В ОТСУТСТВИИ ТРЕТЬЕЙ ПАРАДИГМЫ

Библиотека имени Пушкина и фонд "Юрятин" открыли новый сезон своего лектория "XX век: идеи, изменившие облик мира"

Перед пермяками 13-14 сентября выступал Игорь Павлович Смирнов, философ, литературовед, культуролог, профессор университета в Констанце.

Смирнов - автор книги "Роман тайн "Доктор Живаго" и издания, содержащего интертекстуальные разборки текстов Пастернака. Самого Живаго Смирнов превратил в эпоним Перми с помощью палиндрома: "Юрятин" - "Нить Юры" (имея в виду "нить судьбы"). Теплые патерналистические чувства у широкой местной публики может вызвать тот факт, что Смирнов свое детство провел в эвакуации в Кунгуре, а интеллектуальная элита знает его как бывшего собутыльника культового писателя Попова (не гораздо менее даровитого, но более раскрученного благодаря своему диссидентскому участию в "Метрополе" Виктора, а питерского Валерия), а это - отличная рекомендация.

Лекции Игоря Павловича были посвящены идейным истокам современного тоталитаризма. Любое государство озабочено монополизацией власти, цензурированием в техно- и логосфере, но никогда по собственному почину не стремится хоть как-то менять существующую ситуацию. Оно всегда только обещает что-то гражданину, сулит блага и перемены - тем самым низводя личность в постоянно подчиненное положение.

Затем Смирнов вычленил две существующие парадигмы философии государства. Первую он связал с "Левиафаном" и другими сочинениями Гоббса. Здесь государство - субстанция интерактивная, возникает и существует благодаря налаживанию социальных взаимоотношений между правительством и народом, между различными кланами и т. д. Второй политфилософский дискурс провозглашает, что государство самотождественно, ни в какой интеракции, взаимодействии с чем-либо не нуждается. Оно абсолютно. Идея эксклюзивности государства развилась в раннем средневековье у Фомы Аквинского и Блаженного Августина.

Впрочем, и первая, и вторая парадигмы берут начало в одном источнике - Платоне. Сперва в "Государстве" он описал исключительное, идеальное социальное устройство, на страже незыблемости которого стоят философы. Права граждан имеют лишь те, кто способны носить оружие. Верхнюю ступеньку в иерархии занимают философы. Понятно, что истина ими монополизирована, ибо кто, кроме них, способен проникать в идеальный мир эйдосов? Значит, двух мнений по какому-либо вопросу быть не может.

В "Законах" Платон отошел от радикализма "Государства". Новая его концепция предполагает общественную регламентацию "левиафана": граждане по жребию получают часть собственности (прежде всего, земли), выбирают чиновников, призванных за неприкосновенностью этой собственности следить. Налицо зародыш "общественного договора", само понятие которого мы связываем с именами Гоббса и Руссо.

Естественным состоянием человека в мире Гоббс считал "войну всех против всех", полагая индивида по натуре разрушителем. Государство выступает гарантом общественного договора, отнимая у людей право буйствовать, но зато гарантируя неприкосновенность собственности. Оно становится как бы "смертным богом", располагаясь между демиургом (высшей формой творчества) и персонификацией антитворчества - человеком.

А как развивался конкурирующий политфилософский дискурс "эксклюзивности"? Блаженный Августин выдвинул концепцию Небесного Иерусалима. Только этот постапокалиптический божественный град может являть собой альтернативу "земному граду", основанному на насилии и кровопролитии, отмеченному каиновой печатью. В земной юдоли ближе всего к небесному граду подбираются люди не от мира сего, нестяжатели, "странники", каковая идея весьма любезна русскому сердцу (вспомним босяков Горького).

Фома Аквинский полагал, что не нужно ждать Страшного Суда и пришествия Небесного Иерусалима, идеальный строй нужно создавать здесь и сейчас. Для этого следует передать власть клиру. Здравствуй, теократия.

Обоих средневековых мыслителей сближало понимание государства как некоего космического феномена. Государство существует не только на Земле, оно трансцендентируется, так или иначе приближаясь к божественному порядку.

Потом был Маккиавелли, государство которого тоже трансцендентировалось, но не по направлению к небу, а - к природе. Князь может и должен нарушать человеческие законы, поскольку его природа получеловеческая-полузвериная. У Маккиавелли концепция абсолютности государства становится историчной. Князь ни в коем случае не должен повторять действия, однажды приведшие к успеху.

Революционный поворот в парадигме произвел Гегель, у него исключительность государства исключает все другие исключения. Диалектика! "Философия права" противопоставляет государство не только индивиду, но и любому сословию. Государство надсословно - оно преодолевает корпорации и спонтанно возникающие союзы. Маркс, правда, возражал - мол, любое государство является классовым и сословность преодолеть не в состоянии, в результате чего когда-нибудь отомрет вообще... Государство Гегеля, преодолевая все частное, влечет человека к абсолютному духу. Это уже не просто трансцендентирование, а автотрансцендентирование. Эрнст Кассирер за абсолютизацию абсолютизации государства обозвал Гегеля предтечей тоталитаризма. По мнению Смирнова, несправедливо - просто Гегель есть явление исчерпанности парадигмы, в ней уже не осталось места для наполнения новыми идеями.

Философ протонацистского типа Карл Шмидт не мог не заимствовать у Гегеля идею несущественности индивидуума. Но единственное существенное - государство - у Шмидта ни к какому абсолютному духу не влечет, его роль - окончательное разграничение между "другом" и "врагом". Оппозиция "свой - чужой", конечно, для нас каждодневно привычна, но Шмидт выводит из этого превосходство политики над всем остальным. Государство определило врага, политика решает с ним воевать. Правда, воевать следует честно и возвышенно, понимая, что участвуешь в эволюционном процессе...

Сразу после прихода Гитлера к власти Жорж Батай написал "Психологическую структуру фашизма". Парадигма абсолютности государства достигла у Батая - уровня саморефлексии. В общественной жизни присутствуют гетерогенные и гомогенные элементы. "Гомо" обеспечивают экономическое воспроизводство обществом самого себя. "Гетеро" - отбросы, исключающиеся из жизни коллектива, и зачастую сакрализующиеся. Гетерогенное получает командные позиции в Италии и Германии с приходом абсолютного вождя ("дуче", "фюрер"). Фашизм, с точки зрения Батая, это когда социально бессознательное, отбрасываемое становится осознанным. Фашизм - рефлексия этатизма.

Впрочем, и парадигме "общественного договора" доставались упреки в пестовании тоталитарных идей. Но сперва концепция расцвела в XVII веке, в период сближения противоположностей. Coaссidentia oppositorum - девиз барокко. Гроциус выдвигает идею межгосударственного общественного договора. Локк "естественным состоянием" считал суд Линча. Как в вестерне, каждый мог сам наказывать преступника, пока развитие исполнительной и законодательной ветвей власти (именно Локк "придумал" их разделение) не преодолело традицию самосуда.

Как "Феноменология духа" явилась революцией для "эксклюзивного" дискурса, так и трактат "Об общественном договоре" революционизировал конкурирующий дискурс. По Руссо, договор - это не результат интеракции каких-либо лиц или структур. Каждый человек заключает общественный договор с самим собой. И тем становится членом коллективного "тела". А уж потом это "тело" заключает договор второго порядка с тем, кого хочет видеть правителем. Руссо допускает революционные действия: народ имеет право свергнуть правителя.

Фрактальность госструктуры Руссо, когда каждое подмножество повторяет множество, социальная уравниловка - все это обернулось для Руссо упреками в тоталитаризме.

Дэвид Юм полагал, что власть в обществе возникает единственным способом: ее, исходя из самых утилитарно-криминальных соображений, захватывает банда преступников. Страдающее общество терпит создавшееся государство, поскольку хаос еще хуже. Ситуация как-то постепенно устаканивается, "отморозки" и "мужики" нащупывают паритет интересов - это тоже своего рода "договор".

Смирнов заключил, что тоталитаризм объединяет и гегелевскую, и руссоистскую традицию. Любители подавлять индивидуальность находят себе опору в Гегеле, гонители евреев и цыган - в провозглашенном Руссо устранении из народного тела чуждых ему элементов.

На воспоследовавшей после лекции дискуссии Игорь Смирнов стойко отбивался от пожеланий некоторых пермяков политкорректно признать массовый террор родовым свойством тоталитаризма, утверждая, что этот термин им используется в философски нейтральном смысле, а террор в том или ином виде характерен для государства вообще.