«Нолан вернул в кино совершенного супергероя»

В сентябре в Перми открылись кинотеатры. Соскучившиеся по большому экрану зрители хлынули в залы робким, но стабильным потоком. Первый (утренний!) сеанс нового фильма Кристофера Нолана собрал примерно сотню человек в защитных масках, которые, впрочем, многие сняли примерно на двадцатой минуте, когда «Довод» (16+) уже вовсю гремел спецэффектами и запутывал сюжетом. С режиссёром-документалистом Ольгой Аверкиевой мы постарались разобраться, как сделан один из самых ожидаемых фильмов этой осени.

— Нолана смотреть совсем не обязательно, не смотреть — как-то неловко. На этот раз посмотреть хотелось, потому что это первый по-настоящему ожидаемый фильм после открытия кинотеатров. И что же мы увидели?

— Я смотрела не отрываясь все два с половиной часа. И все два с половиной часа я запутывалась. У меня давно сложившиеся отношения с Ноланом. Я обожаю его трилогию про Бэтмена, я люблю мрачность этого фильма, мне импонирует то, что супергерою там позволено вести себя не как супергерою. А после нолановского «Начала» я стала серьёзно относиться к ДиКаприо. Что касается «Довода», то смотреть второй раз его я не стала бы, мне было бы скучно.

— Да, слишком много трюков. За первый сеанс понимаешь, в чём их секрет, во второй раз будет уже неинтересно.

— Собственно, главный трюк в «Доводе» — это монтаж. У Нолана всегда очень «монтажное» кино. Кроме того, эффект аттракциона создаётся и сценарием. До самого финала нам не ясно, в чём причина происходящих удивительных событий и кто во всём виноват. Кое-что вообще осталось за кадром. Например, мне было бы интересно узнать, насколько назад в прошлое можно вернуться в предлагаемой в этом кино реальности. Такое чувство, что в «Доводе» так мало всего и одновременно так много всего исключительно потому, что ничего не важно.

— Важно одно. «Довод» предлагает не столько сюжет, сколько тип мышления. Персонажам и зрителям надо обучиться думать не линейно, а объёмно: так, как будто время движется в разных направлениях. Из-за этого причина событий может быть в будущем, следствие может развернуться в прошлом.

— Игры со временем давно интересуют кинематограф. Начиная от «обратной драматургии», когда история начинается с конца. Вспомним здесь «Историю Бенджамина Баттона» или «Жену путешественника во времени», где много размышляют о природе времени.

В «Доводе» интересно то, что всё кажется линейным вплоть до финала. Переворот в сознании совершается в конце, когда мы понимаем, что всё, что происходит сейчас, — это следствие будущих событий.

Дело здесь не в идее, а в драматургии. Именно она заставляет плавиться наши мозги на «Доводе». Фокус со временем состоит в элементарной перестановке сцен, который произошёл на уровне работы со сценарием. Игра с перестановками сопровождается зрелищностью, которая достигается при помощи монтажа, графики и прочего.

Ну и не будем забывать о нашей способности подвергаться влиянию и сопереживать. Когда я вышла из кинозала, у меня несколько минут сохранялось ощущение нетривиального переживания времени. Нолан меня заворожил.

— Путешествия во времени завораживают, потому что многим из нас хочется вернуться в собственное прошлое и что-то там поменять. Ах если бы я тогда не сказала то, ах если бы я тогда не поступила так, то не было бы потом того да этого… Малодушие соблазнительно.

— В «Доводе» не тот соблазн. Повторюсь, что там про далёкое будущее заговорили в самом конце. Кроме того, в фильме нет чего-то неординарно-футуристического вроде пришельцев из будущего, которые выглядят как-то необычно. В этом кино всё обыденно и, скажем так, неподалёку. Поэтому и мировая катастрофа как результат Третьей мировой войны выглядит как нечто реальное и для нас, зрителей.

Пытаться изменить собственную судьбу, вернувшись в прошлое, — это могло бы быть особенностью такой истории, в которой силён компонент личной мотивации. Мы привыкли к этому в драматургии. Человек теряет кого-то из близких и решает бороться за справедливость, как это произошло, например, с Бэтменом. В «Доводе» ничего подобного нет. Мы поставлены перед фактом: главный герой, которого все зовут Протагонистом, уже существует в системе обстоятельств, он обладает патриотизмом и идейностью по непонятной причине. И по классическим законам кино мы не должны были бы полюбить этого героя, потому что нам нечему сопереживать. Чтобы дать герою хоть какую-то личную мотивацию, появляется женщина — жена русского мафиози. Ради неё он совершает первый скачок во времени. С этого момента герой нам становится приятен. До этого Протагонист интересен нам исключительно потому, что он главный герой фильма.

— Принято считать, что фильмы такого масштаба «проговаривают время» — вбирают в себя и переосмысляют события актуальной истории. В чём, как вам кажется, своевременность «Довода»?

— Если в нём и есть актуальная повестка, то с оговоркой, что это очень американское кино, идея которого питается противостоянием с Россией, начавшемся ещё во времена «холодной войны» с СССР. История «Довода» связана с засекреченным советским городом, а главный отрицательный персонаж — русский.

Новый фильм Нолана возвращает на экран безупречного супергероя, которого давно не было в кино. С начала 2000-х режиссёрам и зрителям стали интересны такие супергерои, у которых есть какие-то слабые места. Это позволяло зрителям узнавать себя в главном персонаже и глубже сопереживать ему. Благодаря этому каждый из нас мог про себя подумать: «Я тоже могу стать таким, как он, могу стать супергероем. Протагонист в «Доводе» — это совершенный человек, в котором, кажется, нет недостатков. С ним сложно идентифицироваться. Такая позиция возвращает нас в то состояние, при котором мы перестаём верить в себя, свои силы и ждём, что нас спасёт кто-то другой. Если обобщать, то похоже, что у современного мира есть потребность верить в то, что есть некая сила, которая нас охраняет и предотвращает катастрофы. Это приятная пассивность.