Экономико-политическое безвременье
Кризисные явления не выпрыгнули из ларца, открытого ключом санкций
На очередном заседании Клуба депутатов заведующий отделом экономической теории Института мировой экономики и международных отношений РАН, профессор МГИМО Сергей Афонцев рассказал законодателям о трендах в российской экономике и положении бизнеса в условиях санкций. Но дискуссия вышла за рамки финансовой тематики. Докладчик уверен, что выход из экономического безвременья лежит в политической плоскости.
В докладе профессор, оперируя цифрами, доказал, что спад отечественной экономики начался задолго до начала снижения цен на нефть и событий на Украине. Лишь промышленное производство держалось до конца прошлого года. Это давало основание говорить: с ВВП что-то происходит не то, зато промышленность растёт, мол, сказалось импортозамещение.
С начала текущего года рухнула промышленность. В феврале 2015 года снижение составило 2,1% по отношению к предыдущему году, в том числе по обрабатывающей промышленности — минус 2,8%. Такой показатель, по словам эксперта, не наблюдался со времени преодоления кризиса 2008—2009 годов.
Достаточно резкое снижение показателя инвестиций в основной капитал произошло в первом квартале 2014 года. «Это свидетельство того, что кризисные явления не выпрыгнули из ларца, открытого ключом санкций», — констатировал Афонцев.
Приведённые им данные доказывают, что с 2011-2012 годов Россия устойчиво переходит на более низкую траекторию роста, чем мировая экономика. «Мировая экономика делает всё, чтобы глобальный кризис забылся как страшный сон, российская экономика, наоборот, напоминает нам о том, что кризисные тенденции — объективная реальность, данная нам в ощущениях», — сожалеет учёный.
Все аналитические центры без исключения прогнозируют дальнейшее падение инвестиций. Самый оптимистичный прогноз даёт Центробанк — минус 10% (доходы населения — минус 5,5%). Падение экономики на 3% от Минэкономразвития РФ выглядит на фоне прочих экспертных данных благостным прогнозом. Инфляция на уровне 12—14% тоже относится к оптимистичному варианту сценария от ЦБ РФ.
«На чём может расти экономика?» — задал вопрос докладчик. И сам же на него ответил: «Ни на чём».
«То, что мы можем реально сделать в условиях сохранения режима санкций, это каким-то образом пытаться снизить либо собственно экономический эффект кризиса, либо социальное воздействие кризисных процессов. Для того чтобы из кризиса выйти и начать нормально развиваться, нужно подключать дипломатов, выходить из крайне проблемной ситуации во внешней политике», — уверен эксперт.
Доклад дал почву для размышлений законодателям, которые на апрельском заседании ЗС планируют рассмотреть поправки в краевой бюджет, предполагающие сокращение затрат.
Впрочем, вопросы касались не только финансов. Ответы на некоторые из них мы публикуем.
«Это на войну деньги»
— Наше правительство, люди, которые принимают решения, слышат ли вас? Или у них свой благостный анализ, который позволяет им чувствовать себя комфортно?
— Те люди, с которыми я имею дело, хорошо информированы. С другой стороны, у всякого человека, который вовлечён в принятие политических решений, интерес к познанию истины и здравый анализ фактов не являются приоритетами. У них есть начальство, которое ставит задачи и которое зачастую к экономике имеет поверхностное отношение. У них есть конкуренты из соседнего ведомства, которые будут рады подставить сделавшего неосторожный шаг.
Это сфера вечной драки между прогнозистами Минэкономразвития, Минфина и ЦБ РФ. У них соревнование: если один сделал какой-то прогноз, то другие должны дать совершенно другие. Это как в нелепой рекламе времён перестройки: «Хопёр — отличная компания. От других…»
— Гонцов с плохими новостями традиционно плохо встречают?
— Смотря в чьём кабинете. К сожалению, чем выше кабинет, тем хуже проходит такая встреча. Поэтому по мере движения «наверх» сокращается мотивация давать реалистичный прогноз. Чем выше начальник, тем больше он уверен, что всё делается правильно, что никогда ни одной ошибки не было допущено. И если что-то пошло не так, то это либо происки врагов, либо кто-то просто неправильно подсчитал, нужно пересчитать. Либо это расценивается как вброс с целью «раскачать» какую-нибудь «лодку».
К сожалению, это оказывает очень мощное влияние на работу аналитических центров, связанных с властными кругами.
— Стабилизация цен на нефть и укрепление рубля — это временная передышка или позитивная тенденция укрепления российской экономики?
— Укрепление рубля, которое мы наблюдаем на протяжении последней недели, это фактор налогового периода. Когда вы чётко видите по дням, что именно в этот день нефть упала, а рубль вырос, то это не тенденция, а глюк, который понятно откуда идёт. Интересно, что будет с 1 апреля, это дата конца квартала и завершения налогового периода.
По нефти прогноз такой: ожидалось, что цена барреля нефть марки brent будет продавлена до $40. Но, учитывая то, что на протяжении последних месяцев такая попытка предпринималась дважды и ничего из этого не получилось, агентства потихоньку начали разворачивать прогнозы, повышать коридор движения цен на нефть. И, вроде бы, пока нет причин не доверять этим прогнозам.
Похоже, цена не должна уйти ниже $50 за баррель. Но это не значит, что российская экономика на этом фоне сможет расти. Финансов для инвестиций всё равно нет.
— Как вы думаете, насколько велики неудобства от санкций для Европы?
— Есть существенные издержки по отдельным странам. По разным оценкам, они больно ударили по Финляндии, Польше, странам Прибалтики. В остальных странах есть конкретные пострадавшие. Например, экспортёры клубники в Бельгии плачут. И что с того? Им сказали, что они должны соблюдать требования единой европейской политики. Эти компании быстро поставили на место.
— Возможна ли ситуация, когда Россия сможет воздействовать на ценовую политику на мировом нефтяном рынке?
— Цена нефти выросла по совокупности долгосрочных причин, связанных с балансом спроса и предложения, ростом добычи сланцевых нефти и газа, с ростом поставок де-факто из Ливии, ожиданием роста поставок из Ирака и Ирана, контрабандной поставкой ИГИЛ нефти из Северного Ирака (по $20 за баррель).
Ещё один фактор — замедление роста экономики Китая, с чем связано снижение спроса нефть. Плюс тенденции, связанные с политикой Европейского Союза, направленной на энергосбережение. Большие секторы спроса и предложения подвисли в связи с Украиной, но есть и краткосрочные вещи, связанные с финансовыми рынками. Поэтому о влиянии России на этот рынок говорить не приходится.
Напрягает то, что в этой ситуации многие предпочитают жить реалиями многолетней давности. Это полностью парализует креативную работу по выходу из кризиса. Сегодня уже невозможно говорить о том, что весь мир нам должен и обязан восстанавливать отношения с нами. Этого не будет.
Европейцы думают, что, если на нас давить, то мы что-то в своём поведении поменяем. Мы мучаемся, но политику не меняем. Они — точно так же. Как в известном анекдоте про ёжиков, которые «кололись, мучились, но продолжали есть кактус». Мы можем радоваться, что европейцам сегодня плохо, но сами находимся в аналогичной ситуации.
— Что будет с региональными бюджетами, если ваши прогнозы верны?
— Будет очень плохо. Федеральное правительство с 2012 года придерживалось стратегии перебрасывания в регионы расходных полномочий без перебрасывания доходных статей. В условиях кризиса эта мотивация только усиливается. Мало того, что региональные бюджеты обескровлены «майскими указами» президента РФ — сейчас они находятся в положении человека, которому и так невмоготу, а ему ещё взвалили на спину осла. Вам на спину взвалят ещё немножко того, с чем должен был бы бороться федеральный центр, но он считает, что это не его барское дело.
Откуда брать деньги — непонятно. Долговые рынки, с учётом «замечательных» суверенных и субнациональных рейтингов, потеряны, там ловить особо нечего. Опять-таки налицо надежда на авось, на то, что пронесёт и все неприятности закончатся через два года.
Мой опыт подсказывает, что, наверное, такое возможно. Но только в том случае, если будет найдено дипломатическое решение проблемы, которая привела к санкциям. Если нет, то поживём мы ещё два года и в ту же самую «миску с помоями» уткнёмся на третьем году.
Может быть, в течение этих двух лет возникнет какая-то случайность. Помните, в фильме «Фанфан-Тюльпан», когда войска противника внезапно развернулись, маршал сказал: «О, это та самая случайность, на которую я рассчитывал».
Но из цифр, характеризующих экономику, совершенно не видно, каким образом без такой случайности вырулить. По сегодняшнему сценарию в 2017 году мы «съедим» резервный фонд. Дефицит бюджета прогнозируется на уровне от 3 до 6% при стоимости нефти $60 за баррель (это нижняя граница рационального среднесрочного коридора).
Сколько в таких условиях можно жить? Белая полоса — чёрная, белая — чёрная, как шкура зебры, а дальше — хвост.
— Есть ли возможности дипломатического урегулирования ситуации, связанной с украинским кризисом?
— Ответ — да, такие возможности есть. Дипломатия предназначена для того, чтобы разрешать спорные ситуации, а не усугублять их. К сожалению, то, что мы сейчас видим и видели раньше, показывает, что масса возможностей прекратить эскалацию не используется. Например, бывший президент Янукович признался, что перед «Майданом» он много общался с послом США, а российского посла они не видели вообще. Или же взять последнее заявление российского посла в Дании господина Ванина, который пригрозил направить российские ядерные ракеты на суда датского флота.
Год назад возникла нетривиальная для мировой политики ситуация, связанная с присоединением одной части государства к другому — соседнему государству. Первая мысль, которая посещает любого сведущего в международных отношениях, что за таким решением должны последовать мощные дипломатические усилия, связанные с обеспечением дипломатического признания перехода соответствующей территории под другую юрисдикцию. Есть термины международного права, с помощью которых описывается ситуация, когда одна из стран теряет кусок территории (их три: цессия, сецессия либо аннексия). Догадайтесь с трёх раз, какое слово применимо к российской политике в этой сфере.
Наиболее рациональный канал переговоров, идеальный для российской стороны с точки зрения международного права, это признание цессии (уступка одним государством другому своей территории по соглашению между ними) в обмен на репарацию, о чём с марта прошлого года начали осторожно говорить. Думаю, что этот сценарий сохраняет актуальность.
На основании контактов с американскими, европейскими дипломатами можно сделать вывод: они никогда не признают присоединение Крыма к России, но они готовы пойти на признание режима, который сохранялся относительно стран Балтии в послевоенный период.
Возникает вопрос, что делать с Донбассом. Есть Минские соглашения, которые устанавливают, на каких условиях и какие шаги следует предпринять. Их нужно придерживаться, это вопрос переговоров. Это и есть дипломатия.
— Вы пояснили, что нынешний кризис связан не с санкциями и даже не с падением цен на нефть на мировом рынке. Значит, отмена санкций к всеобщему счастью не приведёт. Видите ли вы реальную возможность от слов перейти к каким-то действиям, чтобы уйти от нефтяной зависимости и производить в стране что-то умное?
— Без устранения санкций мы не сможем выйти из ситуации кризиса. О том, что нужно делать для обеспечения устойчивого развития российской экономики, достижения целей диверсификации, можно говорить бесконечно. И если хотеть, то делать тоже можно. Во всех сферах. Даже в условиях санкций есть совершенно потрясающие вещи, которые «выстреливают» неожиданно.
Например, в России свернулось сотрудничество по всем шельфовым проектам с зарубежными компаниями. По добыче нефти и газа будет просадка. Американская компания ExxonMobile вышла из всех проектов, за исключением двух на Сахалине, которые реализуются в рамках соглашения о разделе продукции (СРП). 10 лет такие контракты клеймили как враждебные, называли их условия кабальными, от которых якобы Россия ничего не получает. Сейчас выясняется, что губернатора Сахалина задержали ровно потому, что в регионе образовалось слишком много денег. Может быть, он их неправильно тратил, но денег там действительно много.
При этом американцы не выходят из этого контракта, замечательно работают. Это к вопросу об институциональных реформах. Соглашение гарантирует нормальные условия сотрудничества с инвесторами, доходы региональным бюджетам, которые нельзя просто так отнять.
Надо смотреть, как будет развиваться ситуации на Сахалине, потому что одна из гипотез — очень хочется «лишние» деньги у него отнять. А в контракте СРП написано, что так делать нельзя. Иностранный инвестор скажет, что нарушается контракт.
И таких вещей много.
Сейчас говорится о поддержке экспорта в рамках импортозамещения. Есть вполне нормальные предложения наряду с шапкозакидательскими, которые обсуждаются. Например, речь идёт о том, как поддержать компании, которые хотят выйти на внешние рынки.
Другое дело, когда политики начинают что-то обсуждать, им хочется перепрыгнуть пропасть одним прыжком. Съесть волшебную таблетку, и чтобы рога отвалились, бицепсы наросли и девушки любили. Как у Мавроди — «всем всё сегодня». Не получается. Надо пошаговую стратегию разрабатывать.
— Сегодня обсуждается возможность амнистии, возврата капиталов, мягкой и бесплатной. Ваше мнение, есть или нет перспективы у этого явления и будет ли от него положительное влияние для российской экономики?
— Амнистия капиталов представляет собой политический проект, с экономической точки зрения он вообще не нужен. Говорится «амнистия капиталов», но на самом деле это полупринудительная деофшоризация, сопровождаемая обещанием, что «пороть» не будут. Во-первых, у нас обещания «не пороть» никогда не соблюдаются. Во-вторых, если компании хотели работать через офшоры, значит, это им было зачем-то нужно.
Прежде всего через офшоры удобнее проводить сделки слияний и поглощений. Почему бизнес так любит Кипр? Там пошлина — ноль, а защита акционерных соглашений — по англо-саксонскому праву. То, что сейчас объявляется «вражеским», просто позволяет российским компаниям работать.
Хочется что-то перетащить в российскую юрисдикцию для того, чтобы слушались. Чтобы делали не то, что надо для бизнеса, а то, что требуется. Осуществить такой перевод, как обещают, бесплатно — большая проблема. Если следовать требованиям ФАТФ, то бесплатно и бесконтрольно нельзя. Там есть специальные правила (организация требует у клиентов объяснений по сомнительным сделкам с обращением в соответствующие налоговые и правоохранительные органы).
В любом случае издержки будут. Российские компании скажут: мало того, что нас заставляют делать то, что нам не надо, так ещё дополнительные издержки мы на этом понесём.
— Не может ли произойти чудо, когда государство ослабит административное, налоговое, контрольно-надзорное регулирование в сфере малого и среднего бизнеса?
— На самом деле этот фактор уже работает в российской экономике. Давление на МСБ в России существенно ниже, чем в постсоветских странах, где нет нефти и газа. Что может собой представлять давление в этих странах, даёт нам пример Украины времён Януковича, где революцию сделали малые и средние предприниматели, у которых клан Януковича отнимал бизнес. Потому, что там нет нефти и газа и нельзя «сесть на трубу».
Там, где у нас идёт отъём по-крупному, шёл прессинг по мелкому бизнесу. Реально отнимали бизнес у предпринимателей, у которых было по 5—10 рабочих.
Понятно, что, когда исчерпывается налоговый ресурс у «крупняка», в условиях кризиса давить малый и средний бизнес будут.
— На чём базируется управление страной? Та элита, которая страдает от санкций, которая видит своё будущее, будущее своих детей в Европе, что думает? Можете дать прогноз её дальнейших действий, оценить возможность «дворцового переворота», о котором говорят некоторые политологи?
— Я не люблю профессиональных кремленологов. Я не могу комментировать, кто доволен, а кто — нет. Это всё призывы к домыслу (в американском судопроизводстве есть такой термин).
Чётко видно лишь то, что у части российской экономической элиты есть активы за границей. Но у этих же элит гораздо больше активов здесь, в России. Соответственно, они могут выбирать, что терять. Если они заявят громко, что не хотят потерять за рубежом, могут очень легко потерять здесь, причём, наверное, не только активы. Рационально ли для них как-то озвучивать своё недовольство? Наверное, нет. Могут ли они предпринять какие-то радикальные шаги, исходя из того, кто здесь остался? Тоже нет. Могут ли они повлиять на политический курс? Нет, они ответственны совсем за другое.
Те олигархи, которые есть в России, остались потому, что им поручены определённые сферы бизнеса, управления либо чего-то ещё. Им не поручена внешняя политика. Они не имеют права вмешиваться в соответствующие вопросы. Они это понимают.
Внешняя политика делается умами и руками людей, которые не имеют никакого отношения к тому, что принято называть экономическими элитами. Это не экономические элиты, это другие элиты.
— На ваш взгляд, какой из многочисленных прогнозов экономического развития ближе к истине? На какой из них мы должны опираться в регионе?
— Первый блок — это официальные прогнозы, которые говорят, что спад ВВП будет 3—4%, 12—13% по инвестициям. Есть апокалиптические прогнозы Института Гайдара и ВШЭ, где совсем другие цифры. Я бы выбирал середину — в районе 4—5% ВВП. Это средние цифры между прогнозами ЦБ РФ и ЦМАКП. По инвестициям не хочется верить, что будет минус 15%. Я бы закладывался на минус 12%. Дай бог, чтобы так было.
По доходам населения будет всё очень плохо: уже видна лаговая зависимость. Есть переменные, которые сильно запаздывают. Как правило, показатели безработицы и занятости сильно инерционны, они начинают падать с опозданием на два—три квартала.
По промышленности (это опять же зависит от структуры экономики) картина тоже ещё поменяется. До четвёртого квартала прошлого года все говорили: какой там кризис, «промышленность растет, импортозамещение сработало». А потом выясняется: профинансировали госзаказ «оборонке» — получили прирост. Какое импортозамещение? Это на войну деньги.
— Какие варианты чудес имеют не нулевую вероятность сбыться?
— Факторы, которые могли бы сыграть благоприятную роль, таковы.
Отскок цен на нефть, вполне реален коридор $60—70 за баррель. Непродление секторальных санкций ЕС в июле, я оцениваю вероятность этого в 15%. Конструктивный подход к урегулированию конфликта в Донбассе, абсолютно не нужного вообще никому.
Если брать более локальные факторы, то отказ от нерациональных трат в пользу эффективной антикризисной политики в краткосрочном плане. К сожалению, у нас опять будет возвращение к антикризисной политике 2008—2009 годов, когда, по сути, все проблемы заливались деньгами. Но всё, что делается Центробанком по стабилизации валютного курса, — разумно.
Есть моменты, связанные с платёжным балансом, с управлением доходами населения. Доходы поддерживать надо. Слава богу, что не успели потратить средства резервного фонда на безумные шоссейно-железнодорожные проекты. Теперь есть шанс эти деньги тратить рационально.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.