«Всё происходит из любви»

— Любовь, у вас имя, которое ко многому обязывает. Несколько раз вы использовали его в ваших проектах. Например, в работе «Смотри, я вся горю», когда вы снимали на видео, как горят картонные буквы, составленные в слово «любовь». А ещё в проекте «Любовь — это всё», когда обычным людям предлагалось написать своё определение этого чувства. Что же для вас любовь сейчас, с учётом того, что вы, должно быть, особенно погружены в эту тему?

— Я не думаю, что моё имя меня обязывает к чему-то особенному. Эти две работы базировались на обычной игре слов. В проекте «Смотри, я вся горю» я нашла очень точную метафору чувству любви: как оно возникает, как вспыхивает, как долго оно может тлеть и долго сохранять теплоту.

А что касается проекта «Любовь — это всё»… Наверное, я просто тогда имя своё по-новому осознала. Когда я училась в школе, оно мне не нравилось. Мне казалось, что Люба — это грубо, а Любовь — пафосно. И только много позже я осознала красоту этого имени. Мне понравилось, что оно про чувства.

Возвращаясь к вашему вопросу о том, что такое любовь, скажу вот что. Я недавно поняла, что всё, что я делала и делаю, происходит исключительно из любви. Более того, только благодаря ей я могу делать честные, искренние проекты.

Например, мы в музее PERMM скоро будем делать фотовыставку про сложных подростков, которые учатся в школе «Уральское подворье». Я понимаю, что делаю это тоже из любви к ним. Потому что я не знаю, как по-другому делать такой сложный проект, если не любить этих ребят. Любить в этом случае — значит видеть не только их девиантное поведение, но и то, что за этим скрываются люди, хрупкие, маленькие ещё. Любовь — это определяющее, это ключевое, она даёт энергию, связь, ощущение стыковки. Без любви результат не радует.

— Я не случайно про любовь заговорила, потому что любовь — это то, что как будто исключено из современного искусства как обязательный компонент. Если у нас до сих пор постмодернизм, то это значит, что мы компилируем и мультиплицируем, но не создаём. Кажется, любви в этом нет. Есть материал для бесстрастного анализа, холодного мышления, сухого вывода, мёртвого остатка. Я мёрзну от всего этого. А вы?

— Тут нужно говорить про конкретных художников. Кто-то действует исходя из рационального отношения к миру и работает с текстами. А у кого-то, как у меня, всё происходит из любви. Например, выставка Венеры Казаровой «Когда мне больно, я смотрю на цветы», которая 1 августа открылась в PERMM, хороша тем, что мы говорим там о любви и красоте, а также о том, как эти понятия легко опошлить. Эта тотальная инсталляция на 90% состоит из бумаги. Так что я категорически не согласна с тем, что нелюбовь в постмодернизме тотальна.

Про постмодернистское искусство есть другой миф. Он состоит в том, что художники делают что-то очень сложное, непонятное и некрасивое. Сопротивление всему этому естественно, ведь любить очевидно красивое просто, а любить некрасивое — очень сложно. Современное искусство иногда действительно ставит перед людьми непростые задачи, даёт возможность нарастить прежде неведомые навыки, в частности, благодаря ему можно научиться любить мир в самых разных его проявлениях, а не только в тех, которые удобны и привычны.

— Вы хотите сказать, что современное искусство учит любви-как-работе-над-собой?

— Наверное, да, соглашусь с этим. Если есть желание над собой работать, тогда открывается много всего нового. Впрочем, я не воспринимаю это как работу. Каждый раз, когда я делаю проект, который вызывает во мне чувство любви, симпатии или тепла, я не чувствую дискомфорта, связанного с тяжким трудом.

— Вы следите за работами ваших коллег? Можете ли назвать нескольких художников, которые вам наиболее близки?

— Да, конечно, слежу. Сейчас огромное количество прекрасных художников, которые активно используют социальные сети для демонстрации своих работ. Здорово, что есть такой выбор и можно следить за мировоззрением других.

Из пермских коллег мне близок Петя Стабровский. Он работает со светом, и мы часто сотрудничаем. Мне близка его философия жизни. Он говорит, например, что без любви нельзя изменить мир.

Это мировоззрение становится прикладной концепцией, когда, например, я пытаюсь понять, почему Пермь — такой некрасивый город. Потому что люди, которые хотят его менять, его не любят. А тех, кто любит Пермь, сразу заметно. Потому что они делают очень классные места. Да, маленькие, локальные, но очень красивые, гармоничные.

Также мне близка мысль Стабровского о том, что нет плохих материалов. Например, нельзя считать, что баннер — отвратительный материал, на котором делают отвратительную рекламу. На самом деле этот ресурс просто негармонично используют, а в мире очень важна гармония.

Я вообще люблю пермских художников, потому что мы близко с ними общаемся. Мы не разобщены, а все вместе, дружим. Многие, кстати, отмечали эту особенность пермского арт-сообщества.

— Как вы ощущаете себя в пермском контексте обстоятельств? Достаточно ли вам здесь возможностей для роста, нужны ли какие-то изменения?

— Всем людям, связанным с творчеством, ресурсов в Перми не хватает, это точно. До определённого уровня мы можем всё делать сами, но для масштабной и по-настоящему мощной работы нам нужна административная поддержка. Когда художников поддерживает большая культурная институция, они чувствуют себя ценными в городе. У нас, к сожалению, ресурсов становится всё меньше. За последнее время закрылось очень много фестивалей. Оставшийся музей PERMM — это, возможно, последняя территория современного искусства в нашем городе.

— Что конкретно вы предложили бы для того, чтобы дать артистам необходимые ресурсы для развития?

— Нам не хватает сотрудничества с городской администрацией. Вместе мы могли бы, я уверена в этом, сделать много хорошего для Перми. У нас есть талантливейшие люди для этого: дизайнеры, художники… Я удивлена, что администрация не использует этот кадровый ресурс, что к нам никто не обращается, там всё делают своими силами, ориентируясь на свой вкус. Если честно, этот вкус не просто застрял в какой-то древней эпохе, его попросту не существует. Почему-то некоторые люди считают, что у них достаточно знаний и умений для того, чтобы самим решать, как и что должно быть в городе.

— Что вы имеете в виду?

— Например, городские мероприятия. Взять даже наш парад в День города — это же просто позор и убожество. За те же самые деньги можно было бы сделать гораздо лучше. Я имею в виду не только визуальное решение, но и концепцию. Такое ощущение, что в Перми горожане существуют отдельно от праздников, казалось бы для них предназначенных. Их можно было бы обогатить интерактивным форматом, начать работать с новыми смыслами.

Например, у меня с моей командой «Бюро фантастических исследований» был опыт создания благотворительной части карнавала на День города с фондом «Дедморозим», к подготовке которого присоединились жители города, подопечные фонда. Все были счастливы участвовать. Получился действительно праздник для людей, и он был создан людьми во имя добра.

Или ещё пример. Световое шествие в Самаре на фестивале «ВолгаФест», где мы с командой музея PERMM, местными детьми и родителями создали огромных светящихся рыб и без полицейского оцепления, специальных ограждений прошли весёлой толпой по набережной. И к нам присоединялись люди, был дух единения и общего счастья.

В Перми же, такое чувство, почему-то кто-то решил, что людей нужно бесконечно веселить и развлекать, не нагружая никакими смыслами, желательно развлекать так, чтобы люди были все спрятаны за забором. К тому же, к сожалению, многие убеждены, что если уродливо и пошло, то это всем понятно, а если тонко, гармонично, то это якобы непонятно.

— Пермь сложно любить?

— Я люблю Пермь, но мне её очень жаль. Потому что я представляю, какой она может быть. Я вижу, сколько здесь есть возможностей для того, чтобы этот город стал уникальным, чтобы все, кто здесь живёт, могли гордиться им, а не мечтали отсюда уехать. А пока… иногда я думаю, что Пермь решила просто умереть.

Мою любовь к Перми питают проекты, которые я здесь делаю, и я вижу изменения, которые благодаря им происходят в людях. Например, в прошлом году мы открывали проект «НИИ ВСЕГО». В центре эспланады стоял огромный шатёр. Внутри него было шесть факультетов со странными названиями: факультет непонятных инструкций, факультет картонных коробок и так далее. Дети приходили что-то помастерить, а мы на самом деле через творчество помогали воплощать им их маленькие идеи в жизнь.

Например, ребёнок придумал космический корабль, который летает на фантастическом топливе, ему помогают его делать. В итоге мы слышали так много благодарностей от родителей за то, что мы помогали детям усвоить, что даже самая безумная идея может быть воплощена и что можно найти в этом помощников. Думаю, такие небольшие проекты вселяют в людей уверенность в том, что всё возможно.

Или другой пример. Как-то мы делали проект про дворы с людьми старшего возраста, для которых типично свой двор украшать: все мы видели поросят из канистр, лебедей из шин. Мы поняли, что энергии у таких людей очень много, но им нужно дать инструмент для правильного использования этой энергии. И мы его дали: есть технологии современного искусства. В итоге мы сделали несколько арт-объектов, они до сих пор существуют в городской среде.

Вот так, небольшой командой маленькими шажками, мы меняли отношение людей к двору, к городу, к искусству в целом, ведь, когда ты сам поучаствуешь в творческом процессе, искусство становится более понятным. В итоге люди начинают мыслить по-другому, критически смотреть на городское пространство, передавать это кому-то ещё.

— Как думаете, что поддерживает в вас творческий запал и любовь?

— До четырёх лет я жила на Кубе. За то время мне будто дали, знаете, батарейку, как в фильмах, огромную, с зелёной жидкостью внутри, с суперэнергией, которая до сих пор во мне есть. На Кубе была атмосфера абсолютной свободы, тепла, красоты, счастья, творчества. Там я поняла, что границы только в голове, что в принципе всё возможно. Пока жизнь это только подтверждает. Видели рядом с Камой арт-объект «Между нами вода»? Его куратор рассказывала, что она была на каком-то семинаре, где их попросили придумать максимально сложный, практически невозможный в реализации арт-объект. У неё появилась идея сделать объект настолько большой, чтобы его было видно из космоса. И вот сейчас эту надпись видно на Google Maps.