Балетный апофеоз ампира

Десятиминутные овации и красивая цветочная церемония, после которой сцена превратилась в оживлённый сад, свидетельствовали о том, с каким нетерпением ждали от театра премьеру большого классического балетного спектакля. Это красноречивее всяких слов объясняло, почему худрук труппы Антон Пимонов изменил планы и вместо давно обещанного «Каменного цветка» Прокофьева показал «Раймонду» (12+) Глазунова.

В то же время, это балет, которого в Перми можно было ожидать меньше всего. Последний шедевр Петипа, квинтэссенция «большого стиля» рассчитана на невероятные ресурсы. Три его акта и шесть картин требуют шести декораций, причём скромность, камерность, сдержанность — это понятия, неизвестные «Раймонде».

Не имеющая литературного или исторического первоисточника, она основана на истории, специально придуманной для балета Лидией Пашковой. Юная венгерская графиня Раймонда, гостящая у тётки при прованском дворе, получает заочное предложение руки и сердца от рыцаря Жана де Бриена и отвечает на него согласием; но, пока жениха представляет только присланный портрет, к ногам Раймонды падает сарацинский властитель Абдерахман. В снах Раймонды являются рыцарь и шейх, один обещает возвышенную идеальную любовь, другой — все драгоценности мира и свою страсть. В реальности на празднике во дворце влюблённый до исступления Абдерахман пытается похитить Раймонду, но тут появляется, наконец, долгожданный Жан де Бриен и сносит голову сарацину. Балет завершается грандиозной свадьбой.

Пашкова, не отметившаяся в истории никакими литературными достижениями, собрала в этом либретто все романтические штампы о Средневековье: стрельчатые башни замков и дворцовые залы, многолюдье и разноцветье придворной жизни, роскошь костюмов, звон мечей, блеск драгоценностей. Всем этим во всеоружии мастерства воспользовался 80-летний Петипа, который с щедростью средневекового ювелира рассыпал в «Раймонде» бесконечную вязь характерных и придворных танцев, квинтеты, квартеты, дуэты и соло персонажей, а главной героине выдал приданое из шести вариаций. Такой роскоши и такого испытания не предполагает больше ни один известный балет.

Многие десятилетия казалось очевидным, что классическая версия «Раймонды» по плечу только труппе, для которой балет был создан, — Мариинской. Даже Большой театр довольствовался сначала «пересказом» Александра Горского, позже — Леонида Лавровского, которые значительно отличаются от постановки Петипа. Когда-то «Раймонду» хотел включить в программу своего самого первого парижского балетного «Русского сезона» Сергей Дягилев, но и для него спектакль оказался неподъёмным, так что за границей «Раймонду» узнали только благодаря гастролям театра им. Кирова в 1960-х, а впервые обзавелись собственными постановками благодаря Рудольфу Нурееву, но до сих пор это название остаётся на Западе достаточно раритетным.

В СССР «Раймонда» тоже появлялась на афишах очень редко и обычно в авторских редакциях. Так она дважды промелькнула и в Перми: в 1963 году в постановке Марата Газиева, в 1992-м — Кирилла Шморгонера. В последние годы, откликаясь на потребность зрителей в больших роскошных спектаклях, провинциальные театры бесстрашно расстаются со всеми табу — уже сложно найти российскую труппу, которая не танцевала бы «Спящую красавицу» и «Баядерку». «Раймонда» оставалась последним малоприступным бастионом, но её 125-летие, отмечаемое в этом году, сокрушило и его: спектакль выпущен в Астрахани, Владивостоке, Челябинске, Самаре.

Пермский балет в провинциальных не числится, поэтому и ожидания, и требования здесь другие. Трёхлетнее «правление» Антона Пимонова в пермской труппе отмечено целой серией первоклассных премьер: «Озорными песнями», «Концертом № 5» самого худрука, «В тёмных образах» Максима Севагина, UltimaThule Вячеслава Самодурова, возобновлением балетов Уильяма Форсайта и Иржи Килиана. Тем не менее, основной специализацией труппы остаётся русская классика, а последняя отвечающая этому профилю премьера была в Перми пять лет назад — «Баядерка» в петербургской редакции, осуществлённая Алексеем Мирошниченко. Видимо, ориентируясь на предшественника, Антон Пимонов остановил выбор на «Раймонде». Хотя, вероятно, в репертуаре гораздо органичнее чувствовали бы себя «Эсмеральда», «Коппелия», «Наяда и рыбак» или какой-нибудь полузабытый раритет из длинного свитка опусов Петипа.

Постановку Пимонов решил доверить Елене Панковой — одной из самых ярких солисток Кировского театра 1980-х, ученице Ирины Колпаковой, после этого многие годы танцевавшей в Баварском балете, сотрудничавшей с другими зарубежными театрами и в качестве балерины, и в качестве балетмейстера. На каком-то этапе худрук тоже присоединился к постановочной работе над «Раймондой». Вместе они «близко к тексту» воспроизвели петербургскую «Раймонду» в том варианте, который долго считался каноническим, — версию Константина Сергеева, отредактировавшего спектакль в 1948 году.

Однако вариант Сергеева — балетный апофеоз сталинского ампира — требует безграничных ресурсов труппы. В первую очередь, банальной орды танцовщиков, статистов и детей; а первоисточник Петипа — полка первоклассных корифеев для венгерского танца, гран па и картины «Сон», батальона солистов на мазурку, чардаш, панадерос, сарацинский танец, вариации в картине «Сон» и гран па, партии трубадуров и подруг, не говоря про две главные мужские роли, а на главную женскую — олимпийскую чемпионку по балетному многоборью, которая хотя бы просто физически выдержит шесть вариаций, па д’аксьон, адажио и гран па.

Всех их нужно одеть — закутать в меха, задрапировать в парчу, заткать шелками и разместить на беспрецедентно скромной сцене Пермской оперы. На решение этой задачи Пимонов пригласил лучших специалистов — мастеров, работавших над самыми резонансными классическими премьерами последних лет: сценографа Альону Пикалову («Тщетная предосторожность» и «Пахита» в «Урал Опера Балете», «Катарина, или Дочь разбойника» в Красноярске, «Баядерка» в Перми), художника по костюмам Татьяну Ногинову («Баядерка» Сергея Вихарева в Мариинском театре, «Коппелия» в Большом, «Бахчисарайский фонтан» в самарской «Шостакович Опере», «Баядерка» и «Щелкунчик» в Перми), художника по свету Алексея Хорошева («Щелкунчик» и «Баядерка» в Перми).

Все вместе они создали картину, поражающую глаз нарядной праздничностью.

…Но избежать избыточности, перенаселённости, сбивчивости дыхания на сцене не удаётся. Гигантские своды средневековых дворцов, призванные вызвать в памяти прекрасные покои Алиеноры Аквитанской, кажется, боятся рухнуть под натиском гостей, приехавших на праздники к венгерской графине. Камерная сцена позволяет разглядеть, что часть прованских аристократов внезапно становится испанским сопровождением сарацина и даже среди венгерской свиты на свадьбе обнаруживаются обращённые берберы.

Труппа прикладывает все усилия, чтобы выглядеть изнеженной и беззаботной, как подобает обитателям Лазурного берега — что в эпоху позднего Средневековья, что в наши дни. Среди исполнителей выделяются Лариса Москаленко, Ярослав Щелёв, Роман Тарханов в панадеросе и венгерском танце, Дарья Сизова и Артём Мишаков в сарацинском танце, Томонэ Кагава и Екатерина Пятышева во вставной вариации гран-па, они же, а также Екатерина Лебедева и Диана Куцбах в партиях подруг, Сергей Угрюмов и Александр Таранов — трубадуры, Виктория Снигур и Альбина Рангулова в вариациях «Сна».

Не очень выразительно поставленные мимические сцены не дают блеснуть исполнителям таких небольших, но важных партий, как Белая дама, графиня Сибилла де Дорис, король Андрей II. Зато от души играют оба Абдерахмана — Роман Тарханов, который выглядит реинкарнацией страшного, но благородного Саладина, и Иван Ткаченко — среди женской аудитории их отсутствие в третьем акте вызывало оба вечера нарекания в адрес хореографа. Кирилл Макурин и недавнее приобретение труппы — Сергей Боровых в партии Жана де Бриена вовремя спасали и надёжно поддерживали героиню, хотя для обоих каверзная прыжковая партия не оказалась выигрышной.

Полина Ланцева (Булдакова) и Булган Рэнцэндорж до премьеры выглядели главным аргументом в пользу постановки «Раймонды» — обе балерины, находящиеся в зените карьеры, кажутся предназначенными именно для этого типа хореографии Петипа. С текстом справились обе, но так же обе оказались обескураживающе монотонными в бесконечных переливах вариаций. Раймонде не досталось ни бесконечной ласковости, нежности и тепла, которые обычно отличают героинь Ланцевой, ни чёткой динамики, артикулированной звонкости и ясности духа Рэнцэндорж. Возможно, в этом виноват дефицит времени на подготовку, который ощущался во всех элементах спектакля.

Образ весёлого светского двора и его юной повелительницы на этот раз рождался не на сцене — в оркестровой яме. Вероятно, оркестру под управлением Петра Белякина тоже было тесновато в сжатой яме пермского театра, но в зале ощущалось привольное широкое дыхание Глазунова и красочность его музыкальных «шпалер», которые хочется визуализировать в танце.