Наталья Калюжная

Наталья Калюжная

заместитель главного редактора газеты «Новый компаньон»

Михаил Раев:
Наука — «барышня» творческая и примитивизма не терпящая

Бывший заместитель министра промышленности, инноваций и науки Пермского края — об идее развития биомедицинского кластера и перспективах развития науки в Прикамье в целом

Поделиться

— Михаил Борисович, недавно на комитете краевого парламента по экономическому развитию и налогам рассматривался вопрос о программе науки и инноваций. Он был снят с контроля, при этом было отмечено, что в рамках госпрограммы «Образование и наука» будет разработана подпрограмма по науке, вернуться к которой предполагается уже в 2014 году. Вы были заместителем руководителя рабочей группы по созданию проекта концепции долгосрочной целевой программы (ДЦП). Можете объяснить, что произошло?

— В своё время к подготовке проекта концепции ДЦП по развитию науки и инноваций мы подошли очень системно. Был проанализирован многолетний опыт во всём спектре научной деятельности в Пермском крае. Речь идёт о фундаментальных исследованиях, прикладных разработках, НИОКРах, инновационном опыте.

Была создана высокопрофессиональная рабочая группа из 30 человек  — учёных, бизнесменов, депутатов, представителей администрации.

За полтора месяца была проведена колоссальная работа, и к маю текущего года документ был готов к внесению в Законодательное собрание. Так нам казалось.

Это было незадолго до «смерти» краевого министерства промышлености. Переходный период, видимо, сыграл свою негативную роль. В итоге законодателям было заявлено, что концепция требует доработки (объективно, это, наверное, оправданно, ибо любой последователь вправе сомневаться в компетенциях предшественника), и был запрошен тайм-аут. Говорилось, что в августе проект концепции будет внесён. Но к августу было озвучено: «Долгосрочной целевой программы по науке и инновациям не будет  — создаём госпрограмму по образованию и науке». И всё.

Госпрограмма была создана. Я посмот­рел её, сравнил текстовые части документов. Обнаружил некоторые заимствования из нашего  — в части анализа проблем, например, в части направлений, которые требуют поддержки и актуальны на территории Пермского края. А вот в части реализации действительно важных стратегических задач с указанием размеров и источников ресурсов, формулировкой и обоснованием целевых показателей по всем основным направлениям деятельности (я уже не говорю о финансово-экономическом обосновании) всё как-то невесело.

Очень много важного было исключено. А потому та часть госпрограммы, которая посвящена науке, выглядит «хотелками» и «мечталками» с некоторым набором трескучих фраз и совершенно странными цифрами.

Ну, посудите сами, на сегодняшний день у нас в крае 850 докторов наук и 5 тыс. кандидатов наук (учитывая число аспирантов и докторантов, эта цифра вполне может увеличиться к 2016 году на 2,5 тыс. человек). Отчего же рейтинговых публикаций в 2016 году (журналы, индексируемые Web of Science и Scopus) планируется только 450? Грубо  — по 0,05 публикации на брата. Грустно.

Да и явный перекос в сторону образования недвусмысленно свидетельствует о соответствующей «заточке» авторов этого документа.

— Можете ли сказать, что именно потерял край, не «продвинув» к реализации эту концепцию?

— Проще сказать, чего он не приобрёл. Он не приобрёл полноценный документ, свидетельствующий о заинтересованности края в развитии науки. Этот документ продемонстрировал бы не только жителям, но и «окружающей среде», что у нас развивающийся, инновационный регион.

Под «окружающей средой» я подра­зумеваю органы федерального центра. Есть организации, которые могут влиять на финансирование региональных программ и поддержку инновационного развития регионов. С одной стороны, это федеральные программы на уровне министерств. Например, Минэкономразвития России финансирует создание инновационных территориальных клас­теров, Минсвязи России финансирует создание технопарков. По сути, всё это называется «мотивация на инновационное развитие». Это достаточно серьёзные средства.

Существует финансирование из источников, которые называются «институтами развития». Это фонды ОАО «РВК», ГК «Внешэкономбанк», ОАО «Роснано», «Сколково» и др.

Это источники, которые способны ориентировать серьёзные средства в регионы, если видят, что сами регионы хотят развиваться и имеют у себя перспективные проекты. А демонстрацией того, что регионы хотят развиваться, могут быть два факта — во-первых, объём средств из бюджета края, вкладываемых в развивающиеся перспективные отрасли, во-вторых — активное участие региона в мероприятиях, имеющих федеральное значение. Например, в России с 2010 года есть Ассоциация инновационных регионов России (АИРР) — очень интересная организация, председателем совета которой является президент Татарстана. В составе этой ассоциации созданы специальные комитеты. Комитеты профильные — госзакупки, кластеры, инвестиции, инновационное законодательство и т. д. Руководители этих комитетов  — своего рода рабочие лошадки, те функционеры-представители регионов, как правило, лица, облечённые серьёзными властными полномочиями, функционально понимающие, о чём идёт речь. Если это комитет по госзакупкам  — то это заместитель губернатора, куратор направления в своём регионе. Если речь идёт об инвестиционном комитете АИРР — то это люди, понимающие в экономике (уровня заместителя председателя региона).

Это всё называется красивыми словами «инвестиционная привлекательность региона». То есть для того, чтобы сделать его инвестиционно-привлекательным, нужно предпринять действия в этой сфере.

Это как в анекдоте, в котором человек просил бога помочь ему выиграть в лотерею, на что тот ответил: «Ты хотя бы купи лотерейный билет». Вот так и мы должны продемонстрировать, что не просто так сидим тут ровно и ждём, когда придёт добрый дядя и принесёт мешок денег. Такого не будет никогда.

Концепция, которую мы разрабатывали, была направлена на то, чтобы показать активность региона в отношении самого себя. Она должна была стать идеологическим стержнем, определяющим развитие науки и инновационное развитие региона на несколько лет вперёд. С её помошью мы могли продемонстрировать свой потенциал, показать, что деньги инвесторов не пропадут, то есть мы знаем, что нам нужно, и уже вложили что-то своё. И потому, господа, участвующие в распределении финансирования из федерального центра в регионы, а давайте-ка, посмотрите в нашу сторону…

Когда я приходил на свою должность в министерстве, где проработал всего восемь месяцев, первый разговор с губернатором был очень деловой. Он сразу сказал: «Наша главная задача — привлечь инвестиции в регион». На что я ответил: «Понимаю, сделаю всё возможное». И с этого момента мы делали всё возможное. Мы провели ряд знаковых мероприятий, в том числе и таких, которых в регионе ранее не было.

Подписано соглашение с Российским фондом фундаментальных исследований до 2017 года. Три наших предприятия получат 705 млн руб. из федерального бюджета на создание высокотехнологичных производств. Создана «дорожная карта» развития науки в крае.

Этот опыт позволил нам разобраться и сформировать задачи, что нужно делать для того, чтобы привлечь инвестиции, и где лежат средства. Их много, на самом деле.

— И где же они «лежат»?

— Во многих местах. В первую очередь, это институты развития. Их я перечислил ранее. Также это средства по программам не менее четырёх федеральных министерств, фонды, в том числе частного характера.

Чего стоит хотя бы программа по созданию технопарков в сфере высоких технологий. По ней регионы получили финансирование в среднем, на 1 млрд руб. каждый. Но, обратите внимание, каждый миллиард им был выделен на миллиард собственных вложенных средств. В программу вошли Самарская область, Московская область, Татарстан, Калужская область, Нижегородская область, Новосибирская область, Тюменская область, Санкт-Петербург, Кемеровская область, Мордовия, Пензенская область, Тамбовская область.

— Пермский край не попал в список регионов, финансируемых по этой программе?

— Нет, не попал.

— Непонятна история с кластером «Новый Звёздный», финансирование которого уже второй год край пытается получить по другой программе  — поддержки инновационных региональных кластеров.

— Они пока не получили финансирование. Пытаются что-то сделать, но сейчас существуют за счёт собственных средств.

— Но ведь в начале года было распоряжение премьер-министра РФ Дмитрия Медведева о том, чтобы пересмотреть условия финансирования «Нового Звёздного»...

 — Было. Может, руки не дошли... Лично я сужу по документам. Есть представленная на суд общественности госпрограмма края «Развитие образования и науки». В ней по этому направлению не выделено ни рубля из краевого бюджета и не предусматривается привлечение федеральных средств. Если бы была чёткая уверенность в наличии финансирования, то там были бы представлены объёмы финансирования со стороны как федерального, так и краевого бюджета.

Получается, что пока «Новый Звёздный» не имеет внешнего финансирования.

— Играет ли роль при принятии такого рода решений на федеральном уровне инвестиционная привлекательность региона в целом, а не конкретных его направлений?

— Конечно! Существуют критерии для оценки инвестиционной привлекательности. Формально, надо набрать определённое количество баллов.

Я не занимался в министерстве «Новым Звёздным»  — это не моё направление. Мы готовили другой проект — создание у нас биотехнологичес­кого технопарка. Это отдельная история, очень поучительная для меня. В некотором смысле я виню себя, что долго разбирался в том, как работают механизмы по привлечению средств на крупные проекты, и не воспользовался своим положением заместителя министра, чтобы пролоббировать этот проект.

— Был ли реальный шанс получить финансирование под биотехнологический технопарк? Чем так сильны пермские микробиологи?

— Мы умеем то, что не умеют другие. В институте, где мы с вами сейчас беседуем (Институт экологии и генетики микроорганизмов УрО РАН — ред.), прямо над нами располагается лаборатория алканотрофных микроорганизмов. Возглавляет её Ирина Борисовна Ившина, член-корреспондент Российской академии наук. У неё есть и школа, и команда. Это школа профессора Роберта Пшеничного, в недрах «Биомеда» зарождённые темы. Это школа профессора Александра Оборина — основоположника геомикробиологии в Прикамье. В лаборатории создана музейная коллекция микроорганизмов, называемых родококками и насчитывающая более 2 тыс. охарактеризованных и хорошо изученных штаммов.

Если бы Ирину Борисовну с её девочками и родококками призвали в своё время в Мексиканский залив с так до конца и не решённой проблемой нашумевшей экологической катастрофы, они бы и проблему эту решили, и последствия предотвратили.

Сотрудники этой лаборатории сумели разобраться в широком спектре способностей этих микроорганизмов, в сферах их применения  — от природных углеводородов и продуктов их переработки до утилизации синтетических органичес­ких соединений, например, просроченных или бракованных лекарственных препаратов. Но главное  — вот фундаментальная база для построения соответствующей высокотехнологичной инфраструктуры в сфере промышленной и экологической биотехнологии. Нет аналогов у нас в стране!

В России зарегистрированы пока только две всероссийские музейные коллекции микроорганизмов — в Пущино и в Москве. Наряду с этими двумя, наша давно уже достойна носить статус национального биоресурсного центра. Это вполне реальная задача, и при поддержке краевых властей она могла бы быть реализована в кратчайшие сроки. Вот вам и инвестиционная привлекательность региона.

Лаборатория имеет контакты с зарубежными партнёрами, особенно с Напиер — университетом в Шотландии. Результаты этого взаимодействия — интересные гранты, прекрасные научные работы. Только вот государство к этому не имеет никакого отношения. А нам хотелось сделать так, чтобы государство поучаствовало.

— Как решался вопрос по технопарку?

— В этом направлении как таковых попыток получить финансирование, внедриться в программу по высокотехнологичному производству (технопарку) не было.

Изначально, я написал концепцию создания центра клеточных технологий. Я часто работаю за рубежом и, «нахватавшись» там опыта работы с клетками человека и животных, в том числе — стволовыми, подумал, что здесь мы тоже можем сделать нечто подобное. Идея была реализовать проект на государственном уровне. Я хотел, чтобы у нас в Перми был не просто центр клеточных технологий, а технопарк с «заточкой» на биотехнологии, с одной стороны — актуальные для региона, с другой — реальные с точки зрения имеющегося ресурсного и интеллектуального потенциала. А центр клеточных технологий был бы только одним из элементов этого технопарка. В рамках технопарка должна была быть технологическая теплица для стартапов — по сути, «рассадник» исследовательских идей.

Общая сумма планировавшихся затрат на создание технопарка — порядка 2 млрд руб. Предполагалось, что 1 млрд руб. будет выделен из бюджета края, ещё 1 млрд руб. — привлечённые средства из федерального центра или иных источников (например, институтов развития). Планировалось, что в структуре технопарка будет университет — образовательное учреждение, которое реализовывало бы магистерские и диссертационные программы. Были продуманы все необходимые элементы — образование, производство, инкубация, реагентное и технологи­чес­кое обеспечение.

Не получилось. Сказалось, вероятно, отсутствие должного опыта госслужбы, а за восемь месяцев чиновником я так и не стал. А надо быть немножко чиновником — в лучшем смысле этого слова. Это значит — знать, когда, куда и с чем заходить, кого привлекать, как формулировать нужную фразу.

Основное, что нам удалось сделать, — показать идею на уровне правительства РФ, Совета Федерации, Госдумы. Идея создания технопарка и его направлений легла в положения «дорожной карты» развития биотехнологий в России (утверждена в июле), в разработке которой мы принимали активное участие. То есть сейчас имеется реальная федеральная нормативная база, поддерживающая проект создания технопарка.

Нами была произведена оценка рынка биотехнологий в России по продуктам, производимым в технопарке. Создана функциональная модель технопарка, проведены переговоры с собственниками аналогичного технопарка, готового построить его «под ключ».

С моим уходом из министерства проект не встал, он продолжает развиваться. В России есть не менее семи регионов, декларирующих приоритет развития биотехнологий на их территории. Так что если не получится реализовать по определённым причинам такой проект в крае, я думаю, он (или какие-либо его элементы), безусловно, будет реализован в одном из этих регионов.

— Многие ли программы постигла судьба концепции науки и инноваций?

— Я могу привести ещё один пример. Для создания инвестиционной привлекательности региона постоянно нужно что-либо придумывать. Существует, на мой взгляд, совершенно замечательная программа Фонда Бортника — содействия развитию малых форм предпринимательства в технической сфере. Там есть несколько направлений для самых маленьких, только начинающих развиваться проектов. В частности, это программа «У.М.Н.И.К.», следующая ступень — программа «Старт». Сейчас появилось ещё несколько направлений финансирования. Все они предусматривают финансирование из федерального центра, финансирование на местах не предполагается... Но в некоторых регионах выделяют средства в аналогичном объёме тем, кто победил в этой программе. Это умный ход. Таким образом, регион показывает свою поддержку, заинтересованность в этой программе. И федеральный фонд это видит. А что было сделано у нас?

В Министерстве промышленности, инноваций и науки Пермского края была разработана ведомственная целевая программа развития технологического предпринимательства, которая была направлена на то, чтобы обеспечивать семинары «умникам» и «стартовикам». Эта целевая программа была «заточена» на то, чтобы эти ребята — «умники» и «стартовики» — получали поддержку на уровне региона. В Фонде Бортника это было известно, сюда постоянно приезжал его представитель. Тот факт, что у нас разработана такая программа, позволил нам увеличить квоту для «умников» по количеству проектов, финансируемых в течение года, — было 30, стало 36. То есть мы привлекли внимание фонда как инновационно-развивающаяся территория.

В ходе секвестирования бюджета было принято решение, что целевой программы «Развитие технологического предпринимательства» больше не будет. Всего 15 млн руб. на три года... Мы были вынуждены сказать в фонде, что теперь сможем провести только один семинар. Нам ответили: «И это на фоне того, что мы увеличили квоту?..»

И это не всё. Есть ещё одно направление — НИОКРы. Они координировали несколько направлений науки — фундаментальную, прикладную, инновационную. Заявки подавали, как правило, предприятия, которые организуют вокруг себя группы инициативных ребят. Среди них был большой процент айтишников — «ЭР-Телеком», ИВС, «Форт-Телеком», «ЭКАТ». На каждый рубль вложенных из края денег предприятие, заявившееся на финансирование НИОКР, вкладывало свой рубль. Это ли не привлечение инвестиций?

Зимой прошлого года было принято решение, что НИОКРы  — не самое эффективное направление. Если раньше правительство края в год выделяло по 50 млн руб. на НИОКРы на условиях софинансирования, то в этом году финансирования на данный конкурс вообще не было преду­смотрено, а со следующего года сумма сократилась в два раза  — до 25 млн руб.

Про отказ от создания фонда «Кама Первый», я уверен, все слышали. Если бы этот фонд был создан, то в крае в течение четырёх лет появилось бы не менее 14 новых инновационных предприятий, было бы привлечено инвес­тиций объёмом не менее 1,3 млрд руб. Сколько бы это бы дало высокотехнологичных рабочих мест! А если учесть, что созданные предприятия поставляли бы продукцию на территорию всей России и за рубеж как проектные компании «Роснано», какую бы выгоду в виде налогов получили? Пока аналогов данного механизма привлечения инвестиций в крае не придумали…

В связи с секвестированием бюджета возникли серьёзные «перекосы». Например, пришлось доказывать, что фундаментальная наука в крае необходима для развития региона. Хотели ведь просто разорвать отношения с федеральными структурами, прекратить финансирование более 100 ежегодно реализуемых проектов. Пришлось писать несколько десятков служебных записок, привлекать серьёзных учёных региона, чтобы отстоять вроде бы давно реализуемое и устоявшееся направление развития науки. И так было по многим вопросам.

Всё это, без сомнения, не дало региону положительного эффекта в развитии — скорее, наоборот.

— Как обстоит дело с поддержкой инноваций в других регионах?

— Могу привести несколько цифр. В 2013 году финансирование, которое планировалось на науку и инновации в Пермском крае, осуществляемое через Минпром, — 76 млн 819 тыс. руб. В 2012 году эта сумма была практичес­ки в два раза больше. На то же направление Калужская область в 2013 году выделяет 354 млн руб., Мордовия — 421 млн руб., Ямало-Ненецкий автономный округ — 601 млн руб., Санкт-Петербург — 740 млн руб., Томская область — 296 млн руб., Свердловская область — 1 млрд 126 млн руб. Это то, что планируется в соответствии с нормативно-правовыми актами, цифры, подтверждённые документами.

— В последнее время сильно «рванул» вперёд в инновационном развитии Татарстан. Какое финансирование предусмотрено у них на это направление?

— Общее финансирование — не на один год, а, насколько я знаю, на 2010 —2020 годы составляет 30 млрд руб. При этом 6 млрд руб. — вклад самого Татарстана, и 24 млрд руб. — привлечённые средства, в том числе федеральное финансирование и частные инвесторы.

— Что нужно, чтобы привлечь деньги инвесторов?

— Вот я инвестор, легко могу вложить деньги. Но я заинтересован в том, чтобы эти деньги потом ко мне вернулись с прибылью. При этом у меня есть достаточное количество патриотизма и достаточное количество здравого смысла. Я не буду вкладывать в «тьмутаракань», где нет ничего, кроме лягушек на болоте. Но если мне предложат вложиться в «реконструкцию» этого болота, если мне докажут, что это болото, например, перспективный кладезь биоудобрений, биотоплива, то почему бы и не вложить?

В апреле 2012 года Владимир Путин подписал комплексную программу, которая называется «Био-2020». Многие наши наработки совпали с ней до мелочей. Выходит, мы — «в тренде». Основой для создания этой программы явилась как раз деятельность так называемых технологических платформ. Это платформа, связанная с медициной будущего, платформа, связанная с топливом, и так далее. Это руководство к действию, за которое надо было бы ухватиться и подумать. Собственно, уже пора заканчивать думать  — делать надо.

— Сейчас идея биомедицинского кластера окончательно «ушла в небытие»?

— Нет, для её реализации есть всё, нужен только административный ресурс, чтобы показать, что сюда нужно вкладывать деньги. Есть проект, который уже готов и может быть реализован при наличии доброй воли.

Сейчас мы пошли путём поиска частных инвесторов. В данный момент работаем над бизнес-планом одного элемента этого технопарка, который может приносить деньги,  — завода по производству реагентной базы для биотехнологий в соответствии с международными стандартами качества и производства, и продукции, чего у нас в стране нет вообще. Но он может появиться в Перми. Если кто-то заинтересуется бизнес-планом, мы построим завод.

Это непросто, так как нужна площадка. Потенциальному инвестору нужно сказать: «Площадка уже есть». Тем, кто выделит площадку, нужно сказать: «Инвестор уже есть». Замкнутый круг. Сложно его разорвать, но придётся. Один из возможных вариантов — наш НПО «Биомед». С учётом его мощностей, сохранив то, что развивается, и добавив то, что было раньше, но на новом технологическом уровне, а затем сертифицировав производство под GMP, мы можем запросто на территории «Биомеда» реализовать программу всего технопарка.

— Но «Биомед» ведь не пермский?

— Ну, помечтать-то можно...

— Как теперь будут в крае развиваться инновации?

— 2012-й — это был сильный год в идеологическом плане. Появились «майские» указы президента РФ, декабрьское послание Федеральному собранию, целевые показатели деятельности органов власти регионов. Все эти документы содержали определённые сигналы регионам, на что нужно обратить внимание и ориентировать свою деятельность.

В марте у нас, по моему мнению, вообще была допущена серьёзная системная ошибка  — искусственно разорвана наука на фундаментальную и прикладную. Если раньше был один идеологический центр, который формулировал цели и задачи в рамках выполнения своих полномочий, имея в виду всю сферу научной деятельности (определяя приоритеты развития, чтобы каждый элемент системы понимал, что является общей задачей), то сейчас этого нет. Судя по принимаемым документам, фундаментальная наука — это образование, а потому «припаркована» где-то в образовательной сфере и не рассматривается как самостоятельная отрасль, прикладная и инновационная — где-то в промышленности, предпринимательстве и торговле. Внятные целевые показатели при таком построении системы выработать очень сложно. Каждый будет, прежде чем заняться делом, думать: «Моё или не моё?» и «А оно мне надо?»

Если мы хотим выжить, мы должны сделать всё, чтобы идти инновационным путём, — альтернативы нет. Ни в технологическом, ни в образовательном плане. Без науки развитие невозможно. Надеяться, что по божественной воле на нас свалятся технологические и материальные ресурсы, — абсурд.

Самым логичным, на мой взгляд, было бы решение о создании отдельного органа в структуре исполнительной власти (агентство, департамент — не важно), структурно-функциональная организация которого была бы ориентирована на науку во всём спектре её форм и направлений — от финансирования фундаментальных исследований до создания высокотехнологичных производств, а профессионализм сотрудников не вызывал бы сомнений в их компетенциях.

Наука — барышня творческая и примитивизма не терпящая. Вот и помощники у неё должны быть соответствующие — люди творческие и профессиональные, а главное — небезразличные.

А инновационность должна стать не просто нормой жизни, но формой мыслительного процесса тех, кто так или иначе задействован в механизмах социально-экономического развития региона, априори подразумеваться при принятии любых решений в секторе реальной экономики.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться