им, что надо выстроить вторую Эйфелеву башню для нужд комбината, и они начнут ее строить, назвав <башней №2 на первом аммиачном участке> или что-нибудь в этом роде>.

Паустовский ничего не пишет о заключенных, которые составляли основную массу строителей. О них написал другой большой писатель - Варлам Шаламов, который в то время отбывал срок в Вишерских лагерях.

<Осенью 1929 года, - пишет он в антиромане <Вишера>, - я (...) плыл из Вижаихи в Усолье, в поселок Ленва с пятидесятью заключенными, чтобы открыть, основать первую, новую командировку Вишерского лагеря, положить начало гиганту первой пятилетки - Березникам (...) Я призван был возглавить рабочую силу лагеря на Березникихимстрое, ехал маленьким начальником из заключенных>.

К осени 1930 года заключенные построили лагерь на 10 тыс. человек.

Варлам Шаламов: <Слова <зэк> не было тогда. Лагерь блестел чистотой. Чистота, порядок были главным достижением лагеря, предметом неустанных забот многочисленной его обслуги. (...) Я много встречал потом ссыльных, а то и просто вербованных работяг, бежавших из Березников из-за плохих условий быта. Все они вспоминали одно и то же: раскормленные рожи лагерных работяг. (...) Бывало, что тот, кто посылал жителей своего села, давал дело - судил и отправлял под конвоем на Север (имеется в виду север Пермской области - прим. С. Ф.) - сам приезжал туда по вербовке, по вольному найму как энтузиаст и видел, что те, кого он судил, живут в гораздо лучших условиях, что и сам лагерь блестел чистотой, там не было ни вони, ни даже намека на вошь>.

При этом Шаламов пишет, что выработка заключенных была гораздо выше, чем у вольнонаемных, хотя денег заключенные за свою работу не получали, а только премии - 1-2 рубля в месяц.

Четвертой большой группой строителей были иностранцы. Их было очень много. Для них даже выстроили специальную гостиницу, которая называлась английской, хотя англичан, в отличие, например, от немцев, было немного. Более 40 иностранных фирм поставили оборудование для этой стройки и послали своих специалистов для его установки.

К советским кадрам иностранцы относились с большим пессимизмом. <Милостивый государь! - писал представитель американской фирмы директору химкомбината, - никто, кроме наших специалистов, не сможет содержать дорогое и сложное оборудование в хорошем состоянии... Вам придется выбирать: или вы оставляете наших специалистов и сохраните оборудование в хорошем состоянии или отказываетесь от них, что приведет к порче дорогостоящего оборудования>.

Хорошо известен случай, когда на просьбу помочь разобраться в немецких чертежах один из представителей зарубежной фирмы ответил: <Разве можно советского медведя научить играть на пианино?>

У иностранцев был свой ресторан, в котором все повара были из заключенных, а продукты шли исключительно из лагерной сети снабжения.

Варлам Шаламов: <Поскольку весь комбинат строил именно лагерь, Стуков, начальник лагеря, договорился с Грановским, что даст своим пять пропусков в этот гастрономический рай. Тогда же ухудшилось снабжение вольных, и одиноким инженерам-спецам Грановский давал возможность питаться в этой столовой. Вот из ста или двухсот пропусков вольнонаемным советским инженерам пять было закреплено за лагерем>.

Шабашники, комсомольцы, заключенные и иностранцы - пожалуй, ни одна стройка Пермской области не имела такого разношерстного состава строителей. И уж тем более никогда больше эти люди не будут одновременно питаться в одном ресторане. Такое возможно было только в начале 1930-х годов, в первую пятилетку, когда времена были еще не такими кровожадными.

БОЛЬШАЯ СТРОЙКА

Строго говоря, началом стройки можно считать 1927 год, когда стали проводиться геодезические съемки в районе Березников.

В 1929 году снесли старый солеваренный завод, с толстенными каменными варницами и громадными дымовыми трубами, который местным жителям казался оплотом незыблемости. Когда падали от взрывов трубы, люди с грустью смотрели на это зрелище: казалось, на этом месте никогда больше ничего не будет построено. И уж тем более не верилось, что здесь вырастет огромный, сложный комплекс из, как тогда предполагалось, 16-ти заводов.

Началась подсыпка грунта. Песок возили местные крестьяне.

Варлам Шаламов: <Этих нанятых грабарей было человек шестьсот. (...) Им платили наличными деньгами, для чего существовал московский десятник Миша Долгополов, принимавший работу, отмечавший наряды и гулявший в ресторане <Медведь> в Усолье на другом берегу Камы. Выяснилось, что выплачены все деньги за всю первую очередь строительства вперед.

Петля висела и над Грановским, и над его заместителем Омельяновичем, потом Чистяковым. И инженер, и администратор бежали из Березников, боясь, но Грановский, начальник по путевке ЦК, не мог спастись бегством. Вот тут-то ему и подсказали гениальное решение - привлечь лагерь к строительству. Не потому что это такие гиганты-геркулесы, которые будут делать пятьсот процентов, а потому, что там есть одна возможность, о которой Грановский и не подозревал. Возможность залатать все заплаты заключалась в бесплатном лагерном труде.

Лагерь не потому мучителен, что там заставляют работать, а потому, что там заставляют работать бесплатно, за пайку хлеба горы воротить. (...) Вот эти десятки тысяч транзитников быстро поправили дела комбината, и Грановский избавился от суда. Конечно, сроки были нарушены, но жизнь и даже честь была спасена>.

К лету 1930 года закончилась подсыпка грунта, были заложены фундаменты и возведены леса. Иностранные специалисты монтировали оборудование, которое тогда измеряли тоннами: <Березниковский химкомбинат - это 16 тыс. тонн материалов и 19 тыс. тонн оборудования>, - писали в статьях.

Завод стремительно рос, поднимаясь на глазах. То, что казалось невозможным, осуществлялось.

ЦК ВКП(б) выпустил специальное постановление, посвященное Березниковскому химкомбинату. На его строительство были распространены все льготы, которые раньше имели только Магнитострой и Кузнецкстрой, а также было принято решение усилить партийно-массовую работу. В переводе на сегодняшний язык это означало укрепление роли главного собственника в лице коммунистической партии. Это делалось с помощью менеджмента. Вернее, выстраивания такой вертикали карьерного роста и социальных льгот, которая возможна была только для комсомольцев, партийных и сочувствующих им.

В августе 1931 года эта линия усилилась: пленум райкома решил, что на всех ответственных участках эксплуатации комбината будут стоять только комсомольцы. Люди стали вступать в ВЛКСМ сотнями.

К концу 1931 года энтузиазм охватил всех: люди работали по 16 часов, без выходных и праздников.

Вот что рассказывают о том времени: <Однажды прораб сказал: <Вот что, товарищи бетонщики, через неделю начнутся морозы, и если мы не успеем забетонировать очистку, то потребуется строить тепляк высотой 42 метра и метров 100 с лишним длиной>. Мы знали, что это государству, нам, обойдется очень дорого, и бригада два дня не уходила со стройки, пока не закончила укладку и не укрыла опилками. Это был на исходе уже третий день. Убрав все инструменты (...), пошли на Чуртан, где мы жили. Идем, спорим, а наши мальчишки до того устали, что те, кто решил присесть отдохнуть, сразу же уснули мертвецким сном. Мы остановили свободные подводы, уложили спящих и повезли домой>.

Нужно ли говорить, что речь идет о работниках комсомольской коммуны...

Партийно-воспитательная работа зашла так далеко, что некоторых иностранцев даже стали отзывать обратно: политбеседы между березниковскими рабочими и немецкими специалистами стали заканчиваться пением Интернационала, и это не понравилось руководству фирм. Уезжая, на прощание один из немцев снял галстук и надел поверх спецовки рабочему. <Тот достал из кармана комсомольский значок <КИМ> и протянул ему. Они обнялись и расцеловались>, - вспоминают очевидцы.

Все строительство первого в стране азотно-тукового завода и крупнейшей ТЭЦ в Европе того времени заняло менее 3-х лет. В марте 1932 года запустили процесс и 23 апреля был получен первый аммиак.

<Правда> писала: <Вся наша страна приветствует строителей - рабочих, инженеров, техников Березников, которые на Северном Урале соорудили гигант большой советской химии и которые доказали, что мы можем овладеть одним из самых сложных и трудных разделов техники - химическим процессом>.

Даже иностранные специалисты поражались, говоря, что в мире есть всего два завода, которые по продуманности проекта и мощности не уступают березниковскому. Было чему удивляться: в тайге было сооружено настоящее чудо технической мысли, сложный организм, состоящий из множества компонентов, каждый из которых был удивительным для своего времени. Достаточно сказать, что водонасосная станция химкомбината была мощнее московского водопровода в 2,5 раза.

ЖИЗНЬ И РАБОТА

Вместе с комбинатом быстро рос и город. Люди выбирались из землянок в бараки, а самые счастливые из них - в настоящие дома. Символично, что первую улицу, которую построили, назвали улицей Индустриализации.

Одновременно строилась и другая улица - Пятилетки, а также больница, Дворец культуры (сейчас - имени Ленина), школа имени Пушкина, в которой впоследствии учился первый президент России Борис Ельцин.

Было много споров, в том числе и в местной газете, как назвать новый город: Химград, Верхнекамск, Чуртан, Березниковск или, может, Дзержинск - в честь десятков тысяч заключенных-<дзержинцев>. Конец дискуссии положил ВЦИК, выпустивший постановление: объединить все рабочие поселки в районе строительства Березниковского химкомбината в единый город и присвоить ему название - Березники.

После триумфального пуска химкомбинат смог по-настоящему заработать только через год: весь 1932 год шло освоение производства, которое продвигалось с большим трудом. Кроме того, в июле 1932 года произошла серьезная авария, которая вызвала простой всего завода.

Сложная техника не хотела покоряться. В этом видели вредительство. Газета <Ударник> писала, что один из кулаков, пролезший в комсомол, сжег мотор на ТЭЦ. На аммиачном заводе <кем-то нарочно испорчены измерительные приборы. В трубу газодувки брошена железная болванка, в наглухо закрытом щелочном баке обнаружились вдруг куски железа, что могло, как установили, привести к тяжелой аварии>.

Тогда считали, что в этом виноваты правые уклонисты, а не нарушения техники эксплуатации.

Работа требовала настоящего героизма. Не случайно кумиром рабочих химкомбината тех лет был Николай Островский. Они писали ему: <Дорогой друг, Николай Островский! Коротко опишем интересные события на аммиачном заводе химкомбината>. И дальше - подвиги, которые им пришлось совершать из-за несовершенства технологии и отсутствия мероприятий по охране труда. Например: <Во время ремонта комсомолец Бабин заметил блестящие капельки ртути на земле. Был мороз в 45 градусов. Он взял бумагу и начал осторожно собирать ртуть, капля за каплей, несмотря на мороз, он набрал 400 г и отнес инженеру>. Или вот еще случай: <Недавно в газогенераторном цехе вспыхнул пожар. Не дожидаясь пожарной команды, наши комсомольцы не растерялись, не испугались взрыва и бросились тушить пожар>.

Островский им отвечал: <Будущее принадлежит нам - так же, как и героическое настоящее>.

В <героическом настоящем> многое не ладилось. За это жестоко спрашивали: с 1932 по 1941 год на химкомбинате сменилось 7 директоров. Из них трое были расстреляны.

И все-таки процесс пошел: аварии закончились, технологию освоили, и завод заработал как часы, поставляя Стране Советов удобрения, аммиак и десятки других химических продуктов, которые находили применение в самых разных отраслях: от оборонной промышленности до производства медикаментов.

Как писала газета <Правда>: <Пуск аммиачного завода Березниковского химического комбината укрепляет позиции социализма. (...) Мы одержали новую победу!>

Лучше и не скажешь: это было действительно победой, если не сказать - чудом. Тысячи людей кирками и лопатами построили сложнейший уникальный комплекс, сочетавший в себе последние мировые достижения научно-технического прогресса того времени. Как после этого было не поверить в социализм и победу коммунизма?