ДИАГНОЗЫ И РЕЦЕПТЫ КАРЛА МАНХЕЙМА

НА ДРОЖЖАХ ТРЕХ КУЛЬТУР

Едва ли найдется другой такой политический мыслитель, в чьем творчестве столь рельефно отразились бы кризисные потрясения первой половины ХХ века и поиски выхода из них, как Карл Манхейм (1893-1947). Превратности эпохи ему пришлось испытать на себе. Он родился в Венгрии в состоятельной среднеклассовой семье. В 1912 году Манхейм становится студентом Будапештского университета. Там он попал в своеобразную интеллектуальную среду, которая в значительной мере и сформировала его. Дело не столько во влиянии на него конкретных личностей, сколько в духовном климате, характере взаимоотношений. Возможно, здесь Манхейм и ощутил себя в атмосфере "свободного интеллектуального парения". Без этого живого опыта вряд ли возникла бы одна из самых известных его концепций о роли интеллектуалов в общественной жизни.

На плодородной интеллектуальной почве Будапешта проросло весьма своеобразное идейно-политическое течение, получившее название "венгерского марксизма". Его представители с точки зрения блюстителей чистоты марксистского учения выглядели изрядными эклектиками, поскольку испытали сильное влияние, в частности, А. Шопенгауэра,

А. Бергсона, Ж. Сореля. Самой колоритной фигурой из них, несомненно, был Д. Лукач, который сохранил верность марксизму, но всю жизнь подвергался жестокой критике со стороны ортодоксов.

После социалистической революции в Венгрии (1919) Лукач стал народным комиссаром в правительстве Б. Куна, а Манхейма он назначил доцентом по курсу философии. Когда советская республика пала, Манхейм эмигрировал в Германию. Сначала он оказался во Фрайбурге, где у него возник кратковременный контакт с молодым М. Хайдеггером. Но вскоре он перебирается в Гейдельберг, чтобы присоединиться к кружку последователей и почитателей Макса Вебера. Непосредственное влияние выдающегося немецкого ученого зримо предстает в методологии Манхейма. Там же, в Гейдельберге, он защищает диссертацию, посвященную анализу консервативного мышления (1925).

Этапной стала его монография "Идеология и утопия" (1929). Впервые с собственно социологических позиций Манхейм попытался проникнуть в природу политических идеологий, раскрыть во всем многообразии их взаимосвязь с теми или иными социальными группами, с общественным бытием в целом и конкретными историческими ситуациями в частности. При этом проблемы познавательного процесса не растворялись у него в социально-политическом контексте, как это свойственно марксистско-ленинскому, классовому подходу. Правда, сам Манхейм не уберегся от упреков и обвинений в марксизме, потому что в своей собственной методологии синтезировал некоторые марксистские элементы.

С приходом нацистов к власти блестящая академическая карьера Манхейма в Германии прервалась. Он оказался среди первых профессоров, "вычищенных" гитлеровцами. Манхейму приходится эмигрировать во второй раз. Известный ученый и политический деятель Г. Ласки приглашает Манхейма в Великобританию, надеясь с его помощью придать британской социологии определенный теоретический импульс.

На островной почве Манхейм почувствовал себя комфортно как в духовном, так и политическом отношении. Английский период его биографии охватывает 1933-1947 годы. Энергия, педагогический дар, неиссякаемый творческий потенциал Манхейма способствовали признанию социологии в Великобритании в качестве респектабельной академической дисциплины. Особенно велик был успех ученого в студенческих аудиториях. Дело в том, что он обладал преподавательской "харизмой". Возможно, это связано с чувством собственной "миссии" и "призвания".

Миссионерский образ мышления Манхейма отразился прежде всего в таких его трудах, как "Человек и общество в эпоху преобразований" (1940), "Диагноз нашего времени" (1943). В них он обращается к самым жгучим социально-политическим и духовным проблемам эпохи. Не ограничиваясь диагнозом, он предлагает и рецепты лечения кризисов своего времени. Большие надежды он связывает со страной, ставшей для него родной: "На протяжении уже нескольких лет я убежден, что на долю Великобритании выпала возможность и миссия развития общества нового типа, а также в том, что мы должны осознать и выполнить эту миссию". Свидетельством международного признания научно-педагогической деятельности Манхейма явилось его назначение совсем незадолго до смерти руководителем отдела ЮНЕСКО.

ИДЕОЛОГИЯ И УТОПИЯ

Ключ к многообразному творчеству ученого, впитавшего элементы трех богатейших культур - австро-венгерской, германской и британской, таится в его либеральном миропонимании. Духом плюрализма, тягой к синтезу, поиском консенсуса, рационализмом пронизано все творчество Манхейма. Либеральный плюрализм ученого сказался прежде всего в том, что он не остановился перед тем, чтобы включить в свой теоретический арсенал марксистский метод анализа идеологии. Затем в соответствии с той же логикой плюрализма Манхейм воспользовался этим методом применительно к самому марксизму. Марксистская же мысль, сформулировав основополагающий принцип социологии знания о социальной обусловленности человеческого мышления вообще, обнаруживала эту зависимость только у других идейно-политических течений.

Усилиями марксистов поиск социальных корней мышления выглядел разоблачением всех, кто противостоял им или не соглашался с ними. Единственно подлинно научным марксисты считали свое собственное учение, а для характеристики всех прочих направлений социальной мысли они использовали понятие "идеология", которое с легкой руки Наполеона приобрело уничижительное звучание. Вынося свои воззрения из идеологического ряда, они тем самым ставили их над "идеологиями". Между тем, полагал Манхейм, "с социологической точки зрения нет оснований не распространять на марксизм сделанное им самим открытие и от случая к случаю выявлять идеологический характер его мышления".

На взгляд Манхейма, понятие "идеология" не заключает в себе негативной оценки, не означает сознательной политической лжи. Это понятие в увязке с другим - "утопия" - Манхейм использует в качестве несущей конструкции возведенного им концептуального здания. "В понятии "идеология", - подчеркивает он, - отражается одно открытие, сделанное в ходе политической борьбы, а именно: мышление правящих групп может быть настолько тесно связано с определенной ситуацией, что эти группы просто не в состоянии увидеть ряд фактов, которые могли бы подорвать их уверенность в своем господстве".

Что же касается другой понятийной категории - "утопического мышления", - то она отражает противоположное открытие, также сделанное в ходе политической борьбы, а именно: определенные угнетенные группы духовно столь заинтересованы в уничтожении и преобразовании существующего общества, "что невольно видят только те элементы ситуации, которые направлены на его отрицание".

Таким образом, и в идеологии, и в утопии содержатся существенные элементы коллективного бессознательного, препятствующие адекватному восприятию действительности. Если идеология как образ мышления правящих групп и классов связана определенным образом с действительностью, которая ее в принципе устраивает, то утопическое сознание, напротив, отрывается от окружающего его "бытия". Вообще, утопической Манхейм считает ту "ориентацию, которая, переходя в действие, частично или полностью взрывает существующий в данный момент порядок вещей".

В отличие от распространенного представления об утопии как интеллектуальной спекуляции, некоем практически нереализуемом идеале, Манхейм подчеркивал ее активное, деятельное начало. Утопическое мышление, свойственное угнетенным классам, "никогда не бывает направлено на диагноз ситуации; оно может служить только руководством к действию". Умудренный опытом ХХ века, Манхейм полемизирует с устоявшимся взглядом на утопию как на нечто такое, что невозможно реализовать. У него перед глазами были уже фашистский и социалистический эксперименты. Утопия, по Манхейму, имеет ярко выраженную радикальную направленность, она отрицает компромиссы и реформы.

Тем не менее при всей остроте противоборства идеология и утопия не являются вещами абсолютно взаимоисключающими. Хотя с аналитической целью Манхейм изначально противопоставил их друг другу, все же он никогда не упускал из виду их взаимосвязь и взаимопроникновение: "... в рамках исторического процесса элементы утопического и идеологического не противостоят друг другу в чистом виде. Утопии поднимающихся слоев часто пронизаны элементами идеологии".

Как раз соотношение между идеологическим и утопическим компонентами послужило одним из важнейших критериев при выделении Манхеймом социально-политических течений или стилей мышления. В итоге получилась типология, охватывающая практически весь идейнополитический спектр: консерватизм, либерально-демократическое буржуазное мышление, социалистическо-коммунистическая концепция и фашизм.

СТРЕМЛЕНИЕ К СИНТЕЗУ

Все партийные позиции Манхейм рассматривает как отдельные типы и вместе с тем как частичные аспекты целостного политического знания. Они возникают в общем социально-историческом потоке, "в атмосфере становления целого", поэтому синтез является задачей, которая постоянно ставится и ждет своего решения". При этом важно учесть, что подразумевается не элементарный "суммарный синтез", т. е. простое сложение частичных точек зрения, а динамический, вновь и вновь свершаемый синтез.

Совершенно очевидно, что у этого процесса есть границы. Так синтез решительно противоречит сути радикальных идеологий, каждая из них постоянно претендует на свое верховенство, на собственную монополию. Реально речь может идти лишь о синтезе либерального и консервативного идейно-политических течений. Либерализм готов к такому синтезу в силу своего плюрализма и своей открытости, а консерватизм - благодаря своей тяге к конкретности, "бытийности", восприятию мира как некой живой целостности, которая представляет собой "динамичный продукт противоречивых сил и принципов".

Либералы и консерваторы - носители синтеза в собственно политической сфере. В области же идеологии дело обстояло сложнее. Именно в ней, по мысли Манхейма, возможен всеобъемлющий "подлинный" синтез. Затем ученый указывает на тот социальный слой, которому только и под силу его осуществить: "Таким слоем, не обладающим прочным положением, относительно мало связанным с каким-либо классом, является... социально свободно парящая интеллигенция". Этот слой непрерывно обновляется, вбирает в себя элементы из различных классов, поэтому его социальный базис широк и многообразен. Ему чужд фанатизм радикализированных интеллектуалов.

Манхейм склонен считать, что миссия этого специфического слоя состоит в том, чтобы находить в каждой данной ситуации "ту позицию, которая представляет наилучшую возможность ориентироваться в происходящих событиях - позицию стража, бодрствующего в темной ночи". Теперь, когда становится очевидной неизбежная партийность всех политических устремлений и знаний, а тем самым и их частичность, социально свободно парящий слой мог бы создать вне партийных школ такой форум, где были бы сохранены "широта кругозора и интерес к целому", где изучалась бы "политическая наука высшего типа". Имеется в виду такая политическая социология, "которая не диктует решения, а пролагает путь к принятию решений, бросит свет на такие связи в сфере политики, какие едва ли вообще замечались ранее".

Рассмотрев в разных ракурсах вопрос о том, возможна ли политика как наука, Манхейм в конце концов приходит к выводу, что на него "следует дать утвердительный ответ". При этом политическое знание он определяет "не как созерцание, а как самоуяснение и в этом смысле как подготовку пути к политическому действию".

"ТРЕТИЙ ПУТЬ"

Исходя из этой установки, он в своих произведениях не ограничивается социальной диагностикой, а предлагает определенную социально-политическую стратегию. Интересно, что диагноз Манхейма имеет сходство со шмиттовским, однако их рецепты диаметрально противоположны. Как и Шмитт, Манхейм видит знамение времени в кризисе классического либерализма с его главным принципом laissez faire (свободная игра экономических и политических сил). Назрела необходимость ввести эти силы в какое-то контролируемое русло. "Мы живем в век перехода от laissez faire к планируемому обществу", - так лаконично конкретизировал свою ключевую мысль немецкий ученый.

Если К. Шмитт считал возможным лишь один вариант развития - тотальное государство, то Манхейм был убежден в том, что мир находится на развилке двух путей: "Планируемое общество будущего примет одну из двух возможных форм: либо это будет диктатура с правлением меньшинства, либо форма правления, которая, несмотря на сильную власть, будет демократической".

Отвергая классический либерализм, Манхейм отдает себе отчет в том, что его позиция будет оспорена многими, причем весьма авторитетными коллегами. И действительно, среди его оппонентов оказались, например, К. Поппер и Ф. фон Хайек. Поэтому усилия Манхеймa, направлены на то, чтобы смягчить впечатление от исповедуемого им принципа планирования, вызвавшего ассоциации с тоталитарными диктатурами.

Свою позицию Манхейм определяет как "третий путь" между диктатурой и неограниченной laissez faire. "Планировать, - парирует он аргументацию оппонентов, - отнюдь не означает полностью организовать и заранее определить все внутренние сферы планируемого. Планирование отнюдь не исключает мысль, что в определенных областях будет действовать принцип конкуренции, борьбы, свободного формирования". Чтобы рассеять подозрения тех, кто считал его взгляды едва ли не социалистическими, Манхейм уверяет: "...наш идеал - это планирование ради свободы".

В отличие от социалистов марксистского толка, Манхейм не помышлял об устранении властвующей элиты. Для успешного продвижения по "третьему пути" ему представлялось наиболее желательным "установление континуитета между прежними и новыми элитарными группами". Далее он высказывается еще решительнее: "...должны быть найдены пути к планированию, на которых посредством сплава прежних и новых ведущих групп будет достигнут оптимальный синтез пригодного наследия старой элиты и волевой направленности новой".

Идея "третьего пути" приобретает у Манхейма все более четкие и конкретные очертания. По мере того, "как все очевиднее становятся плачевные результаты диктаторских методов, англо-саксонские демократии постепенно превращаются в альтернативу фашизму или коммунизму, указывая третий путь". Для того, чтобы идти по нему, необходимо сочетание планирования, находящегося под общественным контролем, с сохранением всех основных свобод. Необходима и ответственная, достойная всеобщего доверия правящая элита. Спасение от олигархизации вовсе не в том, чтобы заменить старую олигархию новой, а в том, чтобы обеспечить эффективную "циркуляцию" элит, облегчить путь наверх одаренным представителям из низших слоев.

И в диагностике, и в рецептуре Манхейма сплетаются воедино элементы идеологии и утопии. Его произведения адресованы политической элите Запада и в первую очередь британской. Либеральный ученый выступает, как ему кажется, в роли "социально свободно парящего" интеллектуала. Сквозь его теоретические рассуждения и практические рекомендации вырисовываются контуры того социально-политического явления, которое британцы назовут "батскеллизмом". Термин этот возник в результате сочетания фамилий лейбористского лидера Хью Гейтскелла и видного консерватора-реформиста Ричарда Батлера. Батскеллистский консенсус, простиравшийся от умеренных лейбористов вплоть до умеренных консерваторов, в значительной мере соответствовал концептуальным построениям Манхейма.

Конечно, было бы явным преувеличением утверждать, что послевоенный Запад развивался по рецептам незаурядного политического мыслителя, но нельзя не признать, что степень совпадения довольно высокая. Идеи Манхейма способствовали формированию той социально-экономической и политической парадигмы, которая доминировала на Западе до середины 70-х годов.