Борис Мильграм

Борис Мильграм

художественный руководитель Пермского академического Театра-Театра

Стой! Лев Толстой*

Анна Каренина как мост между поколениями

Поделиться

О том, что Стоппард пишет сценарий для Голливуда по «Анне Карениной», я знал давно. Стоппард сказал мне об этом, когда мы встречались в Москве, чтобы обсудить его пьесу, которую ставил в нашем театре Майкл Хант. Конечно, мне было ужасно интересно, что это будет. Но я и не предполагал, что в результате увижу.

В мае прошлого года Золотарь выпустил в Театре-Театре «Анну Каренину». Много можно говорить о том, что мне не подошло в этом спектакле, но самое главное — мне понравился замысел постановки. Золотарь попытался рассказать произведение Толстого в картинках. То что называется комиксом — история в единстве повествования и визуального действия. Поясню: он пошёл не по пути реалистического рассказа, когда есть персонажи, между ними связи, связи создают сюжет, целую жизнь и так далее. Он «нарисовал» живые картинки: они складывают сюжет, из сюжета вырастают связи между персонажами, и всё это должно было бы стать захватывающей, чувственной историей...

Но Золотарь всё-таки не до конца осмыслил этот свой замечательный ход: его сюжет, на мой взгляд, крайне несовершенен, поэтому и те, кто любит Льва Толстого, сильно сопротивляются нашей «Анне Карениной».

Анна Каренина

Кадр из фильма "Анна Каренина", режиссёр Джон Райт

Наконец вышла «Анна Каренина», снятая Джо Райтом по сценарию Тома Стоппарда, с блистательной Кирой Найтли. Фильм меня пленил. Он поразительный. А самым поразительным для меня в нём было то, что Стоппард с Райтом рассказали историю Анны в тех же приёмах, что и Золотарь. Они тоже сделали своего рода комикс, или рассказ в картинках.

Есть нечто знаковое для нашего времени в том, что абсолютно разные художники одновременно и независимо друг от друга подошли к одному и тому же классическому материалу одним и тем же путём. Конечно, такой морфологический параллелизм неслучаен.

Комиксы прочно обосновались в массовой культуре ещё в XIX веке, но кино и театр не часто припадали к этим источникам. Если в кино какие-то попытки и были, то в театре — почти никогда. Золотарь в этом способе рассказа, на мой взгляд, во многом новатор. А Стоппард с Райтом создали в этом ключе и просто шедевр: внутри их «картинок» не только существует осмысленный сюжет, но и возникают мощные чувственные связи.

Фильм перенасыщен реминисценциями. Огромное наслаждение считывать намёки на полотна Венецианова, работы Лансере, других русских художников, которые так щедро процитированы там. Улавливать в музыке Маринелли темы русской музыкальной классики. И всё сделано так тонко, красиво, вкусно…

Действие в английской «Анне» происходит внутри театра. Это не реальная, а выдуманная театральная жизнь, где каждая мелочь играет. Например, Китти приходит на бал. Она появляется откуда-то из закулисья, как будто бы пространство театрального зала превращено в бальный зал. У входа — два лакея. У одного штаны безупречно подтянуты, у другого — нарочито нет. Не заметить это невозможно. «Фирменный» стиль этого кино определяют невероятно остроумные, ироничные и точные детали.

Фильм я смотрел с детьми. Обсуждали мы его потом несколько дней. Моя жена Ира (она кино не видела), заинтригованная нашими бурными эмоциями, тоже поспешила сходить на «Анну». Но моих восторгов не разделила. Я тогда ещё подумал: «Наверное, я преувеличил его достоинства. Интересно, если посмотреть «Анну Каренину» второй раз, то вызовет ли у меня эта история снова такой же восторг?» Было опасение, что нет. Ведь я уже оценил этот невероятный ход, придуманный и блестяще воплощённый его создателями. Чего ещё ждать?

Но я рискнул. Я пошёл на «Анну» второй раз и чуть не умер от счастья. Оказалось, что, когда ты всё уже знаешь про течение фильма и тебе не надо следить за его поворотами, ты попадаешь в совершенно потрясающий мир, который ведёт тебя какими-то своими путями к чувственному пониманию того, что есть для мировой культуры Толстой и его «Анна Каренина».

Основной персонаж Толстого, как бозон Хиггса, всегда находится за чертой мыслимого. Его феномен возникает в движениях, переплетениях и взаимодействиях всего, что есть в романе: всех его слов и мыслей, ощущений и переживаний, знаков и звуков, пустот и длиннот…

Чтобы помыслить Анну, мне надо было посмотреть картину второй раз. Теперь я понимаю, что с удовольствием посмотрел бы этот фильм и в третий раз, потому что это кино — бесконечный источник смыслов. При всей своей простоте он сложен. При всей своей сложности — прост.

История Анны — это не рассказ о конкретной женщине. Точнее, не только рассказ о конкретной женщине. История Анны у Толстого несёт в себе тот разрушительный огонь, ту страсть, тот конфликт, что есть практически в каждом человеке. Только мы, обычные люди, пытаемся, как правило, это начало в себе подавить, потому что понимаем, что оно ведёт к самому краю: туда, где с одной стороны жизнь, которой хочется наслаждаться и радоваться, а с другой — смерть. Большинство людей слушают голос здравого смысла. Но в природе человека заложен и другой мотив — таинственный, непостижимый. Он заставляет идти наперекор, бросать вызов, сжигать мосты, чтобы овладеть жизнью, постигнуть свои возможности, утвердить в этом мире себя и своё.

Ведь понимала же Ева, когда рвала яблоко, что обрекает себя и весь свой род на большие неприятности, но не удержалась, сорвала. У переступившего черту неминуемо возникает разлад между телом и духом. И вот уже невозможно править, как кораблём в бурю, собственной жизнью, и остаётся одно — броситься на рифы, освободив чистый дух. «Анна Каренина» — страстный рассказ о человеке вообще, о том, что прячется в каждом из нас независимо от национальности и вероисповедания.

Толстой, Достоевский, Чехов — авторы мира. Да и вообще вся русская литература, как никакая другая, погружена в тайны человеческой души. Почему это происходит? Возможно, потому что для России как государства человек никогда не был ценностью. Тем сильнее русским писателям хотелось понять человека и его место в мире. Тем глубже они проникали в тот экзистенциальный конфликт, что существует между обыденной жизнью человека и его богоданностью.

У каждой эпохи своя структура мышления. Молодому поколению мир точно видится совсем не таким, каким его представляем себе мы, родившиеся в двадцатом столетии. Сегодняшние мальчики и девочки получили в наследство мощный ресурс: благодаря современным технологиям они могут одним движением пальца менять «картинки» не только внутри себя, но и вовне. У них другое восприятие — более динамичное, очень визуальное, многомерное. Но если им, привыкшим «чирикать в твиттере», дать роман «Анна Каренина» в руки и сказать: «Прочти, там много интересного написано», — вряд ли они на это пойдут. Тяжёлый массив сплошного текста — без гаджетов и виджетов — скорее испугает молодёжь, чем привлечёт. Из этого, правда, совсем не следует, что нынешним молодым и юным не дано понять величие и глубину русской классики. Дано. Они могут понимать и чувствовать, как мы, то же, что мы, в унисон с нами. Только их путь к этому лежит через другой порт.

Этот порт существует — и в новом английском фильме «Анна Каренина», и в спектакле «Анна Каренина» Золотаря есть попытка нашего поколения передать поколению юному свой взгляд на Толстого в понятной для него системе координат.

Меня могут спросить: значит, молодым не надо читать Толстого? Конечно, надо! Но посмотрев этот фильм или спектакль, кто-то из них, убеждён, сам возьмёт в руки книгу.

Для меня важно, что Стоппард, Райт и Золотарь слышат время. Каждый по-своему. И каждый по-своему ищет для вечных смыслов новый тип речи.

Наше поколение тоже так или иначе переводило на свой язык античность и Ренессанс. Без перевода диалога между разными временами и культурами не возникнет.

* Стих Полины С., 4 года

Специально для журнала «Компаньон Magazine»

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться