Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

Марк Де Мони: Это примерно то же самое, что 100 лет назад сделал Дягилев

Генеральный менеджер Пермского театра оперы и балета рассказал, в чём заключается уникальность Теодора Курентзиса и как он намерен решить проблемы, существующие в театре

Поделиться

— Наше интервью проходит между двумя важными поездками пермской оперы — гастролями оркестра и хора MusicAeterna с солистами в Европе и «Свадьбой Фигаро» в Москве на фестивале «Золотая маска». Насколько важный этап сегодня переживает театр?

— Я бы добавил третье событие — выход диска «Свадьба Фигаро» на лейб­ле Sony Classical и его презентацию в Москве накануне спектакля. Это уникальное событие, потому что диск особенный — он получил высочайшее признание в мире, а это говорит о высочайшей творческой состоятельности Теодора Курентзиса.

Во время гастролей в Европе мы встречали этот диск повсюду. Зашли в Берлине в крупнейший книжный и музыкальный магазин Dussmans — увидели целые инсталляции с нашим диском в витринах и услышали запись в зале.

В парижском аэропорту Charles de Gaulle купили журнал Telerama (его тираж 600 тыс. экземпляров!), а там — фантастическая рецензия на этот диск, просто фантастическая. Оценка — четыре «форте», высшая в этом издании. И во всех ведущих журналах — огромные рецензии и высшие оценки. Independent — пять звёзд, Financial Times — пять звёзд... Все признают эту запись новым эталоном исполнения «Свадьбы Фигаро» Моцарта.

— Недавно в интернете появились откровения бывшего музыканта оркест­ра MusicAeterna Василия Антипова: он говорит, что записи, которые делает Курентзис, «ненастоящие», потому что записываются «дублями», по нескольку тактов, потом это всё монтируется и ещё «подгоняется» на компьютере... Насколько эти обвинения обоснованны?

— Я знаю, как Теодор осуществляет свои записи, и я бы обеспокоился, если бы музыкальные критики услышали на этом диске что-то неживое. Но как раз наоборот: все обращают внимание на театральность записи, на ощущение живого действия, на эффект присутствия. Я сам много раз слушал эту запись и всегда чувствую в ней живую силу.

Да, Теодор Курентзис, как, впрочем, и все, записывает музыку фрагментами. Один дубль может быть сыгран множество раз, пока он не услышит ту музыку, которая у него в голове. Это происходит потому, что он перфекционист. В отличие от многих других людей из сферы классической музыки, он не считает, что процесс создания записи должен быть максимально приближен к концертному исполнению. И понимает: диск — это, что называется, «на века». К созданию диска он подходит как к написанию книги, подобно парфюмеру, пребывающему в поиске аромата своих новых духов: ему нужна палитра редчайших ингредиентов в виде различных музыкальных фрагментов, из которых он может выбирать, ему нужно особое качество звука. Он предельно самокритичен.

К тому же Курентзис отлично разбирается не только в музыке, но и в технических деталях процесса звукозаписи, а также в звуковоспроизведении, хорошо ориентируется в аппаратуре. Поэтому звукорежиссёры фирмы Sony Classical разрешили ему участвовать в сведении звука и лично оттачивать все нюансы в студии. Он провёл в этой студии много суток. Насколько я знаю, это прецедент — ни один другой дирижёр не проявляет такого интереса к монтажу и сведению записи.

Это, конечно, непривычно, но даёт результат, потому что тут мы видим слияние высочайшего творчества и высочайших технологий. Курентзис технологичен. Он сам создаёт процессы и алгоритмы, а не только дирижёрские трактовки. Теодор всё держит в голове и стремится к тому, чтобы реальность полностью соответствовала его замыслу.

— В Берлине MusicAeterna исполняла ту же программу, что и в Перми, — Dixit Dominus Генделя и «Дидону и Энея»?

— Да, с этой программой мы выступали в лучших и самых важных залах Европы: в зале Берлинской филармонии, в концертном зале «Мегарон» в Афинах дали целых два концерта, в Cite de la Musique в Париже и в Лиссабоне, в концертном зале Фонда Галуста Гульбенкяна — это лучший зал в Лиссабоне.

Но берлинский концерт 16 февраля был особенным. Это, наверное, не всем пермякам известно, но зал Берлинской филармонии — самый престижный концертный зал в мире, лучший в Европе с точки зрения акустики. Я слушал второе отделение концерта с верхнего яруса, из-под потолка, — звук был потрясающий. Полное ощущение, что я нахожусь рядом с оркестром — очень тёплый, какой-то интимный звук. И, что очень редко бывает, акустика хороша и для музыкантов, им уютно играть в этом зале.

Там интересно строится репертуар. Какие концерты пройдут в филармоническом зале, решают сами музыканты Берлинской филармонии — главный дирижёр Саймон Рэттл и концертмейстеры оркестра. Это именно они решили, что MusicAeterna будет выступать здесь, и многие из них пришли на концерт.

В зале 2,4 тыс. мест, все были заняты. Присутствовало очень много критиков, промоутеров, представителей профессуры, интеллигенции... После концерта подходили, благодарили: «Один из лучших концертов последнего времени» — такими словами не разбрасываются. На следующий день на немецком федеральном «Радио Культура» журналист сказал: «Концерт MusicAeterna вместе с Теодором Курентзисом захватывает сильнее любого триллера; в конце публика еле переводит дух — подобная бездыханная тишина возникает в филармонии крайне редко».

Во всех залах этого турне были похожие истории. В Париже зал меньше — около 1 тыс. мест, поэтому мне и хормейстеру Виталию Полонскому пришлось слушать стоя: не было ни одного свободного кресла. Акустика там хороша для зрителей, но очень сложна для музыкантов: она ничего не маскирует, слышен даже малейший недостаток.

А надо знать французскую публику: она очень снобистская и хорошо подготовленная, слушают всегда внимательно, в зале полнейшая тишина, многие пришли с партитурами и следили за ходом исполнения. И вот эти надменные люди были откровенно потрясены... Я тогда такую гордость испытал! Я увидел в этом концерте, в наших ребятах, невероятно талантливых, открытых, сосредоточенных, отдающих на все 100% себя музыке и публике, лицо той России, которую я люблю и ради которой я здесь. Это Россия, о которой в Европе многие даже не догадываются, хотя это и есть истинное лицо России.

Последний концерт турне прошёл в Лиссабоне. Директор зала подошёл к нам после концерта и сказал: «Я пять лет здесь директор, и за всё время это лучший концерт!» И это не дань вежливости, никакие правила приличия не требовали от него такого высказывания. Это было искреннее восхищение, искренняя благодарность.

Подходили многие. Люди говорили, что для них этот вечер стал откровением. Пожилые супруги рассказали, что они переживают смерть сына — и концерт помог им смириться. В этом и есть предназначение музыки.

Курентзис — Артист с большой буквы. Он не стремится возрождать прошлое — он создаёт новое. Сейчас, после «Фигаро», мы выпускаем диск произведений Рамо, и аутентисты всего мира будут от него в шоке. Это не просто исполнение музыки — это встреча двух Артистов через время.

Курентзис вытаскивает из этой музыки новую красоту. Пренебрегая всеми музыкальными премудростями, он играет её как впервые, и получается местами невыносимо красиво. Его не интересует наше понимание исторического исполнительства — он просто дарит музыку.

Я не хотел бы проводить слишком амбициозных параллелей, но всё же это примерно то же самое, что 100 лет назад сделал Дягилев. Конечно, в гораздо большем масштабе, но по смыслу это то же самое — новое открытие России в Европе. Один греческий критик так и написал: «Прошедшее в конце февраля европейское турне Теодора Курентзиса с оркестром и хором MusicAeterna по силе воздействия сравнимо с дебютом труппы Дягилева на Западе. Европейская публика услышала своё музыкальное наследие в авангардной для нашего времени интерпретации русских музыкантов». И то, что оба события имеют корни в Перми, пожалуй, не случайно.

Пермь упоминалась во время гастролей постоянно, на всех афишах, во всех объявлениях значилось, что выступают оркестр и хор Пермского театра оперы и балета. И на диске «Фигаро» логотип теат­ра находится рядом с логотипом Sony Classical. О Перми в Европе благодаря нам заговорили.

— Раз так, попробуем вернуться в Пермь. Вы можете прокомментировать предстоящий уход исполнительного директора Анатолия Пичкалёва?

— Хотелось бы сказать, что личного конфликта между Анатолием Евгеньевичем и Теодором Курентзисом нет. Это всё рабочие моменты. Мы постараемся расстаться по-дружески, оценивая его заслуги перед театром и перед культурой Перми.

— В последнее время звучит много жалоб на ваш репертуар.

— Да, здесь есть проблемы. То, что новые постановки не могут полноценно войти в репертуар из-за международного состава исполнителей, — не единственная из них, есть и другие. С формированием репертуара надо серьёзно разбираться, это большая работа, и она уже началась.

Сейчас мы пришли к тому, что помимо создания дорогих эксклюзивных спектаклей необходимо ставить малобюджетные оперы, которые могут быть созданы за сравнительно короткое время, а все исполнители будут пермскими. За счёт таких опер, которые будут ставиться в сжатые сроки без приглашённых солистов, мы намерены за короткое время пополнить репертуар. Для этой работы будут приглашаться малоизвестные, но перспективные режиссёры, в которых мы верим.

Кроме того, мы исследуем рынок с целью приобретения некоторых спектак­лей. Уже начались переговоры о приобретении «Богемы» в постановке Джонатана Миллера у Английской национальной оперы. Это традиционный, ничуть не авангардный, но очень хороший, стильный и качественный спектакль. Он идёт в Лондоне не первый год, его можно приобрести недорого, и это гораздо проще и быстрее, чем ставить самим.

Надо целенаправленно и планомерно укомплектовывать оперную труппу определёнными голосами, чтобы наши моцартовские оперы вошли в постоянный репертуар, и вообще увязывать развитие труппы с нашими планами.

Наконец, надо восстановить в театре работу режиссёрского управления, потому что сейчас никто не следит за качеством репертуарных спектаклей. В новой редакции штатного расписания мы создали такую ячейку и сейчас ищем режиссёров. Будем, наверное, проводить конкурс и набирать молодёжь, которая сможет здесь создавать малобюджетные постановки и следить за состоянием репертуара.

— Ещё одно опасение пермской публики связано с реконструкцией театра. Говорят, что вы строите не театральный, а концертный зал, что балет рискует по-прежнему остаться на маленькой сцене...

— Это чушь. Возможно, этот слух связан с тем, что мы собираемся сменить специалиста по акустике — мы решили пригласить японца Ясухису Тойота. Почему — рассказывать долго, там много подробностей, но если говорить вкратце, то Тойота — это полная гарантия великолепной акустики.

Но при этом ни форма, ни размеры зала по сравнению с первоначальным вариантом не изменились — по всем параметрам это большой театральный зал. Более того: Тойота понимает все сложности и потребности театрального зала и идёт нам навстречу. Он предлагал сделать массивную акустическую ракушку, которая усложнила бы процесс установки декораций. Мы это отвергли, и он корректирует своё предложение.

Архитектура Дэвида Чипперфильда и акустика Тойота — это будет лучший театр оперы и балета в России.

— Поговорим о планах. Нам стоит готовиться к бетховенской Missa Solemnis в постановке Питера Селларса?

— Работа над этой постановкой обещает быть долгой и невероятно кропотливой и будет складываться из нескольких этапов. Торжественную Мессу мы представим публике только в 2016 году. Но и без этого до конца сезона у нас много событий.

В конце марта — премьера балета «Голубая птица и принцесса Флорина», концертное исполнение оперы «Богема», в заглавных партиях — солисты нашей оперы, затем конкурс «Арабеск», на который пришло рекордное количество заявок из рекордного количества стран, в конце апреля — концерт оркестра MusicAeterna с Теодором Курентзисом и скрипачкой Патричией Копачинской. Очень красивый концерт будет в мае в Органном зале — MusicAeterna и наш солист Борис Рудак исполнят «Зимний путь» Шуберта-Цендера, а пермский режиссёр Алексей Романов специально снимает поэтический видеофильм для этого вечера.

В июне нам предстоит премьера оперы Дмитрия Курляндского «Носферату» и Дягилевский фестиваль.

— А более отдалённые перспективы?

— Вам первой говорю: мы ведём переговоры с Бобом Уилсоном о «Травиате» в 2016 году. Уилсон приезжает сюда только потому, что здесь работает Курентзис и уже поработал Питер Селларс.

— Вам хватит финансовых средств на осуществление всех ваших планов?

— Полтора месяца назад мы наконец-то получили «отмашку» губернатора на создание попечительского совета теат­ра и сейчас начали его формировать. При этом надеемся, что в него войдут и персоны федерального уровня. Это обеспечит нам более прямой контакт с Москвой и поддержку на федеральном уровне. Это не утопия, а единственная реальная возможность. Иного пути у нас нет.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться