Евгения Пастухова

журналист

---

«В политике нельзя доводить ситуацию до состояния выжженной пустыни»

Бывший «политический» вице-губернатор края Николай Яшин — о компромиссах, будущей предвыборной кампании, администрации Дмитрия Махонина и конфликтах на местном уровне

25 января 2021 г.

Поделиться

Твитнуть

— Николай Арсеньевич, вас считают одним из самых успешных политических менеджеров в истории края, гением компромисса. В чём секрет?

— Дело в том, что каждому времени соответствует свой стиль ведения дел. Когда я работал, компромисс был одним из эффективных приёмов ведения деятельности. Политической, в первую очередь. Потому что в то время политическое поле было многообразным, акторов было много. Это создавало достаточно яркую и сложную картину. Действовать с позиции силы тогда было, конечно, возможно, и целый ряд регионов придерживались такой тактики, но не совсем эффективно. Всегда проще договориться, найти компромиссы и двигаться вперёд, потому что война требует больших ресурсов. Ей надо уделять слишком много времени, и на созидание сил уже не остаётся. Тем более в политике нельзя доводить ситуацию до состояния выжженной пустыни. Потому что в пустыне уже ничего не растёт вообще.

— А что важно теперь?

— Эффективность в выполнении политических задач, поставленных администрацией президента. Можно иметь нулевые темпы развития экономики, находиться в третьем-четвёртом десятке регионов по росту заработной платы и т. д. Но если ты не выполнишь установки, связанные с формированием политического поля и управлением политическими процессами, то риски многократно возрастают.

— Почему компромисс не может быть инструментом?

— Сегодня правила игры на федеральном уровне поменялись. Механизмы, которые использует федеральный центр, фактически исключают такие понятия, как компромисс, или он используется крайне редко. Общий настрой всё равно формирует подходы. И эти подходы волей-неволей начинают закладываться в поведенческую модель. Кроме того, в регионах уже существуют силы, которые непосредственно подчиняются только федеральному центру, имеют свой взгляд на проблемы и могут вмешаться в самых непредвиденных ситуациях. Поэтому многие сегодня исходят из позиции, что если не достиг результата и пошёл на компромисс, значит, показал свою слабость.

— Есть ещё какие-то особенности внутренней политики тогда и сейчас?

— В то время субъекты были на порядок более самостоятельными — начиная с вопросов формирования политического поля и заканчивая экономической политикой. Целый ряд субъектов шли своим путём, «выторговывая» определённые условия у федерального центра. И с федеральным центром тогда многие вопросы можно было обсуждать, дискутировать. Была серьёзная возможность если не повлиять на решение, то хотя бы частично скорректировать подходы. А сейчас этого нет.

Сегодня все решения и все финансовые ресурсы сконцентрированы на федеральном уровне. И субъекты лишаются очень многих стимулов. Например, наш край. Ежегодно, меняя принципы формирования бюджета, федеральный центр в лице Минфина постоянно увеличивает долю средств, которую забирает у региона. Можно развивать производство, прилагать усилия к экономии бюджетных средств, но в итоге ты всё равно ничего от этого не получаешь. Поэтому сегодня глубоко дотационные регионы ведут себя более спокойно.

— Вы говорите, что нельзя доводить до состояния пустыни. А до какого можно?

— Дело в том, что у людей должно оставаться хотя бы формальное право выбора. Невозможно привести их к одному знаменателю, когда 99% голосуют за единый блок коммунистов и беспартийных. С учётом того, что сегодня интересы у социальных групп разные, неизбежно, что и политические предпочтения могут быть разными. Люди по-разному видят развитие своей страны, и это тоже право каждого человека. Значит, им надо дать возможность опереться на ту силу, которая больше подходит для личного отношения к жизни и к политике. Когда такого права лишают, растёт пассивность и безразличие. Все же изучали диалектику и читали Гегеля — конфликты всё равно являются источником развития. И об этом говорит весь ход мировой истории.

— Сразу вспоминаются три конфликта в крае, где ни о каком развитии речь не идёт: Александровск, Пермский район, конфликт с владельцем холдинга «Сатурн-Р» Александром Репиным. Вот если бы — теоретически — краевая администрация спросила вас, как их решить, что бы вы посоветовали?

— Администрация сама справляется с поставленными задачами. А вообще конфликты на уровне местного самоуправления всегда имеют одну причину. Сегодня большинство муниципальных образований не имеют источников собственного развития, от слова совсем. И основными драйверами экономики в территориях являются бюджеты. Тот, кто контролирует бюджет, во многом определяет функционирование финансово-хозяйственной деятельности. Борьба всегда идёт вокруг контроля за бюджетными средствами.

Почему сегодня ушли от выборов на местном уровне? Потому что это стало некомфортно. Новая администрация всегда перенаправляет финансовые потоки. Но и назначение глав не изменило этой природы. То есть когда сохраняется определённая преемственность, ситуация остаётся более-менее стабильной. Как только люди чувствуют угрозу своим экономическим интересам, она обостряется. И чем сильнее экономические интересы, тем острее конфликт. Почему мы часто говорим об очень сложных конфликтах в крупных муниципальных образованиях? Потому что там они и цену другую имеют.

— В Александровске-то что делить? Долги машзавода?

— В том числе и их. Но многое определяет запущенность ситуации. И в Александровске она дошла до черты, когда компромисс невозможен. Люди начинают биться, практически переходя любые границы.

— Все пошли на принцип? Ни шагу назад, за нами Москва?

— В Александровске — уже да. А в Пермском районе слишком высокая концентрация интересов. Не только депутатов и жителей Пермского района, но и собственно пермского бизнеса. Эта точка всегда была непростой. А сейчас все понимают, что идёт смена парадигмы — так, как раньше, не останется. Борьба за наследство всегда самая сложная.

— Проблема в том, что Александр Павлович [Кузнецов, бывший глава Пермского района] не хочет наследство отдавать.

— Это понятно. Сегодня если ты не можешь удерживать ситуацию в своих руках, ты должен отдать её в руки, которые тебя не обидят. Законы-то все понятные. Что тут можно советовать администрации? Да справятся они с этой задачей. По таким ситуациям, как Пермский район, конечно, самым оптимальным вариантом будет компромисс, который не то чтобы устроил всех, это невозможно. Но прийти к решению, которое, условно, устраивает 51%, можно. И с этого времени всё пойдёт нормально.

— А с Репиным? Он вообще опасен?

— Нисколько не опасен. Репин пошёл в игры, связанные со своим бизнесом. Он сам, своими руками, создаёт себе сложности. Надо выполнять обязательства, которые на себя взял. Все же понимают: ну подписал соглашение [о передаче школы в ЖК «Арсенал»] с городом не Репин, а бывший директор [ООО «СМУ №3 Сатурн-Р» Николай Кирюхин]. Но не мог он его подписать, минуя совет директоров и его председателя. Где вы видели, чтобы сделка дороже 1 млрд руб. совершалась без решения совета директоров? Не бывает чудес на свете.

Ну не хочешь ты отдавать миллиард. Тогда ты должен чётко понимать, что раз ты не выполнил свои обязательства перед городом, то и город тебе ничего не должен. Обещание бизнесмена перед любыми партнёрами должно становиться законом. Тем более договор в письменном виде, растиражированный СМИ. Тебе дали возможность повысить этажность, сделать ту плотность, которая для бизнеса выгодна. Так выполняй свои обязательства.

— Обсуждается вариант, что в Госдуме на праймериз возможно наличие двух сильных единороссов. Мне кажется, такая ситуация создаст противоречие на местах. Главы запутаются, на кого работать-то? А вдруг они отдадут весь свой ресурс одному, а потом что-то пойдёт не так?

— Праймериз на то и праймериз, что из партийцев выбирают наиболее сильного. Это вопрос организационных и финансовых возможностей кандидатов. Просто так взять и победить на праймериз невозможно, надо под это дело провести работу. И для руководителей партии эта работа является залогом того, что этот кандидат и на выборах сможет что-то организовать. У него есть финансовый ресурс, есть команда.

А с главами всё просто. Они будут действовать так, как им скажет губернатор. Поэтому вопрос административного ресурса в рамках открытых праймериз имеет очень большое значение. Но при этом не определяющее. Дальше начинает действовать ещё и партийная составляющая, актив депутата, финансовый ресурс, который тоже может быть задействован.

— На прошлых выборах к этому времени уже были примерно понятны контуры кампании. Люди понимали, где, кому и к чему готовиться. В этом году никакой конкретики нет вообще. Это сознательное затягивание, «чтобы никто не догадался»?

— Есть субъективные и объективные причины. Во-первых, сказался ковид, который отвлёк внимание администраторов на всей цепочке. Во-вторых, экономика, которую надо было не уронить так сильно, чтобы потом было тяжело подниматься. В-третьих, политические процессы, которые сегодня не до конца сформулированы на федеральном уровне. Сегодня существуют два сценария: в Госдуме должны сохраниться четыре существующие партии или должны появиться две—четыре новых. Кроме того, сказываются рейтинговые проблемы «Единой России» — это тоже требует иного формирования выборной кампании.

И пока не будет окончательного решения на федеральном уровне, местный уровень не сможет сформировать повестку до конца. Но сказать о том, что сегодня политические администраторы этим делом не занимаются, я не могу. Они сегодня фактически часть вопросов уже решили. И активная работа тех или других кандидатов в округах — это же не случайные вещи. За этой активностью видны политические решения.

— Вы были политическим советником у бывшего губернатора Максима Решетникова. Он слушал ваши советы?

— Советником я не был. У нас с Решетниковым были старые отношения. Когда у него была необходимость, он мог переговорить со мной. Но решения всегда принимал он. Поэтому я не могу сказать, что я был каким-то советником, который системно занимался проблемами. Больше так, про жизнь.

— Политический блок Решетникова тогда упрекали в слабости, но претензии к политическому блоку Махонина сейчас звучат в кулуарах гораздо чаще и, скажем так, острее. Вы их разделяете?

— Что такое политический блок Решетникова? Это же не администрация губернатора. Это [политтехнолог Леонид] Давыдов со своими ресурсами. Он был главным действующим лицом в формировании политики Пермского края. Все остальные были инструментами. Давыдов — достаточно квалифицированный политтехнолог, опытный, имеющий доступ к информации в администрации президента, своеобразный, понимающий, где надо обострить ситуацию (часто неоправданно, но для придания большей своей роли). Где-то он умело использовал инсайдерскую информацию. И поэтому заранее формировал процессы.

У сегодняшней администрации другой принцип функционирования. Основные решения принимаются на уровне администрации губернатора. В любом случае людям нужно некоторое время для того, чтобы в конце концов на каких-то ошибках научиться принимать оптимальные решения. В то же время сегодня работа администрации идёт в экстремальных условиях. Пока федеральный центр не построит всю систему, ты вынужден готовиться к двум-трём разным сценариям, потому что иначе ты попадёшь в цейтнот. Вот это сложная политическая задача.

Есть ещё одна проблема — у нас в крае очень мало квалифицированных политтехнологов. И они не могут появиться на ровном месте: нет конкурентных кампаний. В администрации президента есть порядка 30 действующих групп политтехнологов, но пермских среди них нет. Поэтому в рамках грядущих кампаний краю придётся достаточно сложно: задачи, которые стоят, невозможно решить только одними административными методами. Их надо усиливать определённой работой, которую способны вести профессионалы. И это тоже повышает риски непредсказуемости результата. У нас же, помимо Госдумы, проходят ещё выборы в Законодательное собрание и гордуму.

— В 2016 году условия были ещё сложнее, но удалось же решить поставленные задачи?

— Тогда всё было элементарно. Определённые люди (блок Дмитрия Скриванова. — Ред.) неправильно сформировали цель. Для того чтобы иметь влияние в Пермском крае, надо было выполнить простую задачу — набрать блокирующий пакет в заксобрании в 25% и всё. Планка в 50% и не меньше требует, во-первых, иных алгоритмов, а во-вторых, надо понимать, что сегодня никто такого просто не позволит. Ситуация была искажена подходом — им надо было и в гордуму, и самому выбраться, и в ЗС получить 50%. В итоге сил и ресурсов ни на что не хватило.

— Вы согласны с тезисом, что цена мандата — любого, хоть в гордуму, — сегодня возрастает, потому что все депутаты станут участниками большого трансфера?

— Совершенно не согласен. Ситуация, связанная с Законодательным собранием, вообще к этому никакого отношения не имеет. ЗС сегодня — это выражение интересов социально-экономических групп, которые действуют в Пермском крае. Мощных региональных групп у нас фактически нет. И потому те же самые хозяйственники, которым интересно сегодня выстраивать отношения с губернатором и с бюджетом, сами проявляют инициативу и идут. И они будут играть по общим правилам, управляемым и понятным. Что касается Госдумы, то там всё решает узкая группа людей, а не отдельно взятый депутат. А политические вопросы вообще обсуждаются не в думе.

— Значит, этот тезис просто придумали политтехнологи.

— Для повышения своих ставок, не более того. Ничего по сравнению с предыдущими ситуациями не меняется. Они надеются, что какие-то промышленные группы усилят своё влияние в думе. Да не дадут им этого сделать. Там всё будет понятно и предсказуемо. Ключевые фигуры уже получили добро. Они спокойно сидят и ждут, когда их внесут в списки на проходные места. А те, у кого ситуация до конца не решённая, сейчас проявляют активность, светятся, в том числе и в соцсетях.