21-й кантон
Во всей коми-пермяцкой глинистой округе только близ впадения Кочкора в Куву разыскали железную руду. И появился в уральской империи Строгановых ещё один чугуноплавильный завод. Рабочий люд свезли сюда с уже существующих предприятий — Очёрского, Билимбаевского, прибыли мастера даже из самого Петербурга. Поныне главная улица, что вбегает в село по вековой ивовой аллее, носит имя Билимбаевской.
На окраине cтрогановской «империи»
Плотина подобрала течение речек, задымили домны. Из здешней болотной руды чугун выплавлялся вязкий, мягки — в отличие от твёрдого, который давали другие уральские предприятия. Железо из такого чугуна получалось особенно прочное. Правда, перековкой занимались не в самой Куве, отправляли чушки водой в Очёр и Добрянку.
Рядом с доменным цехом очень скоро появились литейный, кузнечный, а потом и столярный с гончарным. У настоящего мастера хватает умения работать и с металлом, и с деревом, и с глиной. Ведь завод, даже если он только чугуноплавильный, должен обеспечивать всем необходимым собственные промышленные нужды и цивилизовать домашний быт своих работников — это традиция горнозаводского жизнеустройства.
Быстро вырос базар, на котором торговали всяческими собственной выделки обиходными предметами: печными дверцами, горшками, вафельницами художественного литья, сельскохозяйственными орудиями, изящной мебелью. Коми-пермяки сходились к заводу со своих лесных деревень, переобувались у караульни в сапоги, а лапти прятали в придорожной канаве. Не пойдёшь ведь в лаптях вдоль домов с цветочными палисадами по деревянным тротуарам, где прогуливаются дамы в шляпах и мужчины с тросточками и в штиблетах.
На каждом дворе хозяева обязаны были высаживать деревья, а перед домами заводить клумбы. Тех, кто благоустройством манкировал, строго наказывали. Один сосед написал на другого жалобу: разгильдяй вылил гущу из-под браги в сточную канаву и «тем причинил смрадный запах». Виноватого наказали штрафом в 10 рублей (корова тогда стоила самое большее три с полтиной) и принудительными работами по перевозке руды в течение месяца.
Имелся и фонтан, струя которого била очень высоко.
Так что деревенские коми-пермяки сначала даже и стеснялись появляться в Куве, везти на здешний базар свой нехитрый товар — муку и топлёное масло. Потом, попривыкнув к заводскому дыму и лязгу, к почти барской здешней жизни, сделались частыми гостями. Желали научиться у заводских какому-нибудь мудрёному ремеслу или выведать, как выпекать особенные кувинские коврижки. И сами русским мастеровым тоже преподавали кое-какие уроки: как лучить рыбу на пруду, т. е. ночью бить острогой при огне лучины, делились рецептами о-очень нескудной коми-пермяцкой кухни.
Впрочем, некоторые новомодные блюда и у коми-пермяков вызывали повышенный интерес. Заводской молодец выкрал монахиню из обители, и вот она-то открыла и для кувинцев, и для окрестных деревенских жителей городскую невидаль — торты. У дома, где жила с мужем бывшая монахиня, с раннего утра выстраивалась очередь желающих научиться печь кондитерскую роскошь.
Петербургским и московским друзьям Сергея Александровича Строганова, чтобы с ним повидаться, приходилось отправляться в дальнюю дорогу на Урал, жалуясь, что граф «пропадает на своей Иньвенской даче в Куве». Один из таких гостей, немало постранствовавший «по европам», говорят, прогулялся по селу, послушал воркованье речек Кува и Кочкор, оглядел валкую походку окрестных холмов, что сбредаются к заводскому пруду, сделал променад по набережной. И сказанул:
— Да тут у вас настоящая Швейцария!
И всё, прилепилось. Очень кувинцы обрадовались такому уподоблению, прямо вот на сердце легло. И всякому иному приезжему человеку стали рассказывать: у нас тут Швейцария. И сами уверились, и объяснения такой схожести нашлись. Горы кругом, ну, местность холмистая. Воды много. Глаз зелени радуется: вокруг и внутри самой Кувы насажены парки, хвойные и лиственные. А перед заводской конторой на каменном постаменте своим треугольным гребнем улавливали истинное астрономическое время солнечные часы.
Точнейшими хронометрами, специально выписанными из Женевы, пользовались в Куве не только важные заводские персоны, но даже кучера, закреплённые со своими тарантасами за управляющим заводом, инженерами и незаменимыми мастерами. Швейцарские карманные они сверяли по кувинским солнечным.
Софья forever
Остаётся выяснить, располагает ли Кува легендарным сюжетом, по оперной силе равным истории Вильгельма Телля.
Имеется такой сюжет! Джоакино Россини, увидев парадный портрет кисти Жана Лорана Монье, непременно уселся бы за партитуру grand opéra «Софья Строганофф».
Ещё бы! Побег древнего аристократического рода — Голицыных, по страстной любви вышедшая за представителя богатейшей российской фамилии — Строгановых. Супруга «гражданина Очёра», того самого крестника императора Павла, что увлекался идеями французской революции, Софья вполне заслуживала имени гранд-дамы эпохи Просвещения, как по образованности своей, так и прекрасными качествами женской души. Переводила Данте, рисовала акварелью, была награждена золотой медалью Вольного экономического общества.
Как говорится, поздно писать либретто, но всё же... После чарующе-бурной, вполне россиниевской увертюры хор поёт стихи Гаврилы Державина:
О, сколь, София, ты приятна
В невинной красоте твоей,
Как чистая вода прозрачна,
Блистая розовой зарей.
Далее за недостатком стихослагательных дарований излагаем фабулу прозаическим языком recitativo secco. Судьба сыграла злую шутку с «русскими французами», заигрывавшими с идеями либертэ-эгалитэ-фратернитэ, отлично болтавшими по-французски и почти не умевшими изъясняться на родном языке (справедливости ради надо добавить, что Софья Владимировна всё же овладела русским, но уже в зрелом возрасте и не без труда). Князьям и графам из «Бархатной книги» пришлось сражаться с Наполеоном. В битве под Краоном в 1814 году дивизия Павла Строганова понесла немалые потери, а его первенцу, 19-летнему Александру Строганову, ядром оторвало голову. Двое суток отец искал тело единственного сына, провёз его через всю Европу, чтобы предать родной земле. «Гражданин Очёр» вскоре умер от горя, опасались и за жизнь Софьи Владимировны.
Но она выстояла и почти 30 лет единолично управляла громадными имениями, держа их в блестящем состоянии. Управителями назначала местных уроженцев, для их обучения создала «Школу земледелия, горных и лесных наук». Особо выдающиеся крепостные таланты за счёт графини отправлялись завершать образование в Европу. Софья Владимировна открывала в поместьях и на заводах школы, устраивала лазареты.
В Куве такие неслыханные благодеяния создали Софье ангельскую репутацию. Серьёзно: графиня воспринималась как своего рода божество. Могло ли быть иначе, ведь в беспросветную жизнь горнозаводских рабочих словно ворвался луч солнца. Мастеровым за особые трудовые заслуги, а также получившим увечья на производстве платили пенсии! Случалось, для молодожёнов бесплатно строилось жильё. Доктора, присланные из Петербурга, по самоновейшей иноземной науке пользовали хворых! Ребятишки пошли учиться грамоте и счёту!
И это в пору, когда ещё не слетела «муза мести и печали» к Некрасову.
Барыню, конечно, в её кувинских владениях ждали. У ближайшего заводского парка выстроили беседку, где Софья Владимировна должна была отдохнуть с дороги, попить чайку и оглядеть гельветические окрестности. Даже и нынешнему жителю Кувы не говорите, будто Софья Строганова никогда не была в здешней «Швейцарии» и даже не собиралась сюда приезжать. Более того, она умерла в 1845 году, а завод открылся в 1856.
Но что там научно-исторические факты — кувинцы ревностно верят в событие, которое не имело права не произойти. Присвоили графиню бесповоротно, будто она всей жизнью и заботами только с Кувой и была связана. Передавали из поколения в поколение: в кувинском Графском парке есть тропинка, которая складывается в имя «Софья». Поди, проверь. Сосны, вроде, все по линеечке высажены, а если обнаружится несколько стволов, из ряда вон выступающих, то никакого пространственного воображения не хватит, чтобы мыслью сложить все неправильности в одно слово, на гектаре разметавшееся. Уже в наше время легенду решили проверить. Изучали результаты аэросъёмок. Ничего не разглядели. Разочарование было горьким. Но потом кого-то осенило: ищем привычной строгости печатные буквы, а надо бы настроить зрение на вензельно-завитушечный почерк fin de siècle. Пригляделись сызнова: вот оно!
В селе в последнее время ежегодно проводят театрально-музыкальный фестиваль «Кувинская Швейцария», главный сюжет художественно-исторической реконструкции — долгожданный приезд Софьи Владимировны. Даже в советское время благодетельница-аристократка не поддалась цензуре: таинственным призраком, что будоражил в здешнем пионерском лагере детское воображение, была, конечно же, «Белая Софья» — привидение девушки, которая из-за несчастной любви повесилась в подвенечном платье на старой водокачке, прячущейся в лесочке на территории лагеря. Бывшие кувинские пионеры вспоминают эту историю с содроганием, а прежние пионервожатые — с коварными усмешками. Потому как это они сочинили страшную легенду, ибо их малолетние подопечные завели моду бегать по ночам ради романтизма к старой водокачке. Чтобы отбить у них такую привычку, вожатые даже наряжались в простыни и в таком непедагогичном виде пугали впечатлительных детишек.
Кува цветущая
В пермских землях строгановского майората частная «Школа земледелия, горных и лесных наук» положила начало учёным династиям Теплоуховых и Вологдиных. Впрочем, это уже другая опера. Но и в ней есть кувинские сцены.
«Швейцарской» своей озеленённостью село обязано прежде всего старшему куренному смотрителю завода и церковному старосте Гурию Малахеевичу Щукину. Он собрал с прихожан деньги, отправился в Казань, в тамошнюю земледельческую школу, и привез саженцы невиданных в здешних краях боярышника, сирени, плакучей ивы. В собственном саду вырастил яблони-китайки и ещё в 1882 году продавал урожай в Кудымкаре. Его стараниями рядом с Иоанно-Предтеченской церковью появились первые правильные посадки — лиственничная роща. В её центре Щукин обустроил высокие, многоярусные, спиралью заверченные клумбы с цветами-многолетниками. Уж сама церковь сгорела после артиллерийского обстрела в гражданскую, а роща цела, и столетние лиственницы продолжают расти.
Сын знаменитого лесовода Александра Ефимовича Теплоухова — Фёдор в 1907 году в близких окрестностях Кувы положил начало лиственничному бору. Сам он в завод не приезжал, но по его советам посадки делали «экспериментом». Не сеянцы по линейке высаживали, а бросали семена в землю вместе с овсяными зёрнами. Овёс потом выкосили, подросшие лиственнички проредили. Теперь с площади привычных для нас шести соток теоретически можно получить целый вагон древесины! Растут в нём и самые высокие деревья в Пермском крае — сосна (
Конечно же, в кувинских лесопарках поселился дух графини и, говорят, помогает найти грибы.
Особенно рьяно взялся в Куве за лесопосадки Пётр Александрович Вологдин.
Один рукотворный лес тополевый, другой лиственничный, третий — на левом берегу пруда — берёзовый, да ещё за ним располагались хвойные посадки. Вологдины, как и Теплоуховы, — тоже крепостные птенцы «гнезда Софьиного». На стипендию графини Пётр окончил московскую Земледельческую школу. Но назначение получил горным смотрителем на рудники Кувинского завода. Видимо, сам напросился, потому что к тому времени его родители с младшими детьми перебрались в Куву.
Вообще-то он с детства был фантазёром и на все руки мастером, для братьев и сестёр изобретал и строил игрушечные тележки и мельницы. Владел столярным, слесарным ремёслами. И всегдашним увлечением было чтение. Коли пришлось сделаться рудничным смотрителем — ринулся в горняцкую науку, его книжное собрание специальной литературы положило начало кувинской горной библиотеке в 3000 томов. Чтобы облегчить труд рудничных рабочих, придумал и сконструировал монорельс для откатки руды на подвесной вагонетке. В 1880-х годах в пермских краях и не слыхивали почти о таком агрегате, как веялка, — Вологдин создал механизм собственной конструкции и даже наладил его производство на Кувинском заводе.
Все знают о Вологдинских солнечных часах в Очёре. Но до очёрских были кувинские! Увы, здесь раритет не сберегли, вскоре после революции прибор оказался сломан. Недавно и каменный постамент, на котором эти часы стояли перед заводской конторой, местный бизнесмен выковырял и свёз к себе на лесопилку. Зачем ему этот камень, не говорит и возвращать не собирается.
Несмотря на успехи в металлургии и механике, его земледельческое образование и на заводской должности давало о себе знать. На опытно-показательном поле Пётр Александрович получал рекордные урожаи зерновых и клевера...
В общем, богата была Кува и хлебом, и скотом, и диковинами заводского мастерства, обильна водой и рукотворными лесами. Зимой сюда на оленьих нартах с ледовитых берегов являлись ненцы. Привозили пушнину и полутораметровую мороженую треску. Обратно отправлялись с порохом, мукой, сахаром и водкой. Почему именно неблизкий завод на реке Куве выбирали для товарообмена?
Как известно, первое в России потребительское общество появилось в 1864 году в Кын-заводе на Чусовой. Там служил управляющим Николай Абрамович Рогов, а его младший брат Яков в ту пору управлял заводом в Куве. И конечно, заимствовал полезное новшество. В Кыну потребкооперация приказала долго жить ещё в 1990-е «весёлые» годы, а в Куве процветает до сих пор. Отгрохали кооперативно-феодальный крак-де-шевалье с магазинами, офисами, складами, пекарней, монтируют импортное оборудование в колбасно-пельменном цехе.
Старый чугун и вороньи конфеты
…У кувинского ландшафта есть особенность. В иных пермяцких местностях небо над лесами и невысокими подскоками холмов разворачивается необъятным размахом, во весь створ окоёма. Но в Куве и затылком чувствуешь круговую панораму свитых косицами облаков, пронзительной синевы и серо-синей, багровеющей к вечеру воды заводского пруда. Потом долго не отпускает ощущение, будто пейзаж, протяжённый и бессобытийный, как шумановские симфонии, забегает вам за затылок и смыкается в бесконечность самоповтора.
Центр Кувы, как раньше, так и теперь, — краснокирпичное двухэтажное здание с башенкой. Бывшая заводская контора — ныне резиденция муниципального музея. Через дорогу — изящно обставленный крылечками, колоннами коринфского, хоть и деревянного ордера и украшенный резной фасадной мелочью особняк управляющего заводом. Вдоль плотины шеренгой выстроились приземистые склады и магазины, а заползая от пруда на горку, правильная шеренга вольно разбегается во все стороны деревенскими избами.
Верхняя часть Кувы называется Щукино — будто бы в честь удальцов из ватаги разбойного атамана Щуки, что бежали от царских полицейских и обустроили первый в здешних местах починок. Улицы здесь прямые и по-городскому широченные, что подтверждает гипотезу, будто план села составлялся петербургскими архитекторами. Среди приземистой мелкой застройки выделяются уцелевшие здания заводских времён: особняк лесничего Любимова, женская школа, заводская столовая и — чтобы не повторять заезженное «клуб» или «ДК» — Дом досуга. Раньше, в заводское время, он назывался ещё изысканнее: «Дом вечерних чаепитий», а ещё — «Дом семейных вечеров и театра».
«Собрание имеет целью доставить членам своим и их семействам возможность проводить свободное от занятий время с удобством, приятностью и пользою. С этою целью собранию предоставляется устраивать для своих членов и их гостей танцевальные, музыкальные и литературные вечера и драматические выступления, выписывать книги, газеты, а также приглашать лиц специальных по разным наукам для чтения лекций, которые служили бы к распространению полезных сведений». Документально подтверждён приезд в Дом семейных вечеров труппы какого-то петербургского театра. Дети заводских служащих в летние каникулы ставили спектакли собственными силами.
На кровле Дома вечерних чаепитий когда-то размещалась квадратная беседка, с которой можно было, попивая чаёк, семейно любоваться почти театральными декорациями «швейцарских» вод и холмов... Увы, большинство двухэтажных хором заводской эпохи не сохранилось. В гражданскую войну орудия с горы Вендошор обстреливали Куву, ориентирами были выбраны Иоанно-Предтеченская церковь и самые видные двухэтажные дома.
По другую сторону заводской конторы, если оглянуться вслед убегающей к Графскому парку плотине, открывается вид на развороченные краснокирпичные внутренности заводских цехов. Крепостной кладки башенка канатной дороги и вовсе являет собой жалкий осколок, наполовину утонувший в груде заросшего травой шлака.
В 1909 году завод закрылся, как и многие Строгановские предприятия на Урале. Кто-то из заводчан остался на обжитом месте, взялся за сельское хозяйство, не забывая, впрочем, ремесленные навыки. Заводской столяр Ширинкин, например, принялся изготавливать краску, пеняя соседям: сколько можно по некрашеным полам ходить? Весьма значительная часть кувинских рабочих перебралась аж в Харбин — то ли строить КВЖД, то ли пытать старательское счастье на золотых россыпях авантюрной Желтороссии.
Спустя три поколения в деревнях ещё говорили: пойду в завод, подразумевая — в Куву.
Хотя с концом завода смысл её существования встал под сомнение. Завод превращался в село. Отстающий колхоз, кое-какие артели... Однажды в войну, уже далеко на западе, командир отправил солдата-кувинца купить сапожную щётку, а тот на покупке прочёл: «Артель имени Суворова. Кува». Эта кожевенная артель делала ещё и упряжь для ездовых собак, которые применялись на северных участках фронта.
В позднесоветское время дети не только собирали пустую стеклотару, но и выковыривали вросшие в землю куски чугуна, спёкшегося со шлаком. За килограмм давали две копейки. Кирпичики, выковырянные из старых заводских корпусов, тоже принимали в заготпункте, ведь кирпичи эти во время строительства завода тащили в котомках за десятки вёрст крестьяне дальних деревень Ёгва и Отёво, где этот стройматериал выделывали кустарным способом... Детвора, ещё не овладевшая начатками арифметики, спрашивала у приёмщика: «А на конфеты с воронами хватит?» Приёмщик уже знал, что конфеты «с воронами» — это «Ласточка»... Деньги можно было потратить и в тире, располагавшемся в подвале особняка заводоуправляющего.
Взрослые умудрялись подкопить денег на покупку коровы, собирая на продажу семена борщевика. Сейчас высохшие стебли по обочинам дорог, словно покосившиеся могильные памятники, укоряют за бездумную попытку приспособить это растение на корм скоту. Борщевик неискоренимым ядовитым войском подбирается вдоль трасс к Куве, того и гляди вступит победно на её широченные улицы и глинистые огороды.
Без малого 30 лет вместо пруда расстилался пустырь, поросший бурьяном. Два года назад плотину восстановили, вода Кувы и Кочкора снова широко разлилась. По весне ветер зачёсывает на глади нешуточные барашки, над ними разлетается ружейная дробь: открылся сезон охоты на уток. Видимо, прежние, из заводской идиллии, гуси и лебеди на кувинский пруд уже вряд ли вернутся. Разве что удастся восстановить аллею на плотине, прежде там, говорят, тянулся настоящий бульвар.
…Жизнь коловращается в Куве на невидимой оси, что проходила когда-то сквозь чугунный циферблат солнечных часов, и тени времени кружат неторопливо, со скоростью виниловой пластинки, по славным делам девятнадцатого века и по скромным житейским радостям недавнего прошлого. Кружит пластинка, срываются из-под иглы и улетают вдаль над прудом на Волеговский мыс и в Графский сад на Красной горке коми-пермяцкие песни Екатерины Плотниковой...
Заслуженная артистка России каждое лето приезжала к матери в родную деревню Тебеньково, потому что надо же помогать: сено собирать, картошку окучивать... Ещё успевала совхозные полевые станы навещать с концертами. Солистка столичной филармонии приезжала обычно с мужем-москвичом, которому деревенская жизнь совсем не нравилась. Утром петухи орут, не дают спать. Соседского петуха всё-таки убил палкой... О людях не думает, только о себе: баню ему истопят, так он в ней целый вечер один сидит, наслаждается. В общем, несимпатичен он был обитателям Тебенькова. Они не удивились, когда узнали: Екатерина Васильевна тяжело заболела, а муж с ней тут же развёлся, да ещё квартиру московскую тайком продал.
Похоронена певица по её желанию на кувинском кладбище. Невдалеке от первого кувинского лесовода Щукина и от могилы Ульяны Ильиничны Чазовой, у которой в войну пацаном жил племянник — будущий «главный кремлёвский доктор» Евгений Чазов.
…Иногда кажется, что из развалин заводских цехов доносится кузнечный лязг, и если не дым, то тень дыма встаёт над несуществующими домнами. А в переливчатой воде кувинского пруда, если долго в неё всматриваться, можно при достаточном воображении различить отражение башен Шильонского замка.
Фото автора
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.